В походе с Фиделем. 1959

На этом историческом совещании Фидель разъяснил лам, в чем состоит главное различие между крестьянством и пролетариатом Кубы: оно заключается в том, что крестьяне объединены, в то время как рабочие все еще расколоты па фракции.

Окинув взглядом все эти годы, когда у власти находилось революционное правительство, и сев за эту книгу почти четверть века спустя после описываемых событий, я думаю, что самый выдающийся подвиг, совершенный Фиделем после победы революции, — это то, что он сумел объединить рабочее движение, которое к тому времени было опасно разобщено.

Фидель продолжал говорить, что он прекрасно понимает, что в революции есть и такие задачи, которые должны решаться не органами власти, а партией.

«Но мы должпы были совершить революцию очень своеобразную, которая была делом не какой-то определенной партии. Вначале это была маленькая группка людей, поэтому можно сказать, что мы были тем стартером, который запустил гигантский двигатель народных масс. Так как сегодня в нашем государстве нет политической организации, единственное, что мы можем сделать, так это добиться того, чтобы государство располагало эффективным государственным аппаратом. В настоящее время государство является первичной организацией, основой всего (конечно, не то государство, которое мы имеем, а государство, которое мы создаем). Государство и его революционные организации. Поэтому следует повысить эффективность государственного аппарата, так как сейчас он призван сыграть ведущую роль.

Сегодня ИНРА — это своего рода политическая организация: ведь он является тем органом, который приводит в движение народные массы страны, ставя задачу завершить начатое нами дело и обеспечить его защиту. Поэтому пе стоит тратить время, чтобы выяснить, из какой партии тот или иной товарищ. Если он хороший работник, то его заслуги будут признаны; если же он барахло, то мы его вышвырнем отсюда, откуда бы он ни пришел, что бы оп ни думал и что бы он ни говорил. Для нас важно лишь то, чтобы на этого человека мы могли положиться при любых обстоятельствах. ИНРА станет гигантским аппаратом власти для проведения невиданных мобилизаций, особегшо если мы сможем организовать крестьян в общественные группы и в военные группы».

Фидель предупреждает, как опасно вооружать народ, разделенный на политические группировки.

«Я не знал об этом, но мне рассказали, что в одном районе живут 20 человек, из них 14 человек принадлежав к одной политической группе, а 6 — к другой. У каждого винтовка, и вдобавок ко всему они враждуют. Никто меня не сможет убедить, что это полезно и целесообразно. Это ведет лишь к хаосу; они начнут сражаться за власть и за лидерство, а мы не можем допустить, чтобы у нас имели место стычки из-за власти, потому что она уже находится в руках революции и должна оставаться в руках революции.

Я знаю, что этот человек — революционер, не потому, что он заявляет о своей принадлежности к той или иной партии. Он революционер потому, что он таков на деле, потому, что он хочет уничтожить старую, никуда не годную структуру бывшего общества и заменить ее лучшей, и именно так должны поступать мы, революционеры. Наша партия — это решение стоящих перед нами задач. Власть у нас в руках, и надо научиться правильно пользоваться ею, чтобы завершить начатое нами дело; сейчас мы уже не ведем борьбу за власть. Мы ведем борьбу за осуществление великой задачи, и если мы хотим защитить революцию, то нельзя быть разобщенными на фракции.

Вооруженный народ — вот главный гарант революции. Грамотпый, революционно образованный народ — вот главный гарант революции. Революционно сознательный народ — вот главный гарант революции — именно потому, что он вооружен. Нас должны объединять стоящие перед нами задачи и дело защиты революции. Вот что должно служить нам опорой. Все остальное — чепуха. Я глубоко убежден, что все эти стычки бесплодны, бесполезны и вредны для дела революции. Революция уже у власти, у нее есть все необходимое, чтобы организовать наш народ, сделать его дисциплинированным, подготовить его к решению стоящих задач, к защите страны. Сегодня мы должны стать одним целым, все остальпое — ерунда. Но еще появляются какие-то группки, занимающиеся политиканством. Я полагаю, что мы должны обеспечить преемственность нашей революции, объединить и организовать народ так, чтобы успех начатого дела не зависел от отдельных личностей. Народ должен понимать, что он не может зависеть от жизни какого-то определенного человека, но для этого должны существовать надежные государственные институты. Мы должны располагать плеядой руководителей, которые прожили бы столько, сколько необходимо для того, чтобы совершить революцию и завершить начатое нами дело. Все остальное — это ерунда и досужая болтовня».

Руководитель одной из зон сельскохозяйственного развития обращает внимание на то, что зачастую получаемые указания противоречивы. Это — следствие того, что на местах имеются представительства не только ИНРА, но и других политических организаций. Ответ Фиделя служит еще одним уроком революционного единства.

Против диктатуры Батисты, говорит Фидель, выступили самые широкие слои населения: от жителей района Виста-Алегре в Сантьяго-де-Куба до обитателей района Мансана-де-Гомес. Затем возникли определенные проблемы, являющиеся следствием разнородного состава наших революционных рядов, потому что революция началась как борьба, вызванная к жизни различными политическими течениями, но благодаря деятельности революционного руководства она превратилась в борьбу за решение огромных социальных проблем, стоящих перед страной. И то, что было действительно необходимо Кубе, но не находило отражения в сознании масс, теперь стало реальностью и укрепилось в сознании сограждан. Революция уже укрепилась в сознании народа. Она перестала быть уделом романтиков и стала делом масс.

«Следует помнить, — продолжал Фидель, — как началась революция. Ведь революция началась не безлико. Революция началась как плод труда определенных людей. Вспоминается, что на первом этапе борьбы в Сьерра-Маэстре каждый раз, когда мы заходили в крестьянский дом, его обитатели стремились убежать, и не потому, что они к нам плохо относились, а потому, что боялись и, кроме того, не верили в возможность победы революции. Вначале у них не было веры, но был страх. Очень немногие верили в нас. Потом их становилось все больше и больше. Вначале мы были своеобразным злым духом Сьерра-Маэстры, потому что, действительно, нас никто не приглашал укрыться в горах в превратить их в поле боя вопреки воле местных жителей. Жители Сьерры — люди добрые и благородные, но на нас они смотрели со страхом, так как ждали, что потом последуют репрессии, а они были совершенно бессильны перед армией. Но затем они начали постепенно меняться.

Вспоминается, что тогда я уже заговаривал о земле для гуахиро. Но тогда они думали, что потом нагрянет сельская гвардия, и поэтому не очень-то обращали внимание на земельный вопрос. Кроме того, следует сказать, что с гуахиро и раньше многие заговаривали о земле. Зачастую у них обманом выманивали по 30–40 песо за какие-то бумажки. Поэтому на нас они смотрели как на людей с ружьишками (нас всего-то было 10–12 человек), говорящих им о земле, а сами думали про себя: „Может быть, люди они и неплохие, но занимаются ерундой“.

Так было, но гуахиро формировался в процессе борьбы, и настал момент, когда крестьянские массы стали массами революционными. К нам присоединялись и рабочие, и в конечном счете они внесли важный, решающий вклад в нашу борьбу, потому что именно рабочие обеспечили полную победу революции перед лицом происков военной казармы „Колумбия“. Революция началась как плод труда отдельных людей, цели ее становились все конкретнее с каждым месяцем, и она стала еще сильнее за год правления революционного правительства.

Действительность такова, что весь наш народ стал сейчас народом-революционером. Это произошло после того, как было принято две дюжины революционных законов, когда реакция становилась все более реакционной. Реакция встает на путь контрреволюционной борьбы. Эти два процесса идут рука об руку. По мере того как смутные пожелания сознательно превращаются в конкретные дела, реакция становится все более и более контрреволюционной. Таким образом, народ делается все более революционным, а реакция — более контрреволюционной.