В плену лживого солнца

– Но тебя, я смотрю, тоже что-то заботит, – глянул Лебедев на его сгорбленную спину. – Или мне показалось?

Ситник упёр в подбородок сдвоенные кулаки.

– Я вот всё думаю… что мы тогда выпустили, а, профессор?

– О чём ты? – нахмурился тот.

– Кто-то шарился ночью в подземелье.

– Опять?!

– Угум. Уже после того, как вы обнаружили там пенал с инструментом. Рабочие сказали, доски, которыми прикрыли колодец, лежат не так, как их оставили. Как будто их сдвинули. А вокруг следы.

– Какие следы? От ботинок или…

От нехорошей догадки профессор замер. В уме одно за другое начало что-то цепляться: белые точки суетливой мошкары, отклонившаяся камера и сухие фигуры с длинными лапами.

– Да непонятно. Заметённые. Замести их пытались.

– Замести следы… – пробормотал учёный. Образы в голове рассыпались на отдельные фрагменты. – Час от часу! – бросил он в сердцах и с досадой хлопнул себя по тщедушной коленке.

____________________

[9] Калапархасские шакалы – вымышленные существа, крупные пустынные хищники; по внешнему виду напоминают нечто среднее между обычными шакалами и гиенами.

Во второй половине дня

Ситник внёс уточнённые данные в будущий проект, сунул планшет под мышку и направился от колодца к лагерю. На перевёрнутом ведре между древним городом и стоянкой сидел Лебедев и что-то записывал в блокнот. Вадим подошёл к профессору, когда со стороны лабиринта послышались голоса. С раскопа шла партия рабочих. Молодой учёный заметил среди подручных и специалистов раскрасневшуюся от жары, довольную Лин. С некоторых пор племянница Лебедева с головой погрузилась в работу и пребывала в прекрасном расположении духа.

В этот момент что-то с гудением врезалось Вадиму в шею. Хлопнув себя ладонью, он почувствовал под пальцами нечто жёстко-колючее и истеричными движениями принялся это нечто смахивать. Крупное насекомое с агрессивно-ярким жёлтым рисунком на узких чёрных крыльях слетело к ногам Ситника и под его удивлённым взглядом быстро зарылось в песок.

Как только группа прошла мимо, профессор вздохнул.

– Я без понятия, что здесь происходит, – произнёс он тускло, следя за погружением солнечного диска в остывающее рыжее море. – Подождём возвращения полиции. Кто знает, может, скоро всё прояснится. – Он встал, одёрнул рубаху и положил ладонь на плечо Вадиму. – Пойдём, все уже, наверное, собрались на ужин.

И пошёл к лагерю. Потирая неприятно зудящий участок шеи, Ситник отправился следом. Между шатром с инвентарём и профессорским стояла Лин и набирала воду из бака. На губах Вадима появилась улыбка. Но тут же увяла. Приотставший от своей группы рабочий подошёл к племяннице профессора и подмигнул.

«Да что он себе позволяет!» – вспыхнул Ситник.

Пижонистый молодчик тем временем принял из рук Алины кружку и сделал несколько глотков. Вылив остатки воды себе на макушку, он помотал головой, разметав брызги и вызвав у девушки короткий смешок.

«Выпендрёжник хренов!»

Выпендрёжника окликнули товарищи. Вернув кружку, он что-то сказал Лин (она кивнула, заставив Вадима пропустить вдох) и отправился догонять идущую на отдых компанию.

Заметив Вадима, девушка простодушно улыбнулась, помахала рукой и скрылась за пологом шатра.

Над пустыней склонилась ночь – лунная, светлая, ясная. Полная таинственного шёпота и далёких отзвуков тревожного африканского тамтама. Ночь, когда призраки покидают свою обитель, свой холодный сонный мир, и выходят на встречу с миром живых. Ночь, когда приподнимается занавес над хрупкой границей сна и яви, и та становится тонка и прозрачна, готовая вот-вот порваться.

Мрачная тень скользит по молочно-синим барханам, взбирается на песчаные холмы, змеёй крадётся между палатками, тянется щупальцами по лицам спящих, хищно дрожит над лагерем и уплывает прочь с первыми лучами рассвета.

Никто не остановит зло, пришедшее в несчастный мир, заплутавший в собственных страхах. Никто не станет сопротивляться смертельному яду, что сочится капля за каплей с обоюдоострого меча безумия и опадает на землю, пропитанную кровью невинных и отравленную ложью тысячелетий.

Глава 6

Над бескрайним простором дрожало марево нагретого воздуха. В жарком мире песка и камней гудели древние барханы, исполняя органную мелодию одной ноты под управлением маэстро ветра. Взвихряя верхушки жёлто-рыжих холмов, вольный странник играючи скатывал вниз податливые сыпучие волны, лёгким дыханием овевал тело, касался кожи, перебирал тонкими пальцами волосы. И улетал прочь, оставляя усталого путника один на один с беспощадной пустыней.

Увязая в мягких песках, человек с трудом переставлял ноги. Не позволяя себе отклониться в сторону ни на шаг, он шёл к недосягаемо далёкому горизонту, куда медленно опускался полыхающий шар солнца. И только, когда за краем земли исчез последний оранжевый отблеск, путник остановился.

Ногам передался лёгкий толчок. Глубоко в недрах земли зарождалась стихия.

И неожиданно перед человеком дрогнула земля, всколыхнув облако бурой пыли. Налетевший ветер поднялся рыжим вихрем, образуя круговорот. Взвыл грозно, неудержимо, опасно. Вибрация разошлась по пустыне и от разверстой воронки кругами разбежалась волны. Движение остановилась у самых ног…

Затаив дыхание и не смея шевельнуться, путник смотрел, как, осыпаясь песчаным каскадом, перед ним восстаёт остроконечный сияющий исполин. На маленького человека враз навалилась тяжесть. Спеленала и обездвижила. Придавила, точно неподъёмная плита саркофага.

Сар-ко-фа-га…

Умирающий дневной свет сменили густые синие сумерки. Вечерние потёмки – душная тьма подземелья. Путник огляделся. По щербатым ступеням бродили зыбкие чернильные тени. Массивные врата с таинственной золотой вязью бесшумно отворялись внутрь. Отворялись… отворялись…

Леденящий мрак наблюдал из тьмы за маленьким человеком. Он ждал. Долго и терпеливо. И, выбираясь наружу, полз по древним стенам с печатью безжалостного времени.

Холод кольнул пальцы, проник в мышцы, пробрал до костей. Затрудняясь вдохнуть сдавленной страхом грудью, путник кое-как нашёл в себе силы отступить на шаг. Ещё… на один…

Ступив пяткой в предательскую яму, он нелепо взмахнул руками и, с силой зажмурившись, упал навзничь!..

Кожей ощущая опасность, тут же открыл глаза.

И всё для того, чтобы не пропустить. Чтобы встретить надвигающийся ужас…

Над ним мерцали холодные звёзды. Вздрогнув, парень подхватился и вытаращился в пугающую тьму.

Ночь. Холод. Тишина. И сонный лагерь. В груди слабо трепыхалось сердце, всё ещё зажатое в тиски пережитого кошмара. Неповоротливый язык тряпкой прилип к нёбу.