В плену королевских пристрастий

— Нет, не отдам, и не проси больше! И хватить ошиваться рядом с нами. Он чувствует тебя, поэтому и сбежал, — Грегор взял обрывок ремня из рук девочки и сердито посмотрел на нее, — И можешь не надеяться, не сбежит он больше. Я глаз с него не спущу, а дома на цепи сидеть будет. Цепь-то он уж не порвет.

— Может и не порвет, но он погибнет на ней, — печально проговорила девочка.

— Хватит беды на его голову накликивать, лучше помолись о том, чтоб не погиб он, и побыстрее ко мне привык. В любом случае другого хозяина у него не будет. Он уже не твой. Поэтому возвращайся в монастырь и забудь о нем.

Девочка ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула и, понурив голову, ушла. Пес проводил ее тоскливым взглядом.

Деверь Клементины озадаченно посмотрел на Грегора, — Суров ты, Грегор. Девчонка тебе пса вернула, а ты не только не поблагодарил, а даже отчитал ее за это…

— И правильно сделал, — вступила в разговор Клементина, — этим нищим попрошайкам только дай повод, и на шею сядут… Пусть радуется, что Христа ради в монастыре держат, так нет, ей еще собаку подавай… и упертая какая… сказали же, что не отдадут, так нет опять: "Отдайте, Христа ради".

Несмотря на то, что Клементина поддержала его, Грегору стало как-то не по себе. Он понимал, что несправедливо обошелся с девочкой. Так сердито он поговорил с ней, только из-за того, что злился на себя за собственную непредусмотрительность, и за то, что отказывать ей ему было достаточно сложно. Чувствовалось в девочке что-то такое, что Грегор даже словами описать не мог. Словно была в ней какая-то скрытая сила, которую она могла использовать, но не использовала, а лишь по-доброму просила.

Стараясь не показать то, что совестится собственного поведения, Грегор нарочито резко дернул пса:

— Пошли, больше ты свою бывшую хозяйку не увидишь.

Он действительно еще одну ночь, которую они провели в дороге просидел рядом с псом, не смыкая глаз, а придя домой, первым делом посадил пса на цепь, оставшуюся после прежней собаки. Жена и старший сын вышли посмотреть собаку, потом вынесли ему полную миску мяса. Пес посмотрел на миску, потом безучастно лег и даже морду от еды отвернул.

— Больного что ль какого привел? — испуганно спросила жена и повернулась к сыну, пытающемуся впихнуть в рот псу кусок мяса, — Не трогай его, Арни, вдруг заразный какой пес…

— Не волнуйся, Римма, никакой он не больной и не заразный. По хозяйке прежней тоскует, она ровесница примерно Арни нашему, и видать любила пса очень, вот и привязался он к ней сильно. Но ничего, поймет, что деваться некуда, отойдет и привыкнет.

— Что ж продала тогда пса, раз любила? — Арни с интересом посмотрел на отца.

— Она не продавала, она в монастыре живет, а там нельзя собак держать. Вот мне пса и отдали.

— Она что монахиня? — удивленно спросила жена.

— Нет, просто живет там.

— Нищенка что ли? — Арни презрительно хмыкнул.

— Не знаю, — Грегор пожал плечами, — может нищенка и сирота, Христа ради там живущая, а может и нет… Хотя если б был у нее из родителей кто, разве б в горный монастырь дочь отдали бы… Нет. Явно сирота.

— Понятно, — Арни вновь наклонился к псу и, подобрав кусок мяса, который тот выплюнул, опять вложил ему в рот, — Как его зовут, пап?

— Малыш.

— Ничего себе Малыш, — Арни хихикнул, — Громадина такой… Я его Громобоем назову, нет лучше Громитом… Пап, а он не злой совсем… Только вот мясо не ест, выплевывает…

— Ничего, Арни, попривыкнет он к нам и начнет есть. Ты только не обижай его.

Однако прошло несколько дней, а пес так и не стал есть. Он целыми днями безучастно лежал во дворе, прикрыв глаза. Кошки и птицы таскали мясо из миски, что стояла у него прямо перед носом, но он даже не шевелился.

— Слушай, Грегор, — жена подошла к нему утром воскресенья, перед тем как идти в церковь, — что-то кажется мне, что пес твой не жилец… Может, снял бы ты с него цепь, даже если сбежит, все лучше, чем тут сдохнет…

— Римма, — раздраженно заметил Грегор, — ну чего этот вопрос перед обедней-то поднимать? Из церкви придем, посмотрим… может, и сниму… А чем о псе толковать, ты вон, лучше Николке рубашку переодела бы, а то он уже чем-то рукав весь измазал, — он кивнул на младшего сына трех лет.

— Ой, и правда, — жена подхватила малыша на руки, — И когда же ты успел, постреленок? Пошли-ка скорее переодеваться.

Всю дорогу до церкви Грегор обдумывал слова жены, но понимал, что если сейчас даже выпустит пса, у того вряд ли хватит сил дойти до монастыря.

На службе он никак не мог сосредоточится на молитвах, в голове все прокручивались все его разговоры и с девочкой и с монахиней. "Надо было отдать пса девчонке" — занозой сидело в голове. "Ладно, что теперь-то об этом думать" — он мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли, и чтобы отвлечься от них стал наблюдать за прихожанами. И тут он увидел бывшую хозяйку пса. Она, потупив взгляд, тихо стояла в самом дальнем углу церкви и, судя по ее отрешенному виду, усердно молилась.

"Надо попросить ее покормить пса, вряд ли она откажет" — решил Грегор и после службы подошел к девочке.

— Здравствуй, — поздоровался он с ней.

— Здравствуйте, — ответила девочка.

— Не хочешь спросить, как поживает пес? — спросил он ее.

Девочка чуть склонила голову и испытующе посмотрела на него, — Я так понимаю, что плохо, иначе бы Вы не подошли ко мне.

— Ты правильно понимаешь, — кивнул Грегор, — Может, сходишь покормишь его?

— Хорошо, — тут же согласилась девочка и следом за ним подошла к стоявшим чуть в отдалении жене и двум сыновьям Грегора.

Он кивнул им на нее:

— Познакомьтесь, это бывшая хозяйка нашего голодающего пса.

— Здравствуйте, меня Алиной зовут, — кивнула им девочка.

— Здравствуй, — кивнула ей в ответ жена Грегора, — меня Риммой зовут, а это Николка и Арни, — она рукой указала на сыновей.

Николка тоже пролепетал — Здластву.

А Арни, посмотрев на девочку в скромном и темном монашеском платье, лишь презрительно хмыкнул и отвернулся.

Они все вместе прошли во двор дома, и пес, лежавший во дворе тут же вскочил и бросился к девочке, потом распластался у ее ног и отчаянно молотя хвостом, тихо заскулил.