В прятки с кошмаром

— Да, Итон, я все понял. Надо как следует выспаться, и подумать, что и как можно сделать с Сэмом и его Вольниками. И вот еще что… Я рад что ты со мной. Как бы мне не трудно было это признавать. — Протягиваю ему руку, он ее пожимает. Чего в жизни только не бывает.

====== «Глава 17» ======

POV Эшли

В себя я пришла в лазарете. То есть в клинике. Все как в какой-то другой реальности… Беспорядочное мелькание суетящихся врачей. Писк приборов. Какие-то процедуры… куча датчиков, постоянные осмотры. Склонившаяся надо мной медсестра, протыкающая мне вену иголкой шприца, и сгущающаяся темнота… Снова и снова… я словно временно выныриваю из небытия, и вновь в него погружаюсь. Что им всем от меня надо? Почему бы просто, не оставить меня в покое?

Сознание словно отказывается возвращаться, иногда прорываясь короткими вспышками призрачного осмысления. Ощущение собственной никчемности, балансирующей на крайних затворках беспомощности. Предательская память, воспроизводящая жуткие кадры… Обломки горящих зданий, развороченные обстрелом… Изувеченные останки людей, перекореженная кровавыми воронками земля… месиво из фрагментов тел… адское содрогание под ногами… звуки разрывов, вышибающие дыхание… рвущие душу предсмертные крики… Мой собственный вой ужаса… Они безжалостно сменяются на другие эпизоды… тонущая в отчаянии, умирающая девушка… стальное дуло пистолета, направленное ей в голову… беспощадный, холодный взгляд любимых глаз, полный безразличия… Приподнятая, в презрительной ухмылке верхняя губа, так напоминающая свирепый, лютый оскал, жестокого зверя… Мужчина, из чьих глаз в варварских мучениях утекала жизнь… Снова ледяной, серый взгляд… палач, без сожаления упивающийся своей властью над обреченной жертвой… Чудовище, насыщающийся взахлеб забранными душами… Как-же так… Боже мой, неужели это правда? Почему… ну почему? Жить не хочется совершенно… сломал меня, растоптал… Жалкая ты. Слабая. Глупая… Как он мог предать? Не верится совсем… он же воин, настоящий… Зачем он убил Кана… не в бою, безоружного… На блюдечке отдал нас на растерзание? Тех, кто верил ему… стоял за него до последнего… Разве так бывает? Надежда умирает вместе со мной… Пусто… горько… страшно. Как заставить себя верить… жить? Кажется, что вот совсем, мне незачем теперь. Но почему же так больно, словно наживую нарезают сердце тонкими полосочками. Как жаль, что нельзя все вырвать из памяти… Да, мне не за кого, было бы бояться. Так ведь жить проще, ни к кому не привязываясь? Да уж, с этим не поспоришь — проще… Намного. Но это реальность девочка… жестокая, печальная… Густая темнота пелена, граничащая с спасительным беспамятством обволакивает своим полотном.

Осмысление постепенно проясняется. Белый свет из окна резко бьет в глаза, нудная боль в голове, легкий запах лекарств. Я была, и вышла вся, осталась одна пустая оболочка. Больная и расшатанная. А где-то там, внизу живота поскуливает ощущение разочарования… Так хочется закричать, не сдерживая рвущихся из груди рыданий… не выходит. Наваливается адская усталость, а вместе с ней апатия и безразличие. Мне теперь все равно. Делай ты, Сэм, что хочешь, только уже скорее… Убейте меня, сделайте большое одолжение. А вот и он, легок на помине.

— Я не хотел делать тебе больно, Эшли. Ты мне не поверила, а я должен был раскрыть тебе глаза. — слова прорезают мозг, подобно лазерам. Да что же мне так плохо?

— Почему я в клинике, что со мной? Голова раскалывается…

— Последствия контузии. Нервное истощение. У тебя сотрясение мозга. Оттуда и сильные головные боли, тошнота и рвота, головокружения, особенно при поворотах головы. Быстрая утомляемость, плохое самочувствие, повышенная раздражительность. — вот черт, зачем я его спросила… как бы его заткнуть?

— Сколько я здесь уже лежу?

— Четыре дня, Эшли. Тебе нужно поесть, ты совсем обессилена. — это с чего бы ему расточать беспокойство? — Ее нужно накормить! — выдал он кому-то из медперсонала.

Четыре дня? Серьезно… да я даже с дыркой в голове, отлеживалась не больше двух дней. Я не помню, чтобы вообще, когда-нибудь серьезно болела. А небольшая контузия меня так подкосила… или обреченность… Мой Energizer окончательно сдох…

— Что тебе надо от меня, Сэм? Что? — сил нет даже разговаривать, закрываю глаза. Может, он наконец уйдет и оставит меня в покое?

Мужчина выдохнул тяжело, поставил стул рядом с кроватью, уселся. Гладит по голове, словно маленького ребенка, всем своим видом выражая заботу и сочувствие.

— Ничего. Я только прошу, останься здесь со мной не надолго. Я совершенно ничего не буду с тобой делать, ты просто поживешь здесь, а потом я отпущу тебя на все четыре стороны. Прошу тебя Эшли, дай мне шанс. Я знаю, я поступил погано с тобой, но посмотри на себя, какая ты выросла, самая настоящая бесстрашная. Я во фракции не смог бы вырастить тебя лучше. Поживи тут, со мной, может ты изменишь мнение обо мне и о том, что происходит. Ты была ослеплена искусной игрой, Джанин отлично научила твоего… хм… молодого человека изворачиваться и лгать. Он просто использовал тебя, не более. Поэтому я прошу. Останься. — использовал Эрик? Вы все меня только используете…

— Хорошо, — шепчу одними губами, — я останусь. Я правильно понимаю, что выходить мне будет нельзя?

— Только ради твоей безопасности. Только потому, что лазутчики и предатели могут причинить тебе вред. Только поэтому, а не потому, что я хочу тебя как-то ограничить. — ну да, вред… И крышу, наверняка уже заварили. Да и сил у меня сейчас, только до унитаза дойти хватает, и то, по стеночке. Спасибо, судно не пихают.

— Ладно, Сэм, я остаюсь.

Видимо сидеть у постельки болезной кровиночки и держать ее за обмякшую ладошку, у «любимого» папочки не в почете. И слава тебе яички… Меня кормят, практически с ложечки и вкалывают очередной укол. Лекарство действует быстро, и я погружаюсь в глубокий медикаментозный сон.

Валяюсь в палате, хрен знает сколько, плюю в потолок. Силы понемногу возвращаются ко мне. Дождавшись, когда медсестра уйдет после своих гребанных процедур, потихонечку сползаю с койки. Пора расхаживаться… Одежды нет, обуви тоже, да и трусов даже нету, прости Господи… Сиротинушка я, при таком-то родителе. Заворачиваюсь в простыню, на манер тоги и шлепаю босыми пятками к двери. Выход мне тут-же перегораживают два верзилы с рожами дегенератов. Ба-а, да у меня и няньки имеются… Под чутким присмотром охраны, меня отводят в лидерский корпус, заселяют в большую комнату и мордовороты застывают с той стороны двери. Потом, испуганно поглядывающая эрудитка, молча приносит мне целый ворох одежды, и так-же, без единого слова исчезает. А размерчик-то, мой. Прямиком иду отмываться. Ванная, как и все в Эрудиции ослепляюще белая.. Не торопясь, разворачиваюсь из своей обертки. Включаю воду. Пока ванна наполняется, осматриваю себя в зеркало. Похудела. Следы повреждений после обстрела, почти совсем слиняли, наверное, регенерацией кололи. Набубырив в воду пену для ванн, медленно погружаюсь в ароматную субстанцию по самые уши… Главное — ни о чем не думать. Не пускать в голову страшные воспоминания. Не сейчас. Но не получается совсем. Что же с тобой, мой родной случилось? Где ты? Не знаю, как я еще живу, и сердце все еще исправно в груди выстукивает, когда так больно?

Вымывшись, сушу волосы полотенцем, и в него же заворачиваюсь, разглядывая свое бледное отражение в зеркало. Неожиданно, задорно подмигиваю сама себе и лихо показываю язык. Ну что, Крошка, еще повоюем маленько, а? Как пособница Эрудиции, я буду гораздо полезнее ребятам. А там что-нибудь придумаем, как водится. Давай-ка, детка, пока подтереть сопли и брать себя в руки. Никто, кроме тебя, не вытащит твою сладкую заднюлечку из этой заварухи. Нужно найти своих союзников… Гиля. Может он что-то знает о выживших на полигоне? А вдруг, они смогли с ним связаться?

В Эрудиции все не как у людей. Камера — ячейка, лазарет — клиника, стулья из какого-то материала, что хрен сломаешь и окна узкие такие, что даже я не пролезу. Из штаб-квартиры меня не выпускают. Везде видеонаблюдение. За мной неотступно следят два охранника, сопровождающие меня повсюду, словно тени, кроме моей комнаты. Постоянное нахождение по близости этих тупней, значительно усложняет задачу, моего дилетантского шпионажа. А сбежать из Эрудиции, не представляется ни единой возможности. Я обложена, блин, со всех сторон. Одна надежда отсюда выбраться, только если меня не оставят бесстрашные. Но они точно не оставят. Потому, что они мои родные, они мои друзья. Потому, что мы семья. А семья не бросает своих. У меня появилась новая привычка стоять у окна и пялится в город. С шестого этажа открывается неплохой вид. Правда Чикаго выглядит, как большая помойка.

День сменяется новым, и больше ничего не происходит. Одни только изгои с каждым днем становятся все лучше и лучше. К Эрудиции просто не подступиться, изгои обложили все входы, выходы. Они ведут себя, как отряды особой группы, которой у нас вотчина Вайро. Эх, его бы сюда, он сразу сказал бы, что такое с «Вольниками». Острая игла кольнула сердце. Только бы они выжили после бойни на полигоне. Я не видела мертвых, но и живых я не видела тоже. Вайро, Линни, Ворон, Сани, Джойси… Эрик…

Про него вообще ничего не известно. Как пропал, так и нет его, ни слуху ни духу. Думать о нем больно, особенно после увиденного на планшете. Но сердечко все равно предательски убыстряется при мыслях о нем. Ну как же так, ну не может так быть… Что-то не дает до конца поверить в страшное чудовище, увиденное мной. Не могли быть обманом те глаза на маяке, не могли быть обманом глаза на базе у Фора. Не могут быть обманом рассказы командиров, невозможно так долго притворяться и лгать, хоть раз, да выдаст тебя нутро… Но на планшете… Как будто был не Эрик… и в то же время он, я не могу его не узнать, слишком все родное…