В подполье можно встретить только крыс

– Нет было. Только не в том графике, что Вы рассматривали, а в том, что в моем сейфе лежал.

И тут я рассказал ему о той "тройной бухгалтерии", которую я устроил с графиком. Он от души посмеялся и спросил: "Значит боялись, что можете сорваться?"

– Не то, чтобы боялся, но не хотел лишних дерганий со стороны начальства. И боялся твердо пообещать то, в чем сам не был уверен - Бугульму. Конечно, если бы я Вас так знал, как сейчас, то посоветовался бы. В график бы тоже не включал, но рассказать о своем намерении рассказал бы.

– За это спасибо, - растроганно сказал он.

После поездки я ушел в дела по организации батальона.

Несколько раз Померанцев приглашал меня к себе домой. Я здоровался с его женой и сыном и удалялся с хозяином в его кабинет, заполненный книгами и различными техническими самоделками. Была у него и небольшая мастерская, с токарным станком и набором инструментов. Там он и выполнял свои самоделки. Во время таких встреч мы много говорили. В обычное же время встречаться почти не приходилось. Между комендантом УР'а и командиром саперного батальона слишком большая дистанция. Потом произошли перемены. В УР прибыла дивизия. Та самая, о которой говорил Померанцев, Но только, как часто у нас делается, там, где это не нужно, затеяли рационализацию. Не дивизия прибыла на усиление УР'а, как это должно было быть, а дивизией поглотили УР. Должность командира дивизией совместили с должностью коменданта УР'а, должность дивизионного инженера с должностью начальника инженеров укрепленного района и т. д., во всех службах. А пулеметно-артиллерийские батальоны УР'а подчинили полкам прибывшей дивизии. В общем, создали организацию, совершенно неприспособленную для ведения боя за укрепленный район. И при том отдали это дело в руки людей не только без УР'овского опыта, но и не понимающих сути боевых действий на долговременных укрепленных рубежах.

Командир прибывшей 13-ой стрелковой дивизии - комбриг Вишнеревский весьма добросовестный человек, никогда даже толком не слышал об укрепленном районе. К тому же он принадлежал к числу тех, - кому постоянно выражалось в Красной Армии недоверие - офицер старой армии, беспартийный, выходец из "нетрудовой среды" - и которые, в виду этого, не стремились проявлять инициативу и брать на себя ответственность, особенно в делах малознакомых. Померанцев, который, в связи с освобождением от должности, отзывался на учебу в Академию Генерального Штаба, до отъезда стремился хоть немного "поднатаскать" Вишнеревского. С утра до ночи ездил он с ним по УР'у. показывая и рассказывая. Но в УР'е, чтобы его понять и прочувствовать, надо поработать. И надо иметь помощников, знающих УР, особенно по военноинженерному делу. А у Вишнеревского весь штаб, все начальники служб, все командиры частей с полевой выучкой.

Когда я пришел проститься с Померанцевым перед его отъездом из Минска, он сказал: "Очень трудно будет Вишнеревскому. Не дай Бог война в близком времени. Да и без войны нелегко. Особенно теперь, когда ошибаться стало так опасно".

Последнюю фразу можно рассматривать, пожалуй, как первое и последнее политическое высказывание Померанцева. Это была несомненная реакция на недавний расстрел группы Тухачевского, Уборевича, Якира и начавшиеся аресты их сослуживцев. Но до меня это замечание тогда не дошло. Мне хотя и не было понятно, зачем людям, стоящим на вершине власти, идти в услужение к иностранным разведкам, но что они пошли на это, я верил. Померанцев же, видимо, понимал, если и не в полном объеме того, что произошло фактически, но достаточно определенно, что полетят еще многие головы.

– Хуже всего, - продолжал Померанцев, - Вишнеревскому будет с инженерной службой. Он привык, что дивизионному инженеру можно и никаких указаний не давать, тот и сам знает что делать. А УР, в мирное время, прежде всего инженерная служба, а в войну - огонь и тоже инженерная служба. Вишнеревский этого не понимает. Его дивизионный инженер - Васильев - совершенно непригоден для руководства инженерным делом в УР'е. Его еще можно было бы терпеть как ни во что не вмешивающегося начальника инженеров УР'а, если б его заместитель начальник технического отдела - был на высоте, но ведь Шалаев - пустое место. Я Вишнеревскому предлагал добиться оставить еще хотя бы на год Загорулько. Но тот получил выгодное назначение, и пока Вишнеревский колебался - просить или не просить - укатил к новому месту службы. Я предложил Вишнеревскому взять Вас, но он снова колеблется.

Мы тепло попрощались, и Померанцев вместе с женой и сыном укатил в Москву. Уже когда он садился в машину, я сказал ему: "Мастерскую "технических усовершенствований" я все же создам". Но обещание это осталось не выполненным. Слишком крепко тряхнула нас судьба в ближайшие годы.

Грустно мне было сознавать, что нет больше в УР'е этого умного и доброго собеседника и друга, что нельзя, когда тяжко, сходить посоветоваться с ним или просто "отвести душу". К тому же тогда был не только Померанцев, но и Загорулько. С последним дружеских отношений у меня не было, но с ним приятно было общаться по службе. Умелый и остроумный, он знал прекрасно дело и мог дать и полезный совет и твердое указание что и как делать. Васильев невысокий добродушный толстячок - ничего посоветовать не мог. Он был лишь номинальный начинж. Он не придирался ни к чему и работать не мешал, но говорить о деле, особенно когда требуется твердое и определенное решение, было абсолютно бесполезно. Вот только один пример.

Когда мы объезжали укрепрайон с Померанцевым, я спросил у последнего когда мы приехали в Плешевницы: "А с правым флангом сделали что-нибудь? Я перед отъездом писал Загорулько, что правый фланг висит в воздухе".

– Да, Загорулько мне докладывал. Писали в округ, но денег на новое строительство не получили. Так и до сих пор висит.

Мы объехали этот район. Между фланговыми огневыми точками УР'а и болотистой поймой реки Березина промежуток около шести километров прекрасной для действий всех родов войск местности. В общем, чтобы обеспечить фланг, требовалось посадить еще два батальонных района УР'а. Когда мы возвратились, Померанцев дал указание Загорулько, и вскоре была отправлена заявка начинжу БВО на средства для строительства двух батрайонов. Я рассказал об этом Васильеву и посоветовал дать задание техническому отделу провести детальную проработку двух батальонных районов, одновременно представив повторную заявку в округ. Ни того, ни другого Васильев не сделал.

Стоило ему только заикнуться об этом, как начальник технического отдела Шалаев с иронией сказал: "Это Вам Григоренко посоветовал? Это его "идея фикс" еще с 1933 года. УР проектировали умные люди в генштабе, границы УР'а точно определены. УР построен. А теперь находятся люди, желающие прирастить фланги. И конца таким желаниям не будет. Григоренко удалось убедить Померанцева, но даже и он ничего не добился, т. к. дело это липовое". И Васильев, сам на месте не побывав и не посмотрев, соглашается с Шалаевым. Весной 1937 года Васильева, одним из первых в 13-ой дивизии, арестовали. Чем помешал этот очень простой и добрый человек мне просто трудно представить. Но факт остается фактом, дивизионная контрразведка сообщила, что он "арестован как враг народа". Я получил назначение на место Васильева. Пошел представился Вишнеревскому и спустился вниз - в управление начальника инженеров - принимать дела. Во входных дверях сталкиваюсь "нос к носу". Ба, знакомое лицо! Черняев - тот самый "захудалый" солдатик, который прислуживал Гаврилу Петровичу в санбате. Только вид совсем иной. Новенькая, по фигуре офицерская шинель. На петлицах по прямоугольнику (по шпале).

– Каким образом?
– Спрашиваю я, оглядывая его.

– А я здесь в Управлении начальника инженеров оперуполномоченным контрразведки. Я хотел бы зайти к Вам.

– Я еще дел не принял. Ничего Вам сказать не могу.

– Но зато я Вам могу кое-что сказать, что будет Вам полезно знать перед вступлением в должность.

– Ну пойдемте.

Ничего полезного, как я и предполагал, он сказать не мог. Он говорил о бдительности, неоднократно подчеркивая, что первый враг народа обнаружен именно в управлении начальника инженеров. Он так напирал на это, что у меня невольно возникла мысль: не ты ли сам организовал этот арест и теперь собой любуешься. А он воистину любовался, явно бравировал своим положением и даже намекал довольно прозрачно на то, что я теперь завишу от него больше, чем зависел он от меня в батальоне. Пришел он явно за тем, чтобы насладиться своим положением и очень гордился собой. Но я недолго терпел.

– У Вас ничего больше нет ко мне?
– Спросил я сухо.

Он смутился: "Да все... я только... хотел... предупредить..."

– Спасибо за предупреждение и советы, но у меня сейчас много работы. До свидания.

Когда он удалился, я пошел к Шалаеву: "Как дело с Плещеницкими батрайонами?" - Шалаев начал заикаясь говорить что-то невнятное. Я перебил: "Возьмитесь сами лично за проработку этого проекта. Привлеките весь отдел, работайте хоть круглосуточно, но послезавтра к 9 часам чтоб основные данные были у меня на столе. Я надеюсь в 10 выехать в Смоленск для личного доклада начальнику инженеров".

После этого, захватив карту Плещеницкого участка, я снова пошел к Вишнеревскому. Он, как общевойсковик, сразу понял опасность открытого фланга. Не будучи УР'овцем, он при первом знакомстве с картой УР'а не придал значения этому.

– Я думал, - сказал он, - что к нашим флангам будут примыкать фланги соседей.

– Нет, УР'ы создаются на важных операционных направлениях. Их задача в том и состоит, чтобы не допустить развития наступления противника на таких направлениях. Прочной обороной мы вынуждаем противника искать фланги и пытаться обойти их. УР к этому должен быть готов и обязан принять меры для противодействия обходу флангов. И наш план обороны предусматривает это. Я думаю, что предпринятый противником обход нами будет отбит и при нынешнем положении. Но зачем позволять противнику совершать обход фланга по благоприятной местности. Пусть идет по лесисто-болотистой пойме Березины или перелезает на ту сторону реки.