В прорыв идут штрафные батальоны

— Ну что там? — встретил он Павла встревоженным вопросом. — Не договорились?

— Топай, Коля, во взвод. Жуков, наверно, уже у печки греется, пока ты тут дрожжи продаешь.

— Правда? Я, честно говоря, засомневался уже. Что-то долго ты его убеждал. Но добился же своего.

— Ничего я, Николай, не добился. Балтус и слушать меня не стал. Просто Жукова никто не арестовывал — доставляли на опознание как свидетеля. Ложная тревога. И заслуг тут никаких моих нет. Дуй во взвод, пока на ужин не опоздал.

— Все равно спасибо. И извини. Плохо о тебе подумал. Показалось, что боишься, не пойдешь к комбату. Пошатаешься для виду по штабным коридорам, и все.

— Ни черта себе! И давно так обо мне думаешь? —Ладно, друг, извини. Со страху померещилось.

— Махтуров повинно ткнулся лбом в плечо Колычева и, отпрянув, не оборачиваясь, заспешил во взвод

— Маштакова к Ведищеву направь. Пусть за Грохотовым зайдет по пути. Я их у Ведищева ждать буду, — докрикнул ему вслед Павел.

* * *

У Ведищева во взводе порядок По ощущениям, вроде легковат взводный, даже не серьезен. Не чувствуется в нем ничего от командирской строгости и властности, особенно когда к месту и не к месту на Дуньку Кулакову ссылается. Так простачок зубоскалистый. А поди ж ты. Крутится, вертится, как хлопотливый хозяйчик, на подворном хозяйстве, на все свой юрковатый глаз наложить успевает. Того подтолкнет, другого подстегнет. И не так чтобы приказал и успокоился — еще не раз вернется и проследит, чтобы исполнено было.

Дожидаясь Маштакова с Грохотовым, Павел в сопровождении Ведищева обошел взводные землянки. В землянках прибрано, выметено, питьевые бачки полны водой. Часовые и дневальные на местах. Командира роты, как положено, рапортами встречают. Солдаты ужинают. Только непривычно, что ни вопросов не задали, ни о том, что в штабе слышно, не поинтересовались.

— Кратковременный испуг переживают, — отвечая на вопрос Павла о том, как последние события отразились на самочувствии штрафников, сказал Ведищев. — У меня во взводе разборки среди уголовников еще раньше начались. О Карзубом все спорили. Нашлись и у него последователи. Особенно среди молодых урок Они даже Крапленого в мат стали брать. Дробот так ему и заявил: «Нам лагеря не светят. На старое узел завязываем, а вы как хотите». Арест Каширы и Рубаяхи здорово всех озадачил. Конец блатному царству.

Подоспевшие Маштаков с Грохотовым с ходу в разговор включились.

— Семен прав, — поддержал Ведищева Маштаков. — Вражда между уголовниками пошла. У меня их вообще слышно не стало. Раньше как — чуть задень одного, все с криком на тебя наваливаются. А сегодня Джабаев, дневальный, Кисета с теплого места шуганул, и тот даже не огрызнулся, молча поднялся и ушел.

— Вас послушать — фанфары заказывать надо, — раздраженно возразил Грохотов. — Карзубый, Кисет… Вы еще Сукотина моего возьмите. Тварями были, тварями и останутся. Придут с пополнением другие Каширы, и все по новой начнется. И от этих добра не ждите. Покажут еще себя.

— У тебя, Егор, одна песня — твари, покажут. — Маштаков упрек Грохотова на свой счет принял. Видимо, прежде не раз между собой спорили. — Если сейчас намордники на них накинем, никакие другие Каширы нам погоды не испортят. Ничего они не сделают, два-три урка, если остальные командиру подчиняются, а не им.

— Голый оптимизм твои расчеты, — супясь из-под нависающих бровей, упорствовал Грохотов. — Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Это мы сюда пришли, чтобы вину искупать, а они — чтобы досрочно на волю выскочить. И больше ничего. На гражданке опять своими промыслами заниматься будут.

— Если так рассуждать — все бесполезно. И наверху у нас дураки сидят, не знают, чего делают.

— Гноить тварей в лагерях нужно, а не оружие им давать.

— На фронте, между прочим, каждый штык не лишний.

— Хорошо, если этот штык не тебе в спину воткнется.

Павел в перепалку взводных не вмешивался. Для него каждое мнение прежде всего — это характеристика взводных, их сильных и слабых сторон. Хотя, кажется, пора было и власть употребить, утихомирить стороны.

— Нашему Егору только с танками бодаться, — непонятно, то ли в укор, то ли в похвалу проронил Ведищев, ни к кому конкретно не адресуясь. Но Грохотов ухватился:

— С танками лучше. Просто и понятно.

— Все, мужики, хорош. Слушай команду! — обычным своим командирским тоном произнес Павел, кладя конец перепалке. — Маштаков! Завтра с утра поступаешь в распоряжение командира первой роты капитана Корниенко. Взвод направляется на сооружение полигона для стрельб. Ведищев! С утра получить топоры и пилы. До обеда — заготовка дров для штаба и ротной кухни. Грохотов! Приказ комбата: выдели командира отделения с шестью солдатами, после отбоя взять лошадь с повозкой, вывезти трупы убитых куда подальше в поле и закопать в воронке… Сам, комвзвода, проконтролируешь исполнение и мне доложишь.

— Либо зимовать тут остаемся? — прищурился Ведищев. — Тогда, может, баньку русскую заодно срубим, с парилкой — на весь батальон? Чё нам стоит?

— Раскатал губенки. И без того, считай, два месяца курортничаем.

«Под Пензой формировались около трех месяцев, — прикинул Павел, — здесь уже два. Но батальон не укомплектован. Пожалуй, есть смысл выйти с предложением на комбата».

Мысль Ведищева показалась ему дельной.

Богданов разрешения войти попросил. Присел бочком на чурбачок у печки, вполоборота к Колычеву. Но ведь не за тем пришел, чтобы глаза прятать и в топке с деланным равнодушием шевыряться. Павлу еще раньше показалось, что между ординарцем и связным косая тень пролегла.

— Что у вас тут произошло?

— Да так… Поцапались маленько… Из-за баб… — с неостывшей мстительностью пробурчал Богданов и добавил, будто Тимчук мог его услышать и понять, что того стоит: — Ниче, остынет, пока на часах-то стоит.

— А чего маешься тогда?

— Ну, ротный, разных баб я повидал, но такую прокуду первый раз встречаю.

— Это про кого ты?

— Да про Мамазин наш треклятый.

— Что за магазин? — недоуменно переспросил Павел: ослышался, что ли? — Не пойму что-то. При чем тут магазин?

— Да не магазин, а Мамазин, — поправил Богданов. — Ну, бурятка эта шепелявая или якутка, черт ее знает как, которую комбат для санчасти отобрал. Мужики ее так прозвали. Знаете вы — морда-задница у которой. К ней солдатня по ночам гужом валит. Никому отказу не бывает.

— Как это гужом? — не поверил Павел. — До сих пор, что ли?

— Да нет. Как посты везде выставили — никого уж нет. А поначалу… Стою я на часах, а они прутся и прутся. Кого ни окликну — все в санчасть, лечиться. И болезнь у всех одна. У Мамазин, говорят, магазин до четырех утра торгует, всех обслуживает. Хоть целым отделением приходи. Надоело окликать… — Богданов обиженно помолчал некоторое время. — И откуда такие сучары берутся? После них и на честных баб без содрогания полезть не сможешь.