В ожидании зимы. Черный ельник

— Какое изобилие? — засмеялась скрипучим смехом Никифоровна. — Ой, не могу! Ой, помру сейчас от смеха!

— И чего смешного? — обиделась продавщица.

— Написано там совсем другое, — утирая слезы рукавом, ответила носатая. — «Налево пойдешь — сласть да любвеобилие Гостидрага Драгомиловича отыщешь».

Мы переглянулись. Ничего себе изобилие! Танька вжала голову в плечи и спряталась за Зинку.

— Нет, так не пойдет. Никаких сластей Драгомиловича нам не надобно, — она показала старухе кулак. — И не подходи к нам! Быстро двери открыла, зараза старая, иначе придушу!

— Сейчас, сейчас, голубки… Открою… — усмехнулась Никифоровна. Она потянулась к стене, что-то заскрипело, ухнуло и мы полетели вниз, царапая руки о шершавую поверхность.

21

Приземлившись на что-то мягкое, я мысленно поблагодарила Бога, что все мои легколомающиеся места остались целы. Пощупав руками мягкую подушку, я поняла, что это мох.

— Девочки, вы здесь? — крикнула я в темноту, и мой голос прозвучал, будто из пустого глубокого колодца.

— Здесь… — ответила мне Зина, а за ней отозвались и Марьяша с Танькой. Это уже хорошо. Мы вместе и все живы.

— Итак, нас засунули в какую-то местную тюрьму, правильно? — я попыталась мыслить логически. — Ну… не тюрьму, а место, где содержаться пленницы…

— Темница, — ответила Зинка. — Это называется — темница. Оль, ну ты, правда, сказки не читала?

— Читала! — огрызнулась я в темноту. — Просто это было давно! Я же не могу помнить такие мелочи!

— Девки, давайте лучше думать о том, как выбраться, — встряла в наш диалог Марьяша. — Какая разница как это называется?!

— Не выберетесь вы отсюда… — незнакомый голос прозвучал откуда-то сбоку и мы испуганно замолчали. — Наверх только в сетке выбраться можно.

— А ты кто? — спросила я, вглядываясь в темноту, от которой перед глазами прыгали звездочки.

— Не я, а мы! Так утопленницы, кто еще?! Вы что ли не такие?! — раздраженно поинтересовалась незнакомка. — Какие-то непонятливые…

И тут во мраке с характерным щелчком блеснула искра, потом вторая и вскоре затрепетал слабый голубоватый огонек. Танька держала в руке зажигалку.

— Откуда? — Марьяша удивленно моргнула, щуря глаза.

— Покуриваю. Так похудеть охота, а не получается… — вздохнула продавщица. — Вычитала, что когда куришь, жрать не хочеться.

— Дура, — сделала я вывод и вдруг вспомнила, что здесь кроме нас находятся утопленницы. Мой взгляд метнулся в самый темный угол. Три силуэта расплывались во мраке серым пятном, от которого веяло могильным холодом.

Я осторожно приблизилась к ним и спросила:

— Что вы здесь делаете?

— То же, что и вы. Ждем, когда нас к Гостидрагу Драгомиловичу поведут… — удивленно произнесла одна из девушек. — Неужто вам ничего не говорили?

— А кто этот Гостридраг Драгомилович? — Зинка подошла ко мне. — И зачем ему столько женщин?

— Так водяной это местный, — ответила девушка с длинными волосами, заплетенными в косу. — Уж очень он любит баб с моста к себе забирать. Нравится ему иметь их как петуху кур.

— Это тот толстый, что балалаечниц слушал? — догадалась Марьяша. — Аж подпрыгивал!

— Он и есть! — закивали девушки.

— Обойдется! — Зинка показала куда-то вверх кулак. — Ты смотри, султан Сулейман голожопый!

— А я считаю лучше так, чем в неизвестность! — язвительно сказала одна из трех девушек. — Сидишь себе в красивых чертогах, шелковые платья меняешь… Чем не жизнь? Да мечта и не иначе!

— У нас разные понятия о хорошей жизни, — фыркнула Танька, а потом, понизив голос, спросила: — А водяной мужчина видный?

— Ой, ну не знаю… — утопленница дернула плечиками. — Мне, например, и при жизни мужчины в теле нравились… Так что, каждому своё.

В заточении мы просидели не меньше двух часов. Я уже замерзла, хотелось есть, по нам бегали насекомые и Марьяша постоянно испуганно вздрагивала, отгоняя их от себя.

— Вы слышите? — она подняла голову, прислушиваясь. — Свист какой-то…

— Это сетка опускается! — утопленница выскочила из своего угла. — За девками Драгомилович послал!

Мы вовремя успели отскочить в сторону, потому что сверху рухнула крепкая сеть, похожая на невод.

— Теплые на выход! — прозвучал сверху скрипучий голос старухи. — Шевелитесь!

— Как это теплые? Вы живые что ли?! — удивилась утопленница. — Ничего себе поворот!

Недолго думая мы забрались в сетку. Главное выбраться наверх, а там уже разберемся. Она с трудом поползла наверх, волоча наши далеко не тощие тела, и когда перед глазами замаячил край ямы, в которую нас закинули, раздался знакомый голос:

— Ну что, охололи? Теперь по-другому запоете?

Зинка первая выбралась из сетки. И уже было потянулась к старой грымзе, как та отскочила в сторону и погрозила нам кулаком.

— Если снова станете кочевряжиться, позову коряжников, они вас быстро уму-разуму научат!

— Тихо ты! — остановила Зину Марьяша. — Не будем перечить ей! На волю выйдем, потом!

Старуха долго наблюдала за нами и когда поняла, что мы не собираемся гарцевать и сопротивляться, довольно сказала:

— А теперь за мной идите. Одеваться будем.

Она завела нас в маленькую комнатушку, в которой не было ни единого угла, и указала на лавку у стены.

— Садитесь!

Мы присели, а она закопошилась в огромном сундуке, расписанном диковинными цветами. Оттуда начали вылетать какие-то вещи, образуя разноцветный ворох на полу.

Буквально через полчаса наша внешность изменилась кардинально. Сарафаны в пол, рубахи с пышными рукавами, сафьяновые сапожки и самое главное — высокие кокошники с подвесками из бисера и жемчуга. Четыре Василисы Чудаковастых были готовы к встрече с любвеобильным Гостидрагом Драгомиловичем.

Появились уродливые коряжники и поволокли нас из дуба прочь, предварительно связав руки.

Водяной так и сидел на берегу, уныло стегая веточкой воду. Балалаечниц уже не было и на озере орали лишь заполошные лягушки, а он тоскливо запевал:

— Меня девки в гости звали, А я в гости не пошел. Пиджачишка на мне рваный И карасик небольшо-о-ой…

— Хозяин, теплые девки прибыли! — отчитался один из коряжников. — Сейчас желаете осмотреть?