В погоне за солнцем

Но проводить догорающий закат он может себе позволить.

Помедлив, Эрелайн извлек из шкафа тонконогий хрустальный бокал и бутыль красного вина. Она пылилась здесь уже, кажется, пятый год, терпеливо дожидаясь своего часа. Но гостей, которых стоило бы почтить сокровищем, не было, а сам лорд не любил вино. Разве что в такие редкие мгновения, как сейчас, ощущалось острое желание сделать пару глотков. В мгновения, когда его измученная, омертвевшая душа оживает под медовыми лучами заходящего солнца.

Крепкое, терпкое - вино пьянило одним лишь ароматом. Настоящий шедевр винодельческого мастерства. Эрелайн пригубил напиток и, повинуясь внезапному порыву, распахнул ведущую на балкон дверь из мореного дуба. Шагнул на узкую каменную полосу балкончика, пальцами сжал парапет.

Совсем не летний ветер, идущий с гор, пронизывал насквозь: забирался холодными пальцами под рубашку, трепал волосы, ласково гладил лицо. Прикосновения ледяными поцелуями обжигали кожу, почти до боли. Было отчаянно холодно, но Эрелайн отчего-то почувствовал себя счастливым и свободным, как никогда. И живым. Будто сбросил, наконец, все то, что угнетало его долгие десятилетия; заново родился в нежных, прощальных лучах солнца, в ледяном перезвоне горных кристально-чистых ветров.

Но ветер переменился и затих, и черная тень упала на замок. Поглотила Драконьи Когти, его самого, и все вокруг - и умчалась далеко вперед, к горизонту, в погоне за солнцем. Стремительная и яростная, она, казалось, нагоняла его и непременно должна была поймать, но солнце извечно опережало ее на какие-то секунды, прячась в сердце холмов, как ночной цветок смыкает лепестки при свете луны.

Радость и счастье, певшие в его сердце всего мгновение назад, ушли, оставив после себя гулкую, особенно ощутимую пустоту. Эрелайн выпрямился, встал болезненно прямо; улыбка исчезла с его вновь окаменевшего лица. Глаза потухли, и синева бескрайнего моря сменилось грозовым сумраком. Усталость, отступившая было в закатных лучах, утонувшая в свежести семи ветров, накатила с тысячекратной силой. Тяжесть долга, глухая ненависть к себе - все вернулось, а случившееся казалось минутным помешательством; видением, призрачным и эфемерным.

Было больно и обидно. И очень глупо. Как он мог поверить?.. Устремиться за мечтой, нырнуть в омут с головой, поверить в неосуществимое? Дурак. Просто дурак.

Он ведь давно смирился... давно, шестьдесят два года, месяц и два дня назад. В такой же дивный день поздней весны, наполненный смехом и улыбками, хрустальным ветром и нежностью солнца. Он умер в тот день, раз и навсегда. И незачем ворошить прошлое. То, что умерло, не вернуть.

Ветер вновь налетел, одиноким порывом захлестнув в объятиях. И шепнул, ожегши:

"Зачем тебе это, бессмертный? Долг, честь... род, который исчез прямо здесь, обагрив мрамор стен Драконьих Когтей...

Ты давно мертв, тебе не жить вновь. Никогда. Зачем ты беспокоишь живых, смущаешь их своим пустым взглядом? Воплощенная тьма, воплощенная смерть - вот что плещется в синих безднах. Зачем тебе это, Эрелайн? Шагни за край, расправь крылья - и утони в моих объятиях. Обрети покой, о котором ты молишь каждый обжигающе ясный полдень, каждое ослепительное утро.

Шагни за край..."

Бокал брызнул мириадами осколков - и они впились в ладони, испещряя тонкими порезами рукав рубашки, ладонь...

Эрелайн вздрогнул, неверяще смотря на руку. Когда, что?...

Изрезанные пальцы разжались - и осколки, обагренные кровью и вином, полетели вниз, падая хрустальным дождем, тихонько смеясь - и утонули в море колышущихся у замковых стен трав. Совершенно беззвучно.

Падают, а не летят...

...Порезы ныли, чесались и затягивались на глаза. Эрелайн взмахнул ладонью - раз, другой, - отряхнул ее о штаны, избавляясь от последних застрявших в коже осколков. Развернулся и, более не глядя на холмы и острые пики гор, вонзающихся в чернеющий край неба, пошел прочь. Дверь, впервые за много лет, яростно захлопнула за ним.

"Зачем", спрашиваешь ты? Зачем долг, на который всем наплевать? Честь, которой никто не придерживается? И дом, которого уже нет?

Дом, чьим проклятьем он стал?

Он не знает. Но должен; должен - и все тут. И отступится, лишь напоровшись на острие поющего его смерть клинка.

Глава 9

– Мы - вот здесь. До Зеленых Холмов два дня пути. Но по большаку нам нельзя, поэтому... ах ты, зараза!

Карта смялась у меня в руках, затрепетала - и хлестнула по лицу. Во взметнувшем ее порыве ветра мне отчетливо послышалось зловредное хихиканье.

Нэльвё прыснул в кулак. Камелия поспешно отвела взгляд, чтобы не рассмеяться.

– Хорош издеваться! Сами бы попробовали по такой погоде ее расправить!
– возмутился я, скрывая досаду за злостью.

– Я предлагал разобраться со всем еще в трактире, - пожал плечами Нэльвё.
– Но тебя это почему-то не устроило... не помнишь, почему? Ах, да! Я помню! Тебе не терпелось уехать!

Я гордо промолчал. Про карту я действительно вспомнил только после завтрака, когда мы уже расплачивались с трактирщиком, а задерживаться еще на полчаса-час посчитал глупым. За что теперь и расплачивался.

Чутко прислушавшись к затихшему ветру, я встряхнул и расправил сложенную вчетверо бумагу. И зорко следя за игривым проказником, доносящим нам запахи луготравья, углубился в ее изучение.

– ... по большаку нам нельзя, - как ни в чем не бывало продолжил я, проигнорировав выпад Нэльвё.
– Поэтому мы заберем влево и пойдем вдоль него, но поодаль, не доходя до Леса Тысячи Шепотов.

– А почему не по самому Лесу?
– наивно спросила Камелия. И, наморщив лобик, добавила, разбив сковавший воздух ледок паузы: - Они же тоже альвы, да? "Слышащие"?

Мы с Нэльвё переглянулись, решая, кто на этот раз примет на себя утомительную роль ментора.

"Ты же ее учитель", - всколыхнулась Грань ехидным шепотком Нэльвё. Сам он щурился на солнце, как довольный кот.

Я выразительно скривился, но крыть было нечем.

...на первый раз.

– О Слышащих, Shie-thany, говорят, что они столетиями придерживаются политики невмешательства, - мягко начал я.
– Но мне кажется, в отношении их уместнее говорить не о нейтралитете, а об изоляции. Лес Тысячи Шепотов закрыт для смертных так же, как и для иных ветвей aelvis. Поэтому и думать нечего, чтобы идти через Лес.

– А если тихонько и незаметно?
– с детской непосредственностью спросила Камелия. И звонко воскликнула: - Мы же никому не помешаем!

– Камелия, закрыт - значит закрыт. Для всех и без исключения, - под наш дружный смех беззлобно пояснил Нэльвё.
– А пробраться тайком, если ты с присущей высочайшим домам изящным слогом говорила об этом, невозможно. Лес Тысячи Шепотов охраняют не стражи, которых можно обмануть, подкупить или упросить. Его обнимает Завеса, пропускающая только желанных гостей. И тех, кого ждут.