В поисках желтого попугая

За прошедший год произошли серьёзные изменения в жизни Михрюты. Димка, наконец, уволился со своего мясокомбината. Какой-то знакомый устроил его разнорабочим на киностудию. Там Михрюта резко взлетел вверх по карьерной лестнице. Произошло это так.

Как то, таская осветительные приборы на съемочной площадке, Димка услышал разговор режиссёра с консультантом-историком, который демонстрировал и объяснял происхождение холодного оружия, которое держал в руках. Спокойно слушать ахинею, которую нёс «консультант», Михрюта не мог.

– Да какая же это сабля? – бесцеремонно влез он в разговор режиссёра с консультантом. – Это кончар или по-польски концеж. Треугольное сечение клинка… закрытая польская гарда… примерно семнадцатый век. Такие использовали польские крылатые гусары, редкая вещь… – с востогом в глазах рассматривал Димка оружие в руках «консультанта».

– Молодой человек, вы кто? – надменно спросил «консультант».

– Я… рабочий… – смущённо ответил Михрюта.

– А я – консультант!

– Стрелял бы я таких консультантов! – не выдержал Михрюта.

– Идите, рабочий, работайте! – истерично закричал «историк».

– Да, идите! В бухгалтерию, за расчётом идите! – поставил вопрос другим ребром режиссёр.

Грустный Михрюта, ругая себя за глупость, пошёл писать заявление об увольнении. Однако вечером ему позвонил тот самый знакомый, который устраивал его на киностудию.

– Димыч! Режиссёр просил тебя отыскать – он этого «консультанта» взашей выгнал, когда ради интереса в интернете порылся насчёт этой сабли…

– Концежа, – поправил Михрюта.

– Ну, да, консьержа… в общем, он тебя обратно зовёт – будешь консультантом по оружию.

И Михрюта стал консультантом по оружию, а поскольку он знал про оружие разных эпох больше, чем «мировая паутина», то мотался по всем съёмочным площадкам. Правда, числился он всё тем же разнорабочим, поскольку не имел образования.

Когда налоговая инспекция, проверяя документацию, увидела Михрютину зарплату, возник логичный вопрос.

– Это что за странный разнорабочий с такой зарплатой? – проницательно смотрел на главбуха киностудии ясным взглядом чекиста налоговый инспектор.

– О, это очень опытный разнорабочий… и работает по двадцать часов в сутки, – бегал глазами главбух.

– А вот об этом вы расскажете трудинспекции… – холодным взглядом кобры гипнотизировал главбуха налоговик.

Когда инспектор ушёл из бухгалтерии, главбух, потея, побежал к директору, но столкнулся с ним на полпути.

– Иван Валерьяныч! Я же говорил, что Михреевскому надо чёрными платить…

Директор бешено вращал глазами, кивая себе за спину – за его спиной надевал своё кожаное чекистское пальто налоговый инспектор.

– … но вы мне верно ответили, что у нас чёрных зарплат не было, нет и быть не может… – дрожащим голосом закончил свою речь главбух.

«Ну, ты и дурак…» – губами прошептал директор.

Налоговик обернулся, прожёг дрожащего главбуха лазером своего взгляда, отчего бухгалтер оплавился, как кусок масла в жару, и направился к выходу.

В итоге, Михрюте зарплату урезали. Однако если бы директор проник в мысли консультанта по оружию, он не то что зарплату ему бы не платил, а за вход с него деньги брал – Михрюта так любил свою работу, что не представлял жизни без неё…

Мои размышления и воспоминания были бесцеремонно прерваны Машкой:

– Слушай, Смышляев, нас Маринка с Хорём ждут – сегодняшний вечер посвящается добрым делам.

– Словосочетание «добрые дела» из твоих уст звучит весьма устрашающе. Колись, какую изощрённую пытку ты придумала на этот вечер? – мрачно спросил я.

– Не я, а Маринка, – улыбнулась Машка. Улыбка её не предвещала ничего хорошего.

– Вот умеешь ты нагнетать, Маш! Ну, расскажи, что у вас там за женский заговор?

– Мы хотим избавить вас от пожирающих страстей – наркотиков и алкоголя…

– А от страсти к женскому полу вы не хотите нас избавить? – с издёвкой спросил я, – Тоже, если разобраться, пожирает, причём, не хуже наркоты с алкоголем – уничтожает индивидуальность напрочь…

– Не умничай, Лёша! Страсть к женскому полу, конечно, в разумных моногамных пределах, не возбраняется, – заметила Маня, слегка поправив свою причёску.

– Во-первых, повторяю: не надо причислять меня к этим торчкам – Хорю и Михрюте, а во-вторых, как вы собираетесь их отучить от колёс и марихуаны? – с пессимизмом поинтересовался я о планах наших девушек привить нам здоровый образ жизни.

– Будем приучать к прекрасному – сегодня мы все, включая Михрюту, идём в оперу…

– Ха! Ха! – не выдержал я. – Ничего у вас не получится! Хорь – человек-кремень, он свою дурь на какую-то оперную шнягу никогда не променяет!

– Посмотрим… – зловеще сказала Машка.

Картина, которую мы застали у Маринки, заставила содрогнуться моё сердце.

Мара держала в руках пакет с какой-то зелёной растительностью. За ней на коленях ползал Хорхе. Михрюта испуганно вжался в кресло.

– Марисенька, дуса моя! Умоляю, не надо в унитас! Мы с Димоськой с таким трудом достали эти обрасци… ми преступление сосверсили – стороса ботанисеского сада водкой подкупили… Мариса, Mi vida, mi amor, mi coraz'on! [23]

23

Моя жизнь, моя любовь, моё сердце (исп)

– Последний раз повторяю, злодей, пойдёшь в оперу? – потрясала пакетом с зеленью Мара.

– Хоросо, хоросо! Пойду! – сломался Хорь.

– Вот и славно, – резко поменяла тон Маринка. – Хорюшка, опера на испанском языке, представляешь?! К нам приехал известный испанский королевский театр – Teatro Real, кстати, твои земляки.

– Нисево о них никогда не слисал, – мрачно заметил Хорь.

– Музыка известного немецкого композитора Курта Вайля, – с энтузиазмом говорила Маринка, – опера современная, концептуальная.

– Ну, скасал се, сто пойду, сего ты меня уговариваес? – раздражённо ответил Хорхе.

– Надо только одеться приличней – театр всё-таки… – заметила Мара.

– Я сесяс… у меня на этот торсественний слусяй есть одесда…

Хорь пошёл рыться в своих вещах. Через несколько минут он предстал перед нами: сверху на нём был смокинг, надетый на футболку с надписью «Futbol Club Barcelona», ниже смокинг переходил в спортивные штаны, на ногах были демократичные кеды. Ощутимая небритость лица и торчащие в разные стороны волосы довершали сумасшедшую картину.