В полярной ночи

— Слушайте, гражданочка, здесь не бульвар, — сказал он бесцеремонно. — Прошу отсюда уйти!

— Да это Караматина, главный начальник наших учеников, — проговорил Седюк, засмеявшись и останавливая Киреева.

— Все равно, без пропуска в цех посторонние не входят, — твердил упрямый Киреев, еще больше разозлившись от заступничества Седюка.

Но Лидия Семеновна сама знала, как постоять за себя. Она пренебрежительно отвернулась от Киреева, не пожелав услышать его слова. Сняв варежку, она пожала руку Седюку.

— Здравствуйте, — сказала она. — Ну, показывайте мне ваше предприятие, мои мальчики в общежитии говорят теперь только о печах.

— С охотой, — проговорил Седюк, беря ее под руку и отводя в сторону от печей.

Он оглянулся с усмешкой на Киреева. С Киреевым произошло неожиданное превращение — он был укрощен. Он смирно и молчаливо плелся за Седюком и Караматиной. На лице у него было такое постное и смущенное выражение, что Романов, дававший объяснения по ходу операции, поглядывал на него с недоумением и тревогой.

— Можно мне поработать? — попросила Лидия Семеновна.

Она натянула длинные рукавицы, взяла у Романова металлургическую ложку с двухметровой ручкой и, подойдя вплотную к разливочному желобу, осторожно подставила сбоку к струе край ложки и отобрала пробу меди, не брызнув, не расплескав ни капли, что было бы опасно для двух рабочих, державших изложницу у самой струи. Скупой на похвалы Романов не удержался от одобрения.

— Молодцом, девушка! — сказал он, надевая очки, которые всегда держал в руках, и осматривая Караматину, будто только сейчас впервые ее увидел. — Вам бы в металлурги идти, ей-богу! А оделись как на танцульку, — добавил он с осуждением. — Вот прожжет вам фетровые валеночки и чулочки, кожу пораните — что тогда делать придется?

— Ничего, перевяжусь, — отвечала Караматина весело. Она сияла от удовольствия.

Стоявший рядом Киреев схватил Седюка за руку и отвел его в сторону.

— Вот ловкая девка, а? — сказал он с уважением. — Я думал, какая-нибудь фря из управления комбината, смотрите, как она разодета, даже надушилась, а она возле печи управляется, как около самовара. — И добавил почти с завистью — А какая красивая!

— Хороша Маша, да не наша, — ответил Седюк, улыбаясь. — Хотите, познакомлю. Выскажете ей свое восхищение.

Высказать свое восхищение Караматиной Киреев, однако, не сумел. Краснея оттого, что приходится быть вежливым, он пробормотал, что на печи сегодня много газу; непривычному человеку требуется противогаз. Не желает ли товарищ Караматина посмотреть другие помещения опытного цеха? Он может проводить. Лидия Семеновна согласилась пойти по опытному цеху.

— Пойдемте снами, — шепнула она Седюку.

Они шли втроем. Киреев, стараясь продлить удовольствие совместной прогулки, показывал каждый уголок, и тупик, и окошко, словно все это были очень важные, достойные изучения вещи. В своем увлечении он ткнул пальцем даже в Бахлову и проговорил: «А это наш начальник лаборатории, Надежда Феоктистова!» Лидия Семеновна начала кланяться, но возмущенная неожиданным вторжением посторонних Бахлова повернулась к ним спиной. Киреев, не смущаясь, повел их в лабораторию Гагарина. Седюк по дороге кинул несколько слов Варе, взвешивавшей на аналитических весах пробу руды. Гагарина не было, и объяснения по электростатической сепарации углей давала Ирина Моросовская. Караматина интересовалась всем, но смотрела не столько на сепаратор, сколько на Ирину.

Когда все было осмотрено и они вышли из цеха наружу, Киреев стал горячо просить Лидию Семеновну приходить почаще: ученики ее народ хороший, но посматривать за ними нужно, лучше, если она сама детально ознакомиться с их работой. Он пытался задним числом оправдаться в своей грубости.

— Я вас сначала не узнал, — сказал он. — Мне показалось, это новая любопытная из управления, там в техническом отделе сидят какие-то девушки.

— А я вас сразу узнала, — возразила Караматина. — Вы именно такой, как вас описывают. — Она попросила Седюка: — Проводите меня немного, Там меня ждет машина.

Седюк по дороге сказал Лидии Семеновне со смехом:

— Сегодня я впервые по-настоящему узнал силу вашего взгляда. Янсон прав, Киреев был ослеплен и повержен.

Она возразила с досадой:

— Ах, все это чепуха, не нужно мне этого ничего! Но Седюк продолжал смеяться:

— Нет, теперь я твердо верю — нет такого сердца, которое бы не загорелось под действием ваших глаз. По части покорения людей вы чемпион.

Она сказала с ласковым упреком:

— Я не заметила, чтобы ваше сердце очень пылало, Михаил Тарасович.

Он сразу стал серьезным.

— Я — другое дело, Лидия Семеновна. Я неизлечимо поражен бациллами женоустойчивости.

— Знаете, одна неудача больше огорчает любого чемпиона, чем радуют десятки побед. Вы, впрочем, клевещете на себя насчет женоустойчивости. Кто эта девушка, которой вы так нежно улыбнулись?

— Нежно? — изумился он. — Вам показалось, Лидия Семеновна.

— Нежно, нежно, — настаивала она. — А она покраснела. Это, наверное, та самая, с которой вы приехали в Ленинск и ходите в кино? Постойте, как ее зовут? Кажется, Варя? Варя Кольцова? Так? Вас удивляет моя осведомленность? Мне рассказывал Янсон. У меня память хорошая, я сразу все запоминаю. Значит, это Варя? Ну, я с Янсоном не согласна, он говорил, что она серенькая, а у нее очень миленькое, доброе лицо. Мне она даже чем-то понравилась.

Слова эти больно его укололи. Веселый и пустой разговор превращался во что-то совсем не веселое и не приятное. Он хмуро сказал:

— А вы, оказывается, злая. Это очень нехорошо. Она ничего не ответила и заторопилась к машине.

13

В один из редких свободных вечеров Седюк решил исполнить свое обещание и навестить Козюрина.

Козюрин жил в третьем общежитии, в двухэтажном доме по Пионерской улице. В этот дом вселяли только лучших рабочих разных строительных площадок и цехов. Он был более благоустроен, чем другие дома, — в нем работали центральное отопление и водопровод.

Седюк шел по коридору первого этажа и осматривался. Широкий коридор был тускло освещен двумя лампочками. Оштукатуренные стены не были побелены, кое-где штукатурка отваливалась, в углах проступала сырость.

По коридору тащился пьяный парень. Он громко икал и хватался рукой за стену, чтобы не упасть.

— Где здесь живет Ефим Корнеевич Козюрин? — спросил Седюк.

Парень медленно поднял голову и минуту молча смотрел на него. Значение слов, видимо, с трудом доходило до его сознания. Потом лицо его просветлело.

— Ефима Корнеича? — переспросил он. — Это можно. Тут Ефим Корнеич. Второй этаж, комната двадцать три. Хороший человек, Ефим Корнеич, понятно?

— Понятно, — ответил Седюк. — А скажи, друг, как тебе удалось так угоститься, когда нигде нет спирту?

Парень хитро усмехнулся.

— Военная тайна, — сказал он более твердым голосом. — Отдал полкарточки продуктовой — выпил вволю. А рассказывать не буду, нет.

— А жить как будешь без продуктов? — спросил Седюк.