В прятки с отчаянием
Шрифт:
— Алекс… Я могу помочь. С рукой, — кивая на культю, я внимательно отслеживаю свои слова, чтобы не сказать лишнего. Я так и не понял намерений бесстрашных одновременно жертвовать собой на каждом шагу, но при этом изо всех сил пытаться сохранить как можно больше жизней. И мое предложение Эванс-младший может расценить как оскорбление. Легкое настроение моментально слетело, сделав лицо бесстрашного угрюмым и он, поглядев на свою покалеченную руку, хмуро спросил:
— Правда сможешь помочь?
— Восстановишься меньше чем за неделю, — пообещал я ему, прикидывая, сколько меня еще тут продержат.
— Ладно, поперли в лазарет. Может, и будет от тебя толк. Родственничек, — процедил он последнее
Джай
Янтарная жидкость просачивается в горло и меня от нее уже тошнит, но я упорно вливаю в себя алкоголь, потому что с каждым глотком все ближе небытие. Все попытки отрешиться, забыть, не думать заканчиваются полным провалом. В голову лезет всякая бредятина, чувство, саднящее и мерзкое, будто меня окунули в чан с дерьмом, не дает покоя. Перед глазами встает то непримиримый бесстрашный взгляд кочевника, то умоляющий и растерянный Люси, который сменяется на презрение и разочарование.
Конечно, она ушла. Собственно, это было понятно и так, но ярость и досада выворачивали мне суставы, сматывали нервы в тугие, стальные клубки, не дающие дышать. Как такое могло произойти со мной, меня бабы не бросают! Не бросают и точка! И уж тем более не предпочитают мне каких-то там пришлых кочевников, которые…
Как же долго я пытаюсь уверить себя в том, что я прав, хотя все мое существо говорит мне об обратном. Я не могу есть, не могу спать, и только виски еле-еле все еще помогает мне примириться с моим существованием, и только потому, что я все быстрее выключаюсь. По идее я должен быть в лазарете, но я сбежал оттуда уже на следующий день, клятвенно пообещав Джил, что буду приходить на перевязки и регенерацию. Правда, не приходил ни разу. Нога, сука, болит все сильнее и надо бы сходить, но я совсем не понимаю, сколько уже прошло дней…
Вокруг валяется… не могу сосчитать сколько бутылок, точно больше одной. Я заеб*лся, конечно, спотыкаться о них, но вот это кресло в моей комнате и виски… они… и не хочется больше ничего.
На тот момент, когда я во все это влез, я был стопроцентно уверен, что я прав. И хотел сделать ей больно. Хотел чтобы Лусия, черт ее дери, страдала так же, как и я… В какой-то момент сознание помутилось настолько, что я был даже рад, что она от меня ушла, потому что теперь больше не будет этого вечного выноса мозга, этих вечных непоняток, которыми она себя окружила. Чего только стоят странные рисунки на стенах, у меня от них мозги закипают и хочется убежать поскорее с ее этого чердака и ее оттуда вытащить…
За тот год, пока мы встречались, я был страшно счастлив ровно до тех пор, как мы вылезали из постели. Когда дело доходило до чего-то еще, что не касалось секса, у меня просто мурашки бегали по коже, настолько мне все было странно и чуждо. Она честно пыталась мне объяснить, заинтересовать, и мы даже участвовали в каком-то конкурсе, расписывая по ее эскизам стены… И я все готов был терпеть, потому что в койке ей не было равных…
А когда встретилась та только-только вылупившаяся неофитка, не помню даже как ее зовут, мне показалось, что просто гоготать над пошлыми шутейками и пить пиво прямо из горла — самое прекрасное что может быть. Плеваться очистками от орешков прямо с крыши, трахаться в переходах между уровнями Ямы… Она ходила в моих рубашках, подвязывая их на бедрах, и ягодички, торчащие из-под нее, весело переминались так, что непременно хотелось за них ухватиться. Конечно, все это быстро надоело, да и Люси вернулась, а девица куда-то пропала… Но все стало не так. Не то. Меня вдруг начали раздражать все эти заумные разговоры, вечное задумчивое выражение лица, когда она смотрела в ночное небо, будто могла там увидеть что-то
кроме ярких точек в ясную погоду, и мне от всего этого становилось не по себе.Я стал подумывать было как бы расстаться, когда Люси объявила, что уходит от меня. Этого я никак не мог допустить, вот вообще и совсем. Если бы я ее бросил, наверное, было бы проще, но вот чтобы меня бросила девушка, я никак не мог допустить. На тот момент это показалось мне бесчестием, позором и я приложил все усилия, чтобы ее вернуть.
И все же мы расстались. Я уехал служить на полигоны, у нас не было разговора как такового, ни я, ни она не хотели тратить себе нервы лишний раз, и так понятно было, что все кончено. Но вернувшись, я обнаружил, что она… сильно изменилась. Преобразилась. Из мелкой девочки-подростка, она превратилась в уверенную, самодостаточную девицу буквально за какой-то год. Много добилась по службе, прибавила в тренировках… Мое восхищение все набирало обороты, да и она, как мне казалось, была не против возобновления отношений…
И вот чего? Как это? Когда я уже почти добился своего, она взяла и… опять ушла! Бросила, черт возьми…
Стакан летит в стену, и я с досадой понимаю, что это был последний из шести. Сколько раз за то время, пока я освобожден от патрулей по ранению, эти мысли выходят на новый виток и вертятся в голове по кругу, вызывая у меня неконтролируемую ярость!
Одно могу сказать точно. Мне было хорошо, когда я думал, что она любит меня… Мне этого не хватало. Лучше бы она не возвращалась ко мне, лучше бы не было этой призрачной надежды, что есть девушка, которая может меня полюбить…
Сначала я не понял, что за звук мешает мне и не дает погрузиться в забытие полностью. Затуманенный алкоголем и собственными бреднями мозг вообще отказывается что-либо соображать, а боль в ноге не дает подняться с кресла.
— Идите на хрен все, все равно никому не открою! — еле ворочая языком, посылаю я визитеров. — Никого не хочу видеть!
— Тогда я тебе дверь сломаю! — отвечает мне девичий голос, который я никак не могу узнать. — Какого хрена, Гилмор! Ты общал, что будешь приходить, а сам на неделю пропал! Ты что, ноги хочешь лишиться?
Бл*, да кто это? Голос знакомый вроде… Кое-как поднявшись, я, пару раз споткнувшись и один раз чуть не упав, все-таки добрался до двери, за которой обнаружилась Джил с чемоданчиком в руках.
— Чего тебе? — спрашиваю ее, стараясь сфокусировать на ней взгляд.
— П*здец товарищи, — протянула медсестра, толкая меня грудью внутрь комнаты, хотя в мои намерения входило ее не впускать. — Так и знала, что ты бухаешь в своей комнате, но надеялась, что ты одумаешься…
— Лучше уходи, Джил. Я такой пьяный, что за себя не отвечаю. Могу изнасиловать.
— Ага, ты на ногах сначала удержись, насильник х*ев! Я должна осмотреть твою ногу, иначе вызову ребятишек, они тебя скрутят и отправят на больничную койку насильно. Понял? Я даже по запаху чувствую, как ты запустил рану, хотя божился что будешь…
— Ладно, не трынди. Заклей мне ее пластырем и убирайся!
— Ага, щаз. Пластырем я тебе могу только рот заклеить, чтобы не выступал. А ногу обработать надо, да зарегенерировать как следует. Какого хрена, Гилмор, у тебя давно все прошло бы уже!
Джил пихает меня в направлении ванной комнаты, а мне что-то х*ево так, и комната вся качается, и прилечь хочется, и пол почему-то приближается… Кажется, кто-то уговаривал меня встать, куда-то тащил... Затуманенное сознание совсем не фиксирует что происходит. Кажется, было больно, потом я куда-то шел с чьей-то помощью... Пришел в себя я почему-то сидя в душевой, абсолютно голый, а Джил в одних трусах и топике поливала меня холодной водой…
— Ты что, охренела! — попытался я подняться, однако ни черта не вышло.