В полярной ночи

Сильченко повернулся к Седюку.

— Ваше мнение?

Седюк понимал, что от него ждут возражений. Он сказал спокойно:

— Что же, доклад правилен. Кислота нужна. Сильченко удивленно переспросил:

— Значит, возражений у вас нет?

— Нет, — подтвердил Седюк. — Но стандартная схема в наших местных условиях очень неудобна. Она приведет к большой потере меди. У меня есть другое предложение.

Он начал излагать свою мысль.

Удивление и настороженность на лицах слушавших его людей показывали, насколько новой и смелой кажется им всем его идея.

Когда Седюк кончил, Сильченко спросил:

— На каком-нибудь заводе уже опробована эта предлагаемая вами схема?

— Не знаю, Борис Викторович. Возможно, в других странах есть что-нибудь похожее. Я не читал о работающих цехах, но идея такого производства упоминается во многих местах.

Как Седюк и предполагал, с ним стали спорить. Караматин решительно отверг новую идею. Он хмуро заметил, что ему трудно выступать против этой своеобразной и так энергично обоснованной схемы. Но он проектант и обязан в своих чертежах предлагать только то, что не вызывает сомнения. Конечно, осуществление схемы товарища Седюка сулит огромные преимущества, но при одном «если»: если она осуществима. Он, Караматин, считает, что проектировать нигде не испробованный процесс — безумие.

Назаров поддержал Караматина: если схема, предлагаемая главным инженером медеплавильного, не пойдет или пойдет плохо, это приведет к провалу всего завода, — о таких вещах надо заранее думать и думать.

Вслед за Назаровым встал Телехов. Его лицо порозовело, сам он, казалось, помолодел. Седюк почти с нежностью смотрел на старого инженера. Этот человек когда-то на заре пятилеток был одним из самых смелых новаторов страны, одним из создателей отечественной электрометаллургии, его курс, ставший настольным для студенчества, при своем появлении вызвал нападки и споры, он был расценен как вызов всем признанным авторитетам, как потрясение всех священных догм. И вот сейчас усталый, осуществивший, может быть, все, что ему полагалось осуществить в жизни, он встрепенулся, как только услышал новое, свежее слово.

Он смело защищал схему Седюка, требовал ее осуществления. Когда он кончил, Сильченко негромко сказал Седюку:

— Еще один вопрос к вам. Всякому интересно утилизировать отбросные газы, вместо того чтобы отравлять ими землю и людей, а между тем нигде это не делается. Как вы думаете, почему?

Вопрос этот был естественным и логичным. Седюк сам задавал его себе. Но от этого он не становился более простым. Конечно, безоговорочно нельзя ручаться ни за что, и трудности с новым методом неизбежны, и сам по себе он очень непрост. Ясно одно: преимущества предлагаемого метода так велики, что стоит пойти на любые трудности, лишь бы осуществить его.

— Дайте-ка мне, Борис Викторович, — проговорил молчавший до этого Дебрев.

Он сразу разглядел в поведении Сильченко недоверие к новой идее. Уже одно это заставило его защищать Седюка: в последнее время Дебрев ощущал непреодолимую потребность везде, где можно, делать все наперекор Сильченко. Кроме того, ему в самом деле понравился новый метод.

— Вы говорите, новый процесс? — сказал он, обращаясь к Караматину. — А почему мы не можем попробовать в Ленинске новый процесс? Нигде в мире не применяли высоковольтного электропрогрева, а мы попробовали — и ничего, пошло! Мы не ставим все на одну карту, как азартные игроки. Если опыты покажут, что переработка конвертерных газов в кислоту идет плохо, мы всегда успеем возвратиться к испытанной схеме. Я предлагаю: без всякого промедления пристраивать к опытному цеху экспериментальную сернокислотную установку и ставить на ней новый процесс. А Семен Ильич пока, конечно, пусть делает свой стандартный проект. — И, повернувшись к Сильченко, Дебрев проговорил с еле заметной, но всеми сразу угаданной иронией: — Вы часто говорите, Борис Викторович, что нам необходимо сейчас дерзать, творить, прокладывать новые пути. Чем это не новый путь в технике?

Мнение Дебрева решило спор. Сильченко, в отличие от Дебрева, защищавшего любое свое мнение, раз уж оно сказано, часто уступал главному инженеру в технических спорах.

После совещания Седюк вернулся в опытный цех. Теперь, когда ему удалось отстоять свою идею, все повернулось совсем иной стороной. Он вспоминал возражения Караматина и Назарова, пытливые вопросы Сильченко. Да, он, пожалуй, поторопился. Конечно, старый процесс был сложен, наладка его могла затянуться и снизить выдачу меди. Но новый процесс неясен, шут его знает, какие еще неожиданности в нем откроются. Сильченко прав, специалисты до сих пор нигде не пускали еще процесса на конвертерных газах, а он прочитал об этом процессе в случайной статье и еще два-три слова в учебниках и сразу бахнул: «Мы можем!» Нет, Сильченко молодец, он в серной кислоте никак не разбирается, но всем своим опытом старого хозяйственника понял — рискованно. И Караматин, если говорить по-честному, прав — он не может проектировать нигде не испробованные процессы. Телехов, старик, загорелся от первого его слова — он, наверное, вспомнил, как ему самому приходилось копья ломать, — но ведь он не химик, поддержка его от принципа, что все новое и передовое нужно поощрять. «Правда, и Дебрев поддержал, и крепко поддержал, а он уж разбирается в деле, — возразил себе Седюк. Но тут же строго прикрикнул на себя — Не гордись! Это не потому, что план твой хорош, нет! Просто он верит в тебя, он тебя откопал, и пока ты оправдываешь его надежды. А тут ты опозоришься… А может, не опозоришься?»

С этими невеселыми мыслями он зашел к Кирееву.

Киреев в плавильном отделении испытывал только что пущенную опытную отражательную печь. Плавкой руководил Романов, но Киреев поминутно вмешивался в его распоряжения. Переведенные на прошлой неделе в опытный цех нганасаны Яков Бетту и Семен Яптуне, в брезентовых спецовках и кожаных рукавицах, подбрасывали лопатами флюсы в раскрытые окна печи. Киреев, раздражаясь, доказывал Романову:

— Ста градусов не хватает, понимаете? Если вы немедленно не добавите факела, вся плавка пойдет в брак!

Романов говорил просительно:

— Хватает температуры, Сидор Карпович, ей-богу, хватает. Вот разрешите мне довести плавку до конца — сами увидите. Поверьте старику, за последние тридцать лет ни разу плавку в брак не выпустил.

— Бросьте, пусть Василий Евграфович сам ведет плавку, — посоветовал Седюк. — А вы лучше пойдите со мной, надо посоветоваться насчет новых исследований.

Киреев был рассержен, что Седюк его не поддержал, и слушал невнимательно. Он прервал Седюка уже на пятом слове.

— Все знают, что серная кислота необходима, в Ленинске об этом говорят даже в детских садах, — сказал он грубо. — Возьмите любой учебник по основной химии и списывайте: обжиг сульфидов или элементарной серы, окисление сернистого газа в серный, поглощение его серной же кислотой — и больше ничего. Что тут исследовать? Только то, насколько полученная таким образом серная кислота окажется дороже золота.

— В том-то и дело, что мы хотим получать ее из отвального сырья, которое ничего не стоит, — объяснил Седюк. — И вот я сейчас сомневаюсь: не слишком ли смело браться за такое дело?

Смысл предложения Седюка наконец дошел до Киреева. Он задумался. Как это с ним порою бывало, он вдруг разом переменил свое мнение, теперь он уже был убежденным сторонником нового метода.

— Вздор! — закричал он запальчиво. — Какие тут могут быть сомнения! Именно конвертерные газы! Ведь этой дряни будет до черта, она всю растительность нам погубит, а тут мы ее перехватим и пустим в полезное дело…Нет правильно, правильно, только конвертерные газы! Я уже давно об этом процессе подумывал!

— Ничего вы об этом не думали, — возразил Седюк. — Просто у вас дурная привычка хвататься за всякое новое дело только потому, что оно новое. Ручаюсь, что до этого дня вы думали о серной кислоте не больше, чем я об украшениях вождя негров банту.

Необидчивый Киреев на этот раз сильно обиделся.

— Я кончил Ленинградский технологический по основной химии, — возразил он с достоинством. — Две моих практики проходили на сернокислотных заводах, курсовой проект был посвящен кислоте. Если это, по вашему, украшения вождя банту, так какого черта вам еще надо?