В позе трупа
Шрифт:
— Забрось мне дело об угоне с убийством.
— Появилось что-то новое?
— Забрось, — повторил Пафнутьев и вышел.
Зомби проснулся необычно рано и без движений, без сна, действительно, как говорил Овсов, в позе трупа, пролежал часа два, наблюдая, как забрезжил рассвет, как он постепенно набирал силу. В палате становилось все светлее, появились предметы — выключатель на стене, кнопка вызова врача, больничная тумбочка, выкрашенная белой масляной краской. Через час, а то и больше, на стене напротив окна возник розовый солнечный квадрат. Он медленно перемещался по стене, становился ярче, золотистее… В коридоре
Зомби смотрел на наливающиеся светом солнечные квадраты на стене, прислушивался к своим болям и шрамам. Ничего не болело, и он откровенно наслаждался ощущением жизни. С ним уже было когда-то нечто похожее — тоже был рассвет, какая-то палата, светлая, залитая солнцем, он был не один, рядом на кроватях тоже были люди, очень молодые люди, мальчишки, можно сказать. И он с ними был на равных. Значит, и он был тогда мальчишкой. И вспомнилось ему, все-таки вспомнилось, что в тот день, в то давнее утро, он был наполнен ожиданием чего-то приятного, полузапретного, но вполне осуществимого. Зомби напрягся, пытаясь вспомнить — что же его ожидало? И вспомнил — море. Да, все происходило на берегу моря, их было много, может быть, сотня, может быть, несколько сотен девчонок и мальчишек… Это был какой-то лагерь на берегу моря. И были горы, высокие, возвышающиеся над всем. И солнце на закате пряталось за горы. Да, правильно, солнце вставало из моря, а опускалось вечером за горы. И наступали ранние сумерки, когда солнца уже не было видно, а над горами долго еще полыхало красноватое сияние…
Это было его первое воспоминание из предыдущей жизни. Наверно, он вспомнил самое счастливое время. И Зомби обрадовался этим давним картинкам своей жизни, как какому-то важному сообщению и доброй примете. Из далекого и жутковатого подсознания пришла радостная весть — восстанавливается память. Она может не восстановиться полностью, и все кончится солнечными картинками, и он навсегда будет обречен наслаждаться морем, увиденным в детстве. Но как бы там ни было — он не закостенел, в нем идут какие-то процессы.
— Подъем, Зомби, подъем! — сказал он себе и, нащупав трость у стены, ухватил рукоять, поднялся. Поднялся легко, почти без усилия, у него еще оставались силы пройти к двери. В коридоре было тихо и свежо. Недавно прошла уборщица со шваброй, и на линолеуме еще кое-где поблескивали лужи. Зомби прошел вдоль всего стометрового коридора, вернулся назад. Ничто не насторожило его, ниоткуда не поступало сигнала тревоги — нигде не кололо, нигде не пронзала боль, сознание было ясным, он понимал, где находится, помнил о том, что сегодня предстояло.
Зомби свернул в небольшой холл и сел на клеенчатую кушетку, ощутив ее влажность — видимо, уборщица заодно провела шваброй по сиденью. Солнце светило прямо ему в лицо, и он, откинув голову, прикрыл глаза. Пришло понимание — это хорошо, что он вот так сидит на диванчике, что солнце слепит лучами, что лицо залито солнцем. Это хорошо… Что-то происходит в нем, он не знает, что именно, но главное — чтобы не замер он в этом своем состоянии.
— Процесс пошел, — пробормотал он знаменитые слова бестолкового вождя, который получил, кажется, все премии мира за успешный развал собственной страны. — Процесс пошел…
Кто-то присел рядом, но Зомби продолжал сидеть, не открывая глаз. Состояние приятного одиночества и сосредоточенности исчезло, и он уже
хотел было подняться, когда услышал знакомый голос.— Балдеешь? — Это был Овсов.
— Немного есть… А вам не спится?
— Выспался… Ночка была спокойная. Никого, слава богу, не зарезали, не задавили… А ты как?
— Сегодня вспомнил… Было такое время… Солнце, ребята, утро… Я был на море, какой-то пионерский лагерь, нас там много было, несколько сот, как мне кажется… И в этот день мы должны были идти на море… Нам не каждый день позволяли купаться, то ли боялись, как бы кто не утонул, то ли вода казалась им холодной… Но именно в этот день нам обещали купание…
— Море — это хорошо, — кивнул Овсов. — Я последние годы в Пицунду ездил… Хорошее место. На целый год хватало сил… А этим летом нигде не был. В Пицунде война… В газете видел снимок… Детям куски хлеба раздают… Целая очередь детишек выстроилась… По глазам их понял — боятся, не всем хватит… Дом, в котором я останавливался, сгорел, хозяев убили… Дети их потерялись. В газетах пишут — несколько тысяч детей потерялось из тех мест… Рассеялись по вокзалам, притонам, подвалам нашей бескрайней родины.
— Это плохо, — бесстрастно проговорил Зомби.
— Иногда ездил в Крым, в Ялту… Там у меня однокурсник… Сейчас это другая страна, в чем-то враждебная… Однокурсник озверел, ходит на митинги и машет желто-голубыми тряпками. Глаза горят, рот перекошен, слюна летит такая, что радуга на солнце возникает. А их толстомордые вожди несут такую же чушь, как и наши… Не менее толстомордые вожди. Сытые у власти.
— Это плохо, — так же невозмутимо отозвался Зомби.
— Как-то в Прибалтике удалось побывать… Дубулты, Юрмала… Не думаю, что я там так уж много у них съел и выпил… К тому же заплатил им за все выпитое и съеденное столько, сколько они запросили… А сейчас ткнулся — говорят, хватит нас объедать.
— Деньги нужны, Степан Петрович.
— Зачем? — повернулся Овсов к Зомби, который все это время сидел, откинув голову и закрыв глаза.
— Мороженое, цветы…
— Какие цветы? — с интересом спросил Овсов.
— Разные… Женщины любят цветы.
— Откуда ты знаешь?
— Мне так кажется… А что, разве нет?
— По-всякому бывает, — уклонился от ответа Овсов. — Ты когда-нибудь дарил женщинам цветы?
— Кажется, да. Астры. Терпеть не могу гладиолусы. Они кажутся мне не цветами, а какими-то архитектурными сооружениями. Много о себе понимают… Не представляю себе женщины, к которой можно прийти с гладиолусами… Это все равно что прийти на свидание с кактусом.
— Некоторые кактусы цветут очень красиво… А их запах просто валит с ног.
— Если в этом цель, — начал было Зомби и замолчал.
— Я смотрю, у тебя сложные отношения с цветами, — Овсов озадаченно посмотрел на Зомби.
— Сам удивляюсь, Степан Петрович! Секунду назад не думал ни о цветах, ни о деньгах, ни о женщинах.
— Пафнутьев прав — жизнь у тебя была довольно насыщенная…
— Просто у меня была жизнь, — поправил Зомби.
— Ты хочешь куда-то идти?
— Ненадолго.
— Ночевать вернешься?
— Я отлучусь на час… Может быть, на два.
— Что-то вспомнил?
— Нет… — Зомби помолчал. — Надеюсь вспомнить.
— Я могу пойти вместе с тобой… Если хочешь.
— Не стоит… Знаете, как бывает… Когда кто-то ведет, дороги не запоминаешь. А когда доберешься сам… Значит, ты уже знаешь дорогу.
— Что-то в этом есть, — с сомнением проговорил Овсов и, сунув руку в карман халата, вынул десятитысячную купюру. — Возьми, авось хватит.
— Хватит.