В плену королевских пристрастий

— Ничего не лучше. К нам люди заходят, могут напугаться, если увидят собаку без цепи. А мне это ни к чему. Я же не буду всем объяснять, что не бросится он. А если буду, молва пойдет, что не охранник у меня, а так, видимость одна. Так что и думать об этом забудь. И запомни, ты пообещала мне его не спускать.

Ночью Грегор проснулся от какого-то шума во дворе и хриплого рычания. Схватив фонарь и топор, он выскочил во двор. В углу двора, злобно рыча, и роя лапами землю от бессилия, бился на цепи Малыш, пытаясь дотянуться до чего-то в темноте двора. Грегор, перехватив топор поудобнее, бросился туда. В то же мгновение в сторону от него метнулась чья-то тень. Поняв, что может не догнать, того, кто решил бежать. Грегор бросился к псу и, рванув ошейник, спустил его с цепи. Пес бросился вслед убегающему и в момент, когда тот уже перелезал через забор, прыгнул и вцепился ему в спину. Вскрикнув, тот повалился на землю, а пес, отпрыгнув на мгновение, набросился на него вновь, пытаясь схватить за горло. Упавший закричал и прикрыл руками шею, пытаясь закрыть горло от страшных клыков пса.

— Оставь, Малыш, — прикрикнул на пса Грегор, — Нельзя!

Однако пес не обратил ни малейшего внимания на его окрик и в следующее мгновение Грегор понял почему. В неверном свете своего фонаря он увидел лежащую без движения на земле Алину. Ему стало ясно, отчего пес бился в бессильной ярости, и почему теперь, когда он добрался до обидчика своей хозяйки, остановить его будет очень непросто.

В это время во двор выбежали работники, кто с вилами, кто с топором, и замерли с фонарями в руках, не зная, что делать, и лишь наблюдая, как пес рвет руки своей жертвы, пытаясь добраться до шеи.

Грегор не стал больше пытаться остановить пса. Он поставил фонарь на землю рядом с лежавшей девочкой и, склонившись над ней, приподнял ее голову. На ее шее виднелись отчетливые синяки, было похоже, что ее душили, однако сейчас она еле заметно дышала.

— Алина…

Грегор осторожно похлопал ее по щеке, и она тихо застонав, открыла глаза.

— Как ты, девочка?

— Он сбежал? — еле слышно, прошептала она.

— Ну что ты. Его твой Малыш сейчас ест. Скоро сожрет совсем, — Грегор усмехнулся, — Слышь, орет как?

Алина вздрогнула, приподнялась и, собравшись с силами, громко и отчетливо приказала, — Малыш, нельзя!

В то же мгновение пес разжал хватку и замер над поверженным врагом, лишь грозным рычанием обозначая, что подняться ему, без приказа хозяйки не позволит.

— Ты что же не позвала никого? — Грегор осторожно усадил Алину.

— Я увидела его, когда он уже из дома выбирался. Если бы я кричала, он бы сбежать успел. Он знал, где цепь у Малыша кончается… Я хотела заставить его поближе к нему подойти, но сил у меня не хватило…

— Что ж твой Малыш не лаял?

— Он никогда не лает. В монастыре лаять нельзя.

— Ну спустила бы его тогда… Зачем самой-то было лезть?

— Как я могла? — девочка недоуменно посмотрела на него, — Я же пообещала, что не спущу.

— Да уж… — только и смог проговорить Грегор.

В это время из дома с фонарем выбежала Римма и метнулась к ним:

— Господи, что тут у вас произошло?

— Да вот, вора поймали, — Грегор кивнул на скорчившегося на земле и тихо стонущего человека, с разодранных рук которого текла кровь, и рядом с которым замер ощетинившийся Малыш.

— И что он украл?

— Не знаю еще.

— Вон, мешок его валяется, — кто-то из рабочих кивнул на лежащий у забора мешок.

Грегор подошел к мешку, поднял, развязал и даже присвистнул от неожиданности:

— Да уж, женушка… тут и твоя шкатулочка и все мои деньги… Знатного мы, видать, вора поймали.

— Может помочь ему? — несмело спросила Римма, глядя на окровавленные руки пойманного вора, — а то вон как пес ему руки погрыз… помрет еще…

— Да ему руки вообще откусить не помешало бы… нечего тебе с ним возиться, с ним работники займутся.

— А они смогут? — Римма недоверчиво взглянула на мужа.

— А чего тут мочь? Замотают ему руки чем-нибудь, чтоб кровь остановить, и свяжут покрепче, а с утра пораньше я его к графу отвезу, и пусть у него в подвалах с ним разбираются. Лечить ему руки надо или вообще по самую шею отрубить. Ты вон, девочке лучше помоги, он чуть не придушил ее

— Он душил тебя? — Римма испуганно склонилась к Алине, — ой, бедненькая моя, синяки-то на шее у тебя какие… пойдем скорее, мазью намажу тебе. У меня есть мазь на травах, старушка мне одна дала, синяки враз проходят, пойдем скорее, моя хорошая, — Римма помогла Алине подняться и увела в дом.

На следующий день, в то время, когда Грегор повез пойманного вора к графу, к ним пришла Климентина.

— Здравствуй, соседка, муж-то твой где?

— Здравствуй, — кивнула ей Римма, — Муж к графу уехал. Вора мы ночью поймали, вот он его к графу и повез.

— Вора? — удивленно переспросила Клементина, — И что он у вас украл?

— Да не смог ничего украсть, поймали его мы, вон пес наш поймал, чуть не сожрал бедолагу, — усмехнулась Римма.

— Ну и дела, — Климентина с опаской посмотрела на спокойно лежавшего в тени большого дерева Малыша, — А с виду и не скажешь, что злой он. Недаром значит, Грегор его из монастыря-то взял. Кстати, когда он вернется-то теперь?

— Да к вечеру обещал быть.

— Рим, как вернется он, скажи ему, что я просила, чтоб он прям сегодня ко мне зашел. Бычок у меня захромал, а муж тоже уехал, вот мне срочно решить надо: резать его или как… Пусть посмотрит его и скажет, и коли резать, то может и купит он его у меня на мясо.

— Хорошо, скажу, — кивнула Римма, и Клементина, поблагодарив ее, ушла.

Вечером вернувшийся от графа Грегор, узнав, что его просила зайти жена сапожника, отправился к ней.

Клементина встретила его, одетая в нарядное, праздничное платье, все в огромных красных маках, которое красиво оттеняло ее большие темные глаза и черные волосы.

— Ну ты и вырядилась, соседка. Ждешь кого-то что ли?

— Жду… — с преддыханием ответила Климентина, и Грегор утонул в бездне ее томного взгляда.

— И кого же? — тряхнув головой, чтоб избавиться от наваждения, спросил он.

— Тебя, — соседка шагнула ближе к нему и взяла за руку, — Пойдем.

Грегору показалось, что он погружается в какой-то липкий туман. Его охватило чувство нереальности всего происходящего и, держа ее за руку, он пошел следом за ней в сарай в самом конце ее двора. Ее улыбка, взгляд и запах каких-то трав, что окутывал ее, рождали в его душе безумное желание обладать ею.

В сарае царила полутьма и еще сильнее пахло какими-то травами и цветами. Однако, несмотря на то, что у него даже кружилась голова от переизбытка клокотавших внутри него чувств, Грегор попытался взять себя в руки и, стараясь не смотреть на Климентину, хрипло спросил, еле ворочая, пересохшим от возбуждения языком: — И где же бычок твой?

— Ты так торопишься увидеть его… Спешишь куда-то что ли? — Климентина подалась вся к нему. Грудь ее высоко вздымалась от глубокого и прерывистого дыхания, а взгляд уволакивал в темную бездну греховных желаний.