В поисках дырявого зонта

— Я пошел бы, но…

— Но что?

— Не хочется. — Ленивец зевнул и с наслаждением вновь закрыл глаза.

У четвертого корпуса Кубусь, задрав голову, взглянул на балкон третьего этажа. Выбивалка для половиков была на месте, и он свистнул в два пальца. Спустя мгновение из-за ящиков показалась голова Гипци.

— Идем? — закричала девочка.

— Идем. Возьми с собой немного деньжат деду на пиво.

— Хороню. Уже бегу.

В баре было пусто, лишь за буфетной стойкой торчала скучающая барменша и яркой помадой подкрашивала свои полные, мясистые губы. На приветствие детективов она не ответила даже кивком головы.

Ребята вошли в садик. В самом углу его, у живой изгороди, над кружкой выдохшегося пива с поникшим видом сидел опечаленный дед Куфель. Завидев юных детективов, он немного оживился, но выражение печали и разочарования так и не сошло с его полного лица. На деде Куфеле уже не было "крутого прикида". На нем был обычный его наряд. Старый сюртук едва держался на широких плечах, а из дырявой штанины торчало голое колено. И лишь галстук в оранжевый горошек гордо красовался под подбородком, словно порывающаяся взлететь в небо красивая бабочка.

Детективы робко подошли к опечаленному старику.

— Добрый день, дедушка, — поздоровался с ним Кубусь. — Как спалось?

Дед с безнадежным видом молча махнул рукой. Гипця кокетливо присела в книксене.

— Хорошая сегодня погода, дедушка. Надеюсь, кости у вас не ноют?

Старичок болезненно скривился:

— В том-то и дело, что ноют. Так ноют, прямо трещат…

На этом этапе беседы обычно следовали традиционные вопросы о здоровье остальных родственников, но дед Куфель, махнув еще раз рукой, внезапно произнес:

— Да, да, дети мои, старость — не радость. Когда-то — правда, очень давно — я чувствовал себя совершенно иначе.

Дети онемели от неожиданности, и лишь спустя некоторое время Кубусь заискивающим тоном произнес:

— Дедушка, наверно, пивка сегодня не пил.

— Пил, — мрачно возразил старик, — да мне оно что-то пришлось не по вкусу.

Если уж деду Куфелю пиво не по вкусу, значит, наступил конец света. Расстроенный Кубусь попытался еще раз убедить деда:

— Пиво, видно, действительно было невкусное. Может, дедушка попробует портер?

Голубые, как васильки, глаза деда Куфеля несколько оживились. Старичок моргнул, пристукнул ладонью по столику.

— А знаешь, я об этом и не подумал. Принеси-ка один портерок, только холодный, но не слишком, а то охрипну.

Глава LVII КАК ЭТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ

Попивая портер, дед Куфель полностью ожил. Его голубые глазки заблестели, щеки налились румянцем, а поникшие седые усы обрели былую форму. Сдунув с кружки пену, старичок с наслаждением погрузил губы в прохладный напиток, а удовлетворив первую жажду, отодвинул кружку, довольно причмокнул и тыльной стороной ладони отер губы.

— Неплохой портерок, но совсем не то, что в прежние времена. Хо-хо, совсем не то!

— Не то, — поддакнул Кубусь.

— Раньше пиво было, как нектар.

— Как нектар, — повторила Гипця.

Внезапная перемена настроения у деда Куфеля слегка обнадежила Кубуся. Присев на краешек скрипнувшего под ним стула, он спросил как бы между прочим:

— И что нового у вас, дедушка?

Тот окинул мальчика пытливым взглядом.

— Нового, скажу я вам… А что ты имеешь в виду?

— Да так… вообще.

Дед Куфель высосал остатки портера.

— Вообще совсем скверно, — протянул он. — А в частности, все из-за этих портачей. Это всегда так, когда за работу берутся халтурщики. Толусь Поэт хорош, когда дело касается породистых псов, но для большого дела он не годится. Э, да пес с ним. Сами они заварили кашу, сами пусть и расхлебывают…

Гипця коротко хохотнула.

— Так вы, дедушка, что-то знаете? Старичок стукнул ладонью по столу.

— Дед Куфель всегда знает все обо всем. — Понизив голос, он продолжил: — Вызывали меня на допросы, два дня мурыжили: где, с кем, почему? А потом сказали: "Старый ты, дедуля, и поэтому тебя не посадим". А тот офицер в очках еще и добавил: "Это даже неплохо, что дедушка изображал доброго американского дядюшку. Он облегчил нам работу". А когда я рассказал ему об охоте на львов в штате Небраска, он даже пригласил меня на пиво. Хо-хо… Дед Куфель не такой уж и глупый.

— А Толусь Поэт? — спросил Кубусь.

— Толусь хорош для породистых псов, да и то не всегда. Сидит пока под следствием.

— О-о-о… — вздохнула Гипця. — А Усик? Дед Куфель даже фыркнул от злости.

— Этот лакированный франт? А-а, чтоб он пропал! Это он провалил все дело. "Это очаловательно, плавда?" — язвительно передразнил он пижона. — Для Варшавы американец слабоват, не то образование. Он тоже еще сидит.

— О!.. — потрясение выдохнул Кубусь. — А знаете ли вы что-нибудь о тайне черного зонта?

Дед Куфель окинул мальчика суровым взглядом.

— Знает ли дедушка что-нибудь?! Дед Куфель знает все! Недаром целых два дня меня мурыжили под следствием…

— Замечательно! — захлопала в ладоши Гипця. — Может, дедушка расскажет нам об этом?

Старичок подкрутил усы и кивнул Кубусю:

— Сбегай-ка, хлопчик, еще за бутылочкой портера! Кубусь охотно выполнил поручение, и когда вторая

бутылка оказалась перед дедом Куфелем, тот был уже в самом благодушном настроении.

— Это очень интересная история, скажу я вам, — заговорил он как ни в чем не бывало. — Началась она еще до войны. Хо-хо… хорошие были времена. Вилла, в которой сейчас живут Пилярские, принадлежала очень богатому коммерсанту, оптовому торговцу вином Эмилю Мухарьяну, армянину по национальности, но доброму поляку. Этот Мухарьян, старый холостяк, был малость не в себе. Он коллекционировал старые зонты…

— Зонты!.. — разом вздохнули юные детективы.

— Да, зонты, — продолжал дед Куфель, — он собирал старые зонты. У него была особая комната, в которой не было ничего, кроме зонтов. Когда в Варшаве началось восстание, фрицы попросили Мухарьяна убираться с виллы. Богатей выскочил из дому в одном летнем пальто и одной грязной рубашке, одним словом, будто какая сирота. Однако — хо-хо! — он не забыл захватить с собой свой любимый старый зонт, который специально привез из Англии.

— Точнее говоря, из Глазго, — поправил Кубусь, — фирма "Веллман и Сын".

— Не мешай, щенок! — выругал мальчишку дед Куфель. — Достаточно того, что из Англии. Значит, скажу я вам, вылетел этот Мухарьян в одних подштанниках и приземлился в доме, где живет сейчас почтенная преподавательница английского языка пани Бауманова. Но на своей вилле он оставил все свое громадное богатство и пятьсот девяносто три зонта.

— Столько зонтов! — ахнула ошеломленная Гипця.

— Столько зонтов! — кивнул дед Куфель и сделал добрый глоток портера. — Но, скажу я вам, перед уходом он кое-что замуровал в ванной.