В поисках мальчика. 2137 год
Шрифт:
Наконец, после десяти часов непрерывной работы нас снова отправили в столовую. Мы построились и последовали за старшим смены. На этот раз обошлось без происшествий. Еды было больше, но самое главное – после еды нам предоставили дополнительный час отдыха в зале. Там были окна, и для меня это был единственный способ почувствовать себя хоть ненадолго свободным.
Мы вошли в огромный спортивный зал друг за другом. Раздался гудок, сигнализирующий о снятии режима охраны. За нами закрылась дверь, и мы могли делать всё, что захотим.
– Ух ты, наконец-то, – прокричал 1400-й и побежал занимать скамейку для упражнений со штангой.
– Откуда
– Он не сдаётся и умеет экономить силы.
– Более того, он сильный. Но работает на участке для слабаков. Умеет же притворяться, – усмехнулся 2225-й.
Мы бродили по помещению, уставшие, но сытые. Иногда ложились на пол, чтобы отдохнуть, но вскоре вставали и продолжали бродить дальше. По изношенности спортивного инвентаря можно было понять, что раньше здесь были совсем иные условия труда. Заключённые увлекались спортом, но теперь всем было безразлично. Впереди нас ждали восемь часов работы и тёмные клетки.
Из окон вверху помещения было видно, что наступил вечер, и скоро наступит ночь. А вот в самом зале освещение было хорошее и не напрягало глаза.
Больше всего здесь нас привлекали стены. Они были исписаны историями заключенных и различными фразами. Железных предметов было практически невозможно достать, максимум, что можно было спрятать, – это части пластиковой посуды. Некоторые трудились по несколько смен, вычерчивая надписи.
– Посмотри, – сказал 2225-ый, раскинув руки и глядя по сторонам, – сколько на стенах осколков того, что осталось от нас.
– Да, и эти осколки содержат в себе много информации, – ответил я. – Думаешь, у нас есть срок заключения?
– Я не знаю. Что такое срок заключения здесь? В среднем мы живём около 2-3 лет, а потом умираем. Так написано на стене. Жаль, что с ней нельзя поговорить, – с досадой сказал 2225-ый.
– Да уж, – ответил я, соглашаясь с ним.
Несколько заключенных, включая меня, бродили вдоль стен, прикасаясь к надписям. Я, в первую очередь, искал слова на своем языке. Это было захватывающее чтение, как будто я читал сборник коротких рассказов. Однако, в основном, истории были печальными. Некоторые фразы были недописаны. Были здесь и планы побега, были описаны и попытки побега. Также я встречал истории о девушках, о первой любви и, что самое важное, о настоящей, последней любви. Некоторые слова были перечеркнуты другим почерком. Конечно, вандалы! Даже на последние слова человека всегда найдётся тот, кто их исказит.
Буквы, слова и фразы – мы привыкли постоянно говорить, но не всегда придаём им значение. Здесь же я осознал, что слова – это не просто звуки, а заряженные и направленные на нас частицы Вселенной. Они способны изменить наш мир и отношения между людьми.
Лекарство, которое мне ввели перед началом 24-часовой смены, постепенно ослабевало. Я почувствовал это, когда мы вышли из зала и строем отправились отрабатывать оставшиеся 8 часов.
Здесь все было на поставлено на контроль. Все этапы – от начала работы до возвращения в клетки – были строго регламентированы. Если на каком-то этапе возникала задержка, в дело вступала группа зачистки, и после неё около половины заключенных исчезало.
Не помню, как провёл восемь часов на работе, прежде чем вернулся в свою клетку. Меня лихорадило, болели мышцы, кости и суставы. В конце смены за нами спустился тот же самый грузовой лифт.
Помню,
как 2225-ый почти тащил меня за руку:– Очнись! Ты же можешь идти! Я не могу так долго вести тебя под руку на виду у надзирателей!
– Мне лишь бы до клетки добраться. Как прошла смена, мы выполнили её? Сегодня будет музыка?
– Вроде нет. Мы не выполнили план. Так сказал старший.
– Жаль. Но сейчас я здорово отдохну и обязательно получу музыку в следующую смену!
Я специально сказал это громко, чтобы услышали надзиратели, уже перед промежуточной комнатой с дезинфекцией. Двери закрылись. На столе, где мы оставили свои кольца, каждому досталось по бутылке воды и хороший кусок хлеба. Никто не дрался, каждый спокойно взял свою порцию. Открылся люк в нашу тюрьму – путь в наши клетки.
– Внимание, у вас пять минут, чтобы покинуть помещение, – раздался голос из микрофона на стене. – Все, кто не покинут помещение, будут уничтожены газом. Время пошло.
На потолке загорелась аварийная лампа. Даже не хотелось проверять предупреждение.
Как я оказался в клетке? Не помню.
Было холодно лежать на деревяшках, и я несколько раз пытался укутать ноги и всё тело с головой. Затем я отключился от усталости и боли. Мне хотелось продолжения того сна, но была только темнота.
ГЛАВА 5. Существо на эксперименты
Я проснулся от сообщения надзирателя, которое прозвучало в приемнике у моего уха. Сложно сказать, сколько я проспал – примерно 5–7 часов. Вокруг царила темнота, и в клетках никак не оповещали о смене дня и ночи.
– Заключенные с номерами 1524, 1698, 2402, 2220! Повторяю, заключенные с номерами 1524, 1698, 2402, 2220! Приготовиться к выходу! – прозвучало в приемнике.
– Эй, 2225-й, что происходит? – полусонно крикнул я в сторону соседней клетки. Похоже, мой сосед не спал, так как сразу же ответил:
– Я не знаю. А что?
– Меня вызывают.
– Куда?
– Не знаю, сейчас услышал, что нужно приготовиться.
– Но это не смена. На нашей балке, я вижу, никого не оповестили, кроме тебя. Значит, для тебя плохие новости. Кстати, 1699-й не вернулся. После столовой его не было ни на производстве, ни в клетке. К сожалению, мы его потеряли, отправили на опыты.
– Думаешь, и меня на эксперименты? К нему?
– Да, возможно, тогда заметили твое недомогание. Это всё из-за этого. Ты сильно ослабел, дружище.
Кое-как встав с досок, я потирал глаза и лицо руками.
– Эй, а может, тебя просто подлечат и вернут обратно? Вчера же не стали убивать. Сильно не переживай, брат, – хотел подбодрить меня 2225-й.
– Что ты говоришь? Оттуда никто не возвращается. Их всех убивают.
– Но бывали же случаи. Я слышал.
– Как же?
В какой-то момент меня охватило отчаяние. Но когда я вспомнил, где нахожусь, то быстро успокоился и молча принял свою судьбу. Вероятно, я слишком устал, чтобы потерять самообладание. Чему быть, того не миновать.
– Готовься, если ко мне подкатят трос с крюком, я сразу же брошу тебе свои тряпки, как мы и договаривались, – сказал я и начал собирать свои покрывала в комок.
– Мне жаль, – с досадой произнес 2225-й.
Он отвернулся, чтобы я не видел его глаз, но я все понимал. Хорошо, что сегодня мне стало легче после сна, и я мог стоять на ногах. Судороги по телу не были связаны с холодом, мне просто было страшно. Но в голове царила полная ясность от безысходности, которая успокаивала мысли.