В прятки с любовью

— Джанин, еще такой вопрос. Помнишь, ты учила меня распознавать дивергентов? Мне кажется, я знаю одного. Это Бильям Крамар. Он подает все признаки дивергенции по методичке, что ты мне давала. Я думаю, его надо проверить.

«Значит, ты решил сдать мне Билли, — думает, улыбаясь про себя, Джанин. — Таааак, это уже становится интересно. Стало быть, девчонка все-таки пожаловалась. А Билли подставился. Ну, вот и отлично, прекрасная кандидатура на роль жертвы. Как много бонусов сразу принесет его смерть. И основной обряд будет завершен. И Расти будет мне предан и почувствует свою власть над другими. И выполнит реверанс перед девочкой, защитив ее. А победитель получает все. Ну что ж, браво, Расти, как хорошо, что я в тебе не ошиблась».

— О, это на самом деле ценная информация, Расти, спасибо. Я все проверю и если ты оказался прав, это будет просто отлично, что ты умеешь распознавать дивергенцию без дополнительных приборов. Это очень ценный навык, поздравляю!

— Ну что ты, Джанин, не стоит. Я всегда рад тебе помочь.

Юноша едва заметно наклоняет голову и уходит размашистой, пружинящей походкой. Женщина смотрит ему вслед. Черт, до чего хорош. Надо с этим что-то делать.

Эрик

Салли все-таки пришла. Через неделю. Пришла и, привалившись к двери, смотрит как я отрабатываю ОФП. В глазах мелькает одобрение.

— Привет! Не присоединишься? — спрашиваю, стараясь удержать дыхание в норме.

— Я форму не взяла сегодня. Думала, мы в тир пойдем.

— Для тира поздно уже. Во фракции после шести часов наступает режим «тишина». Ты можешь взять эрудитскую форму, в шкафу для вещей, ты знаешь где.

Салли кивает и исчезает в раздевалке. Крем, что я дал ей неделю назад, помог на ура. От шрама ничего не осталось. В душе поселилось чувство маленькой победы. А Билли скоро исчезнет. Джанин сказала, что данные подтвердились, и Билли признан опасным для нашего общества. Так что с Билли можно попрощаться. Салли выходит, одетая в голубую эрудитскую спортивную форму, и мы приступаем к спаррингам.

Сегодня она что-то вся задумчивая и не разговорчивая. Видимо, переживает за брата, который разбился и обездвижен. Надо будет спросить у Джанин, можно ли ему чем-то помочь. Мысли пролетают в голове, пока мы отрабатываем удары и броски.

— Ну же, Расти, дерись уже нормально! Сколько можно мямлить? Я же знаю твой удар, почему ты не можешь нормально ударить?

Блин, ну что она от меня хочет? Да, я могу ее ударить, но ведь при этом я ее покалечу. Сила моего удара давно не мальчишеская. Чего она несет-то?»

— Давай, хватит уже фигней страдать! Дерись давай, Расти! Если я захочу чтобы меня погладили, я уж точно не к тебе за этим пойду!

Интересное заявление. Почему не ко мне? Странно, мне казалось, что она ко мне все-таки неравнодушна. Волнуется, тренирует, беспокоится… Чего она сегодня такая агрессивная? Злость поднимается во мне. Что это еще за заявления? Она хочет разозлить меня? Нападаю уже более уверенно, наконец-то, у меня стали на автомате получаться все приемы, мне даже несколько раз удалось попасть по ней. Вот странно как, вроде девчонка, должна ныть от боли, а она радуется, что у меня получилось. Я даже начинаю подозревать, что она специально пропускает удары, вот только зачем ей это надо?

Мы сидим в тренажерном зале, как всегда, после тренировки. Интересно, какие залы в Бесстрашии? Если в Эрудиции такие впечатляющие, то уж в Бесстрашии должны быть на высоте.

— А в Бесстрашии хорошие тренажерные залы?

— Ну, вообще-то в Бесстрашии нет как таковых залов, как тут, например. Там просто Яма, где все занимаются, это невозможно объяснить, сам увидишь.

Она сидит на коленях, длинные влажные после душа волосы, распущены по плечам. Последнее время она изменилась, стала какой-то другой. Улыбается все время как-то загадочно, смотрит на меня и улыбается. Может смеется? Я наверное все не так делаю. И спросить не могу. Волосы темные, слегка вьются. Вдруг возникло непреодолимое желание их потрогать. Черт, вот сколько мы знакомы… Почти четыре года. И я как-то за это время не обращал внимания на ее волосы. А тут вот обратил.

— В Бесстрашии вообще все по другому, не как в Эрудиции. Вот например форма. Почему у вас тренировочная форма похожа на пижаму? Ведь в ней не так удобно двигаться, как в облегающей тело форме. Залы тренажерные хорошо оснащены, но они маленькие, мне тут воздуха не хватает. Нет, здорово, конечно, что прямо из зала можно сходить в душ, но оно и понятно, если в таком крохотном пространстве заниматься, это нужно в разы чаще. И я не заметила тут ни разу никого, зачем вам вообще они нужны эрудитам?

— Эрудиты не очень любят физические нагрузки. Очень редко занимаются. Тебя кто сегодня забирает? Ты не опаздываешь?

— Нет, Сэм пришлет машину к восьми. Ты иди, если спешишь, я тут побуду, подожду его. Он мне сообщение скинет на пейджер.

— Ладно, пойду.

Встаю, начинаю собираться. Так, все взял, форму переодену в своей комнате. Ах ты, черт, очки забыл.

— Расти, зачем ты очки носишь? Все забываю спросить, у тебя ведь очень хорошее зрение.

— Это атрибут. Принадлежность к фракции, понимаешь? Вот у вас татушки, а у нас очки.

Салли подходит ко мне. Снимает с меня очки.

— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя очень красивые глаза, Расти? Ты ведь уже точно решил, что будешь Бесстрашным, сними дурацкие очки и сделай татушку, вот и будет у тебя принадлежность.

— Эрудиция не одобряет раскрашивание тела…

— А тебе есть дело до того, что одобряет Эрудиция, а что нет?

Она стоит так близко ко мне, что еще сантиметр, и между нами не будет вообще никакого расстояния. Стало почему-то трудно глотать. Ее губы оказались совсем рядом с моими так, что когда она говорила, я чувствовал ее дыхание. Мне показалось, что она сейчас прижмется своими губами к моим. А через секунду мне ужасно захотелось этого.

Ее полные губы растянулись в улыбке, и все также, глядя мне в глаза, она сказала:

— Не надо так меня бояться, — отвернулась и пошла в сторону тренажеров.

— Очки отдай.

— Не отдам. Ты сделай себе тату в виде очков. Будешь ходить, как панда.

— Салли, если я буду ходить без очков, это как… Это все равно, что тебя в рыжую юбку обрядить…

Черт, вот что за девчонка, а? Догоняю ее, хватаю за локоть, поворачиваю к себе, и она, едва слышно охнув, впечаталась в мою грудь. Я слегка завис от неожиданности, потому что ее губы близко опять. И я не могу думать ни о чем, кроме как об этих губах. Расстояние сокращается между нами, дюйм… полдюйма, четверть… Первое прикосновение, легкое, но такое головокружительное, что ноги едва не подкосились, а по телу разливается ноюще-тягучее удовольствие, граничащее с блаженством. И постепенно простого прикосновения становится бесконечно мало, хочется большего и не просто посильнее втянуть в себя ее верхнюю губу, слегка посасывая, до рези не терпится попробовать ее на вкус всю, без остатка… Она отвечает мне, втягивая и прихватывая, язык, немного высунувшись, обводит мои губы, оказывается, мне невероятно нравится ее целовать. Что-то звякнуло и разбилось, а руки девушки уже обвивают меня за шею, тихонько гладят по плечам. От Салли пахнет чем-то сладким, ванильным, как от конфеты, я шумно тяну этот ее аромат, стараясь погасить рвущийся из груди стон...*

Обнимаю ее за талию, покрепче к себе прижимая, говорю:

— По-моему на сегодня надо заканчивать, — а она меня целует. Ну вот где у этой девчонки ум. Кажется, идея насчет матов не такая уж и безумная…

Пейджер, бл*дь. Ну, конечно, всегда пейджер. И как, скажите на милость, теперь тренироваться с ней? И что же это будут за тренировки?

— Да, ты прав, на сегодня надо заканчивать. Следующая тренировка завтра в восемь, не забудь, ладно?

Да, как можно теперь о тренировках забыть? Я приду, о-бя-за-тель-но. Приду, да.