В паутине чужих заклинаний

— Вы и об этом договорились? — усмехнулась я.

— Линди, ты не ужинала сегодня, — напомнила Эмми. — Дитрих, между прочим, даже не предложил нас куда-нибудь сводить. Просто довел до твоей квартиры и попрощался, выразив сожаление. Наверное, рассчитывал, что кормить его будешь ты.

— У Дитриха, между прочим, сейчас серьезные проблемы, — резко ответила я. — И он не напрашивался ко мне на ужин.

— Хорошо-хорошо, — Эмми замахала руками как ветряная мельница, — не будем его обсуждать. Совсем не будем. Но к Штефану ты сходишь?

— Да. Чем быстрее мы поговорим, тем лучше.

Хорошо, что идти пришлось недалеко. От восхвалений Штефана меня начинало подташнивать, а Эмми не унималась и находила все новые и новые положительные качества в этом замечательном иноре. Этак скоро они покроют его с ног до головы настолько, что настоящего человека под слоем этой позолоты и не разглядеть.

Штефан сидел за столиком, чуть ссутулившись. Подбородком он упирался в сомкнутые в замок руки, локтями — в стол. Видеть его таким было непривычно, он всегда тщательно следил за своим видом и поведением. Даже сказал как-то, что не может себе позволить выглядеть плохо — это бросит тень на репутацию Гарма, на службе которого он состоит. Моего прихода он не заметил, полностью сосредоточившись на бокале, стоящем перед ним. Полном бокале красного вина.

— Добрый вечер, Штефан.

— Линда, здравствуй!

Он оживился, подскочил, выдвинул стул, чтобы меня усадить. А только лишь я села, сразу всунул в руки карту блюд. Но я не торопилась ее открывать.

— Штефан, я пришла сюда не есть.

— Линда, что за разговор может быть на голодный желудок? — чуть просительно сказал он. — Ты настроена против меня. Тебе надо немного успокоиться. Давай просто посидим, как раньше.

К нам уже устремился официант с блокнотом, готовый принять заказ. Но сейчас меня еда волновала в последнюю очередь, поэтому я просто ткнула в первый попавшийся салат. Даже если не понравится — ничего страшного, есть я все равно не хотела. Официант разочарованно предлагал варианты более подходящих для ужина блюд, но так ничего от меня и не добился и покинул нас с горьким сожалением на лице.

— Штефан, почему ты ни разу не сказал, что вы с инорой Вернер — родственники?

— Да какие мы родственники? — недовольно ответил он. — Так, одно название. Мы с ней не общались.

— Почему?

— Линда, какая разница, почему мы с ней не общались? — на удивление раздраженно ответил Штефан. — При чем тут она вообще? Речь сейчас идет о нас с тобой, а не о погибшей иноре, которая была мне какой-то там родственницей.

— Не какой-то там, а троюродной сестрой.

— Линда, мне не было до нее никакого дела. Она для меня совершенно посторонний человек, понимаешь? Зачем бы я стал поддерживать с ней отношения?

— Кровное родство, — напомнила я.

— Линда, а ты сама будешь поддерживать отношения с детьми своего отца от второй жены? — вкрадчиво спросил Штефан.

— Близкие — вряд ли, — честно призналась я. — Но и бегать от них не буду.

— Я не бегал, — возмутился Штефан. — Мне нечего было ее бояться или чего-то стыдиться.

И слова его прозвучали так странно, что с языка слетело, прежде чем я успела подумать:

— А ей?

ГЛАВА 16

После ужина в кафе Штефан вызвался меня проводить. Возможно, он рассчитывал на волшебную силу привычки или воспоминаний — сколько раз мы уже так бродили по городу, и каждый раз эти прогулки заканчивались поцелуями у меня дома. Когда мы вставали из-за стола и он предложил мне руку, меня охватило странное ощущение — словно события последних месяцев мне просто пригрезились, инора Вернер жива, а Штефан — самый необходимый мне инор. Такой уверенный, такой надежный, такой знакомы и близкий…

— Линда, ты так странно на меня смотришь.

Удивительно, но звук его голоса привел меня в себя, иллюзии развеялись как не бывало, и снова пришло понимание — все, что было, в прошлом и осталось. А тот инор, который стоит сейчас со мной рядом, хоть и знакомый, но совсем чужой. Он остался в той части моей жизни, которую уже никогда не вернуть.

— Извини, Штефан, я задумалась, — улыбнулась я.

— То, что задумалась, — это уже хорошо, — улыбнулся он в ответ. — А то мне показалось, что ты разучилась это делать. Живешь на эмоциях, ими и руководствуешься. Так нельзя, Линда. Нельзя из-за обиды перечеркивать полностью жизнь, и твою, и мою.

— Штефан, я на тебя не обижаюсь.

— У нас все по-прежнему?

— Смотря что ты под этим прежним подразумеваешь, — осторожно ответила я. — Между нами все закончилось, думаю, даже до того, как ты сказал про это Эмми.

— Линда, я был уверен, что ты уже забыла о моей оплошности, — с досадой сказал он. — Как могло что-то закончиться только потому, что я ляпнул глупость?

Мы как раз вышли из кафе, поэтому я остановилась и сказала:

— А оно закончилось совсем не из-за этого, Штефан. Не надо меня провожать.

— Но я буду волноваться, как ты дошла, — возразил он.

— Не беспокойтесь, инор, я прослежу, чтобы с ней ничего не случилось, — насмешливо сказал Дитрих.

Его появление меня не обрадовало, напротив — насторожило. Получается, он за мной следит? Но обдумать это у меня не получилось, поскольку Штефан напрягся, сжал мою руку, довольно болезненно сжал, даже не осознавая этого, и зло сказал:

— Это с вами, инор Хартман, ничего не случится? Шли бы вы дальше по своим делам.

— Не вам мне советовать, инор Эггер, — не переставая улыбаться, ответил Дитрих. — Да и дел у меня на сегодня больше нет. Лицензию-то у меня отозвали.

— В самом деле? Вот незадача, — с деланым сочувствием сказал Штефан. — С чего бы это у такого законопослушного инора отзывать лицензию? Ума не приложу.

— А ума вы вообще никуда не прикладываете, — любезно сообщил ему Дитрих. — Инорита же вам ясно сказала, что не хочет, чтобы вы ее провожали. К чему навязываться?

Я чувствовала себя костью, из-за которой грызутся два уличных пса. Ощущения усиливались еще и из-за того, что держал меня Штефан жестко, ничуть не думая, что его хватка может причинять мне какие-то неудобства. И отпускать не собирался. Мне показалось, что сейчас я для него была вообще намного менее важна, чем соперник.

— Иноры, — резко сказала я, — не надо из-за меня выяснять отношения. Мне это неприятно. Штефан, отпусти меня, мне больно, и на руке останется синяк.

Он дернулся, но мою руку отпустил.

— Извини, Линда, не заметил.

— Конечно, где уж тут замечать инориту рядом с собой, — опять съехидничал Дитрих. — У вас же более важные вещи есть.

Богиня, зачем он это делает? Зачем выводит из себя Штефана? Я пожалела, что попросила меня отпустить. В руках бывшего жениха начал собираться белесый пульсирующий комок. Его лицо было бледным от ярости, и очень было похоже, что сейчас он никого, кроме Дитриха, не замечал. Да и Дитриха замечал лишь постольку, поскольку хотел его убить. Ярость на лице Штефана казалась какой-то животной, всепоглощающей, искажающей черты лица до неузнаваемости. Это было так неожиданно, так страшно, так не похоже на того инора, с которым я встречалась, что я испуганно закричала. Он вздрогнул, опомнился, и смертельное плетение развеялось, оставив после себя лишь несколько крупных причудливых снежинок. Одна села на лацкан пиджака Дитриха и тут же растаяла. Еще несколько кружились передо мной, и я следила за их полетом как зачарованная. Тишина, давящая на уши, закончилась резко, и на меня обрушились уличные звуки. Громкие, четкие и совершенно неестественные.