В позе трупа
Шрифт:
— Нехорошо говоришь, Паша, очень нехорошо, — погрустнел Худолей. — Но я зайду.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— И я в тебе, Паша, не сомневаюсь.
Худолей вошел в кабинет Пафнутьева не через полчаса, как обещал, а через час. Следователь удивился, но спрашивать ничего не стал, да и весь вид Худолея не располагал к расспросам — он вошел в мокром плаще, с которого стекали ручьи осеннего дождя, с мокрыми волосами, и была в нем какая-то значительность, что-то он такое знал, но вот так просто сказать не мог, ему, видимо, хотелось, чтобы его расспрашивали, интересовались, и
Войдя в кабинет, Худолей, не торопясь, снял плащ, бросил его на стоячую вешалку у двери, подошел к столу, сел, отвалился на спинку стула, закурил. Задумчиво так, невозмутимо.
— Тебя повысили? — спросил Пафнутьев.
— Я только что из редакции, — помолчав, ответил Худолей.
— Как поживает Боловин?
— Его уволили.
— Давно?
Худолей посмотрел на часы, опять помолчал, стряхнул пепел, перегнувшись через весь стол, так что Пафнутьеву даже пришлось отшатнуться.
— Полчаса назад.
— За что? — спросил Пафнутьев, начиная понимать, с какими вестями заявился к нему эксперт.
— За плохое отношение к служебным обязанностям, — сказал Худолей со скорбью в голосе.
— Что же он натворил? — усмехнулся Пафнутьев.
— Опубликовал непроверенные данные. Перепутал фамилии, имена, фотографии… Читатели возмущены, звонки идут потоком, все телефоны в редакции раскалены… Выход завтрашнего номера газеты под угрозой… Кошмар какой-то, — Худолей нервно затянулся подмокшей сигаретой — у него и сигареты оказались подмокшими.
— Ты, наверно, имеешь в виду тот снимок, который подсунул, воспользовавшись его доверчивостью, дружеским расположением… А?
— Да, но меня к этому подтолкнули… Люди, которых я искренне уважаю, преклоняюсь перед их человеческими и служебными качествами… Вот как они с нами поступили.
— С кем это — с вами?
— Со мной и с моим другом Боловиным.
— Как же мне теперь искупить вину?
— Ха… Сам знаешь. Не впервой.
— Это что же получается, — закручинился Пафнутьев. — По бутылке на брата?
— Мы и от твоей не откажемся, — Худолей скромно потупил глаза — и надеясь на третью бутылку, и боясь в нее поверить.
— Не справитесь, — сказал Пафнутьев.
— Не сразу… И потом, у нас с Боловиным друзья… Они все за нас рады… Когда я рассказал им о твоей проницательности, справедливости, человеческом участии… Они все пожелали выпить за твое здоровье, Паша. Вот так, — Худолей состроил странную гримасу — потупив глаза и вскинув брови. Получилось очень достойно и прилично.
— Ладно, — согласился Пафнутьев. — Свою отдам. Но на третью не потяну.
— Ну что ж… Нет, так нет… Жила бы страна родная, и нету других забот.
— Ну, говори уже… Хватит душу мотать.
— Ее зовут Цыбизова. Запиши, а то забудешь… Цыбизова Изольда Федоровна.
— Причудливо!
— К красоте люди тянутся. — Худолей поднялся, подошел к окну, откинул штору. — Паша, здесь только одна, — Худолей посмотрел на следователя со смешанным чувством удивления и обиды.
— Я же не знал, что ты так быстро все сделаешь… Приготовил одну. Приходи завтра в это же время… Там будет стоять вторая. Но ты не сказал, где она живет, чем занимается, телефон, семейное
положение…— Паша! — вскричал Худолей. — Ты… ты неблагодарная… Прости, — спохватился он. — Но об этом не было разговора.
— Среди профессионалов это само собой разумеется. Ладно, спасибо и за фамилию. С меня причитается. Родина тебя не забудет.
— Родина — ладно… Бог с ней. Главное, чтоб ты, Паша, об этом помнил. А я, — Худолей обернулся уже от двери, — я, честно говоря, об этом помню постоянно. А если уж совсем откровенно, — Худолей улыбнулся, и его тощая мордочка приняла страдальческое выражение, — я только об этом и помню, и о твоем обещании, Паша. О благородстве и бескорыстии… О великодушии твоем и щедрости…
— Был случай, чтоб я забыл? — резковато спросил Пафнутьев.
— Ни единого! — твердо сказал Худолей, прижав розоватые ладошки к груди.
— И не будет!
— Какие прекрасные слова, — со вздохом промолвил Худолей и вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь — чтобы не хлопнуть слишком громко, чтобы не выронить бутылку, торчащую из кармана штанов, чтобы не нарушить ход начальственных мыслей.
Пафнутьев проводил взглядом Худолея и еще некоторое время сидел, уставившись в дверь, за которой скрылся эксперт.
— Цыбизова, — бормотал он про себя. — Изольда Федоровна… Очень красивое имя… Тут уж не собьешься с цели, — он положил перед собой фотографию и еще раз всмотрелся в женское лицо. — Значит, все-таки опознали тебя, красавица, наши бдительные граждане, значит, не стерпели неточности в газете, не смогли допустить, чтобы слава досталась кому-то другому… И для Зомби будет сюрприз…
Что-то екнуло в душе Пафнутьева, когда вечером оперативник положил ему на стол сведения о Цыбизовой. В справке был и ее адрес, и телефон, и род ее занятий — страховым агентом, оказывается, работала очаровательная молодая женщина.
— Ну что ж, — пробормотал Пафнутьев, — пусть так, пусть страховой агент… Значит, у нее достаточно свободного времени, она может выкроить себе не только денек-второй, но и пару недель… Что еще? Она посещает состоятельных граждан, знает, сколько стоит их дом, мебель, видеотехника, машина… ей доверяют не только материальные, но и матримониальные тайны… Прекрасная работа.
Прочитав справку, Пафнутьев не ощутил ни успокоения, ни разочарования. Пришла уверенность в том, что этот портрет не случайно оказался в кармане убитого, но выжившего человека. Чего-то похожего он ожидал. Впрочем, нет, не ожидал, скорее надеялся на что-то похожее. Вот если бы действительно она оказалась работницей кондитерской, швейной или мебельной фабрики… Тогда — другое дело, тогда все гораздо менее интересно…
— А как у нее насчет друзей, подруг? — спросил Пафнутьев у оперативника.
— Никто внятно сказать не мог. Если и есть друзья, а они наверняка есть, то они хорошо законспирированы. — Оперативник сидел у двери, мял в руках вязаную шапочку, которая за день промокла насквозь, переставлял промокшие ноги в разползшихся туфлях и, похоже, единственно, о чем мечтал — это добраться до ванной.
— Что она страхует? — спросил Пафнутьев.
— Все. Квартиры, детей, молодоженов…
— Машины? — нетерпеливо перебил Пафнутьев.