В погоне за счастьем

— Ты же собиралась стать гуманисткой? Когда, если не сейчас! — подталкиваю в домашней "пижаме" по коридору в направлении выхода.

— Верховцев, да дай мне хоть переодеться, — стонет, упираясь в бочину ногами.

— И мы пойдем искать кошку? — проговариваю, точно заигрывая.

— Тогда уж кота, — заявляет упрямо.

— Кота, — дублирую сладко протягивая.

— Кота, — кивает в ответ.

— Или всё-таки кошку? — нависаю, прижимая её спину к стене. Захватываю подбородок меж пальцев, плавно приподнимая его немного вверх. К губам. Глазам. К себе.

— Ответ, полученный под действием пыток… — сглатывает, облизывая пересохшие губы, — не является приближенным к действительности, — продолжает цитировать уголовный кодекс, в своё время зазубренный мною до дыр.

Прохожусь языком по её бесконтрольной улыбке. Раскрываю губы, всасывая их в себя одну за другой. Наблюдая за тем как опускаются вниз её отяжелевшие веки.

— И всё же кота или кошку? — шепчу, плавно играя языком в её ушной раковине.

— Кота, — едва слышно произносит в ответ, продолжая стоять на своём.

Приподнимаю вверх, позволяя обхватить за плечи, оторвав от пола кончики пальцев. Фиксирую её ноги на бедрах, разворачивая в воздухе диаметрально первоначальному маршруту. Унося к двери, ведущей в спальню. Проговаривая, меж поцелуев, что покрывают её скулы, щеки и губы:

— Умница, Куська. Я тоже за то, чтобы первый был мальчик

Глава 14

Макс

вечер следующего дня.

— Молодой человек, — томно произносит склонившаяся над моим столиком блондинка, концентрируя взгляд на слишком уж правильных чертах её лица. Сияющего на солнце будто у фарфоровой куклы. Такую случайно зацепишь локтем, того и гляди разобьётся. И в миг настигает желание держаться от подобного "совершенства" и вовсе подальше.

— Не найдется ли у вас закурить? — проговаривает неспешно, оголяя в оскале неестественно белые зубки.

— Не курю, — выдаю сухо, не задерживая прямой взгляд.

— Очень зря, — усмехается, без спроса присаживаясь на свободное место. — Так чем же вы себя развлекаете, Максим Игоревич, в столь длительном ожидании той, что ещё даже не вышла с работы? — уточняет с лукавой улыбкой, мгновенно переходя на хлесткий, безэмоциональный тон, — Готовишь речь о том насколько она тебе дорога или триаду о искренности настоящей дружбы между мужчиной и женщиной. Ищешь в истории факты поддержания на плаву этого мифа, которому в реальном времени способствует разве что штамп в паспорте, или же, как в нашей ситуации, наличие неприодалимого расстаяния, сводящего на нет возможность заняться сексом друг с другом.

— Подытоживая всё вышесказанное, милая леди, я бы осмелился заметить, что ваше присутствие здесь констатирует тот факт, что женской дружбы также не существует, — выдаю ровно, срывая с её губ короткий звонкий смешок.
– Но заяви я об этом более громогласно и прямо, навряд ли бы вы однозначно с этим утверждением согласились.

— Безусловно, — заявляет едко и грубо девушка, пойманная врасплох. — Я здесь как раз потому, что она существует. А тебе бы следовало принять моё появление как знак свыше. И убраться подальше, или как минимум сместиться в сторонку, пока здесь не объявился Верховцев. Потому как, если мгновение назад его идея разговора с тобой казалась мне вполне сносной, то сейчас… Чёрт! В общем девушкам свойственно иметь возможность передумать! И, заметь, это нормально! Покалечите ещё друг друга, а крайней по обыденности выйду я!

— А с чего я вообще должен иметь желание его покалечить? — усмехаюсь чужой обостренной фантазии, покачивая головой.

— Вообще-то он парень Лики, — недоуменно хлопает глазками, хмуря невысокий лоб.

— Это не делает его более привлекательным в моих глазах, но и не вызывает желания за это убить, — хмыкаю, возможно порядком обманывая в этом себя.

— То есть как? — заходится ещё более ошарашенно. — Это типо ты её к нему совсем не ревнуешь? — нападает с обвинениями, готовая устроить сама разгромную сцену, на глазах у озирающейся в нашу сторону публики.

— Животрепещущий вопрос, — неспешно качаю головой, ощутимо выводя её из себя. — Тебе то от моего ответа какой прок?

— Вот бесишь же не на шутку, — фыркает с нескрываемой неприязнью. — Хочешь сделать людям добро, а в ответ никакой благодарности.

— Есть за что? — хмыкаю в её духе.

— Если не поторопишься поднять со стула свою задницу, то узнаешь, — парирует нервно, оглядываясь по сторонам. — У тебя в запасе ещё семь, в худшем случае пара-тройка минут, в которые я предлагаю тебе немного прогуляться в окрестностях этого места. Перекурить в сторонке, или уж высказать наедине всё, что мы с тобой сейчас друг о друге думаем. Короче сбросить напряжение перед началом весьма занимательного и, наверняка не столь уж приятного, шоу.

Предложение идти за ней следом не вызывало и доли восторга, которого ожидала моя визави. Я колебался хороший десяток минут, перед тем как принять столь непростое решение. Заметно бесил её. Обдумывал. Испытывая сродни незнакомое чувство. Нещадное, до боли реальное свербение в груди. Сродни усиленному в тысячи раз, трусливому ощущению "при покидании поля боя". Заблаговременно. До громогласных фанфар, именующих начало "той самой" битвы, к которой готовился все эти дни. Той самой встречи. Исходом которой несомненно должен был стать чей-то провал. Крах. Одной. А возможно и нескольких, из задействованных в этой истории жизней.

И вроде бы складно всё выходило в теории. Как говорится, "миру мир" и прочие в стилистике Леннона, воспевающего во всеуслышание " занимайтесь любовью, а не войной". Друг Махмед похвалил бы мою проницательность. Добродетель всегда побеждает в схватке со злом. Только инициализация " во благо себе" ведь не всегда проведена достоверно. И чёрный на деле зачастую бывает разбавленным чем- то светлым. А в самом идеальном плане, на проверку практикой, всплывают сплошные изъяны. Недочёты. Излишки чужого вмешательства. Импровизации. На фоне которой наивные убеждения незнакомой девчонки, давят на совесть похлеще любого тяжёлого груза. И пусть, используемые ею междометия, через одно, сводятся к единому " так всем будет лучше", приходится отметить, что данное утверждение имеет под собой весьма правдивую почву. Во загнул, так загнул. А стоило ли?

Вопрос " кому будет лучше?" в этот момент нами особо не обсуждался. По ситуации каждый печалился "о своем". В моём случае думать о собственном благополучии не приходилось и вовсе, но спокойствие Лики хотелось бы всё же сберечь. Всегда хотелось. Оградить от всего неизбежного. Всех. По возможности. Скрыть. Под надёжной защитой. И вопрос о корректности используемых для этого методов вновь отходил на некий задний план. Необходимо было действовать. Решительно. Сродни чувству долга. Оттого и сейчас ноги неспешно передвигались вслед за спешащей блондинкой, совершающей занятный маневр на другую сторону открытой, уличной зоны кафе.

Спустя минуту та самая девушка, сканируя взглядом местность, (не хуже киллера из крутого боевика), занимает свободный столик, скрытый от большинства других небольшим ограждением из обилия растущих поодаль цветов. Удовлетворённо кивает. Присаживается. Повторно осматривается. Бахвально бурча себе под нос:

— Ты ещё спасибо мне скажешь, когда всё это закончится.

— Не стоит переоценивать чужие способности, — поощряю чужие труды, сухо мотивируя развитие дальнейшей беседы.- Ни в жизнь никого не благодарил за несанкционированное вмешательство в свою жизнь.