В прятки с отчаянием

«Осторожно!» — прозвучало так неожиданно, что я застыла. Кто это? — Не ходи туда, упадешь! Там темно, а тропинка вся мокрая… — я хотела отмахнуться от него — бесстрашные ничего не боятся, — и идти дальше, но ноги почему-то не слушались, а желание выиграть у мальчишек в прятки, сменилось безграничным удивлением, когда я не увидела никого рядом, кто мог бы со мной разговаривать.

— Эй, ты кто? Почему я тебя не вижу? — молчание, словно мне показалось. Мне незнаком этот голос, значит, и мальчика, окликнувшего меня, я не знаю. Интересно, кто он такой? Во что любит играть? А, может, он и со мной поиграет. Хоть самую капельку! Эх, вот бы ему показать свои рисунки! Сразу бы понял, что я… Хорошая. И драться не буду, и обзываться… все равно не отвечает, оставляя меня изнывать от нетерпения. — Почему ты молчишь? Меня зовут Люси, а тебя? Ответь, — снова молчание, что я обиделась окончательно и, не обернувшись напоследок, демонстративно побрела назад: и правда, слишком темно и скользко, можно упасть вниз. — Ну и ладно, не хочешь со мной разговаривать — не надо! Но хоть имя назови, — тишина. — Я-то думала… А ты…

«Дей!»

«А почему, я тебя не вижу, Дей? Где ты?»

«Там, где звезды…»

* *

«— Па­па!!! — побросав все кубики, я бегу к нему и тут же обнимаю за ноги. Выше я еще не достаю, но он меня сейчас возьмет на руки, а может и на плечах покатает. У него теплые руки, большие-большие, что я там могу поместиться почти целиком. И пахнет от него ветром, значит только что был на улице, и еще чем-то вкусным и любимым. — Ты при­шел ко мне! Ма­ма ска­зала, что ты при­дешь!!!

— Ко­неч­но, я при­шел Лю­си, я всег­да вы­пол­няю обе­щания дан­ные те­бе, — папа обнимает меня, подняв высоко, что можно обхватить теперь его за шею и поцеловать в щеку.

— Ку­да мы пой­дем? Ты дашь мне свой пис­то­лет, я хо­чу стре­лять, — прошусь я, вот только какая-то тревога, пронесшаяся от него волнами, настораживала.

— Нет, Люс, сей­час мне нуж­но не­надол­го у­ехать, я прос­то хо­тел уви­деться с то­бой. А ког­да я при­еду, ты обя­затель­но выс­тре­лишь, я те­бе обе­щаю, — папа говорит так доверительно, ласково, от него так и веет любовью и солнцем, но прячет глаза.

Я беру его лицо в ладошки, чтобы посмотреть внимательнее и понять, что же случилось и почему он хмурится. Ему же плохо, я чувствую! И мама плачет. И пусть слез нету на глазах, зато внутри их слишком много. Они думают, что я совсем маленькая и ничего не понимаю, а я все знаю и вижу. А еще папа пришел в боевой форме и, значит, уезжает на задание.

— Па­па. Ты что, при­шел попро­щать­ся со мной?

— Нет, я при­шел сказать те­бе, что я ско­ро вер­нусь. Те­бе, тво­им брать­ям и тво­ей ма­ме. Я вернусь. Я обе­щаю.

Папа никогда не обманывает и всегда выполняет свои обещания, но нарастающая тревога молчаливо шумела в воздухе, кружилась вокруг — сильнее, слабее, сильнее, сильнее… Крепко-крепко обняв его за шею, я кладу голову на плечо, как будто спать укладываюсь, чтобы вдохнуть любимый запах, ощутить все то тепло, исходящее от него, напитаться им и напитать его. Я слышу, как глубоко он вдыхает, прижимает меня к себе, зарывается носом в мои волосы и… сейчас прибегут братья…

А потом смутное беспокойство, которому не отыскать причины, снедало все вокруг. Глухое волнение рождалось в душе и отзывалось эхом в каждом ударе сердца… То ли это было недоброе предчувствие, то ли необъяснимая тоска, что давила и давила, подступала, пугала и… слух заполнился многоголосым перетекающим в голове стонами мучительной боли, умолкающими навеки. И тишина… Какой страшной она иногда бывает!

А потом пространство взрывается множеством голосов, полных страдания, и мне плохо, так ужасно, что я жмусь к маме, не в силах объяснить что происходит. А она говорит, что ей нужно идти, уговаривает меня поспать, и я отпускаю ее, потому что знаю, там, куда она стремится, она нужнее... И этот сон — вагон, исковерканный, покореженный, черный от копоти, местами виднеются пятна крови... отвратительный металлический запах... и всюду кровь, боль и смерть...»

* *

«— Алекс!!! — высокая фигура стоит посреди Ямы, ругаясь на кого-то, а я бегу со всех ног к нему, с разбегу прыгая в подставленные руки, и висну на шее… Щемящее ощущение счастья и тепла растекается в животе. Я так сильно соскучилась, а на полигоне было так скучно!

— Кнопка, ты как тут оказалась? Где мама? — брат довольно смеется, пока я беспорядочно целую его лицо, колючие щеки, вертясь юлой в руках. Вот сейчас наобнимаю его, и побегу еще искать Вика, он меня точно поподкидывает высоко-высоко и даст шоколадку.

— Я от нее убежала! Она сказала, что ты занят, а я решила проверить, потому что она всегда говорит, что ты занят. А ты ведь не можешь быть занят вообще все время, ты же иногда приходишь, потому мне надо было срочно проверить… — доверительно поделилась я большим секретом, ведь он никому не расскажет и покидает со мной ножи…»

Видения плавно сменялись другими, открываясь из самых потаенных уголков памяти: руины разрушенного Бесстрашия. Прячущая слезы мама, которая переживает за Ричи, бледный, не желающий играть Трой; тревога, с треском рвущая душу на части, обнажая все страхи за старших братьев, которая пряталась там; слишком давно не видела Алекса, и с Виком что-то не так, но никто и ничего не говорит… Так плохо без папы, папе больно, а мама все время грустная. Тоска, беспокойство, тревога. Всё смешалось. Дикий ужас поднялся из живота к горлу, подпрыгнул тугим комком, а потом упал обратно: Вик, надо к Вику, срочно, обязательно. Дей поможет! Чужая, странная тетя, снаружи одна, а внутри совсем другая — злая, и голос мамы в голове… Алекс в беде, а Дей не хочет помочь — он меня бросил, исчез, оставив пустоту внутри, не дававшую покоя…

Обиженным, беспомощным ребенком, ощущавшим всю беду, я думала, что он просто бросил меня, но на самом же деле — всегда защищал и спасал, а сейчас… Что они с ним сделали? Навредили? А, может, Ризу удалось заметить их и он смог уйти? Как понять-то, что там произошло, если мыслеформ не слышно?

Думать о том, зачем я лично могу понадобиться стервятникам, просто невыносимо. Меня передергивает от омерзения. В прошлый раз мне удавалось успешно избежать сексуального насилия, только благодаря Ризу. Слезы набежали на глаза, спрашивая позволения. Главное, не всхлипывать, а то услышат. Эти уроды тащат меня куда-то, зачем… А вариантов-то на самом деле, не так уж и много — либо узнали о том, кто я и хотят выкуп, либо по старому плану, доставить меня своему предводителю, чтобы заставить Риза быть сговорчивее, либо продадут и опять же — насилие. Я только содрогаюсь, в голове вспыхивали картинки одна страшнее другой из красочных воспоминаний гребанного Рашида о чудовищных вещах, что если во сне привидятся, как бы под себя не сходить… Стоп! Угомонись, истеричка! Не время сопли на кулак мотать.

Выгнав усилием воли из головы все жуткие мысли, я сосредоточилась и полностью обратилась в слух. И очень вовремя. Давящая и, вдруг ставшая такой непривычной тишина, стала разбавляться чужими голосами и образами, словно в сито просеиваясь, а я хваталась за все незримые ниточки мыслеформ, надеясь отыскать в чужой памяти то самое, за которое можно зацепиться, чтобы найти ответы на свои вопросы. В животе, будто разлетелась на осколки ледяная глыба и стала таять — Риз живой, они его не забрали с собой, только усыпили и забрали все оружие, чтобы он сам пришел… И он придет, а один из стервятников, рьяно желает поквитаться с ним за своих убитых сородичей, чтобы отомстить, даже не особо опасаясь, что потом его убьет… Он боится, что его убьет тот самый странный человек, что их сейчас возглавляет. Размытый образ всплывает перед глазами, слишком идеальный. Лицо — как восковая маска, безэмоциональная, с пустыми глазами. Безупречный. Вот это я встряла! Все попытки пролезть к нему в голову заканчивались полнейшим фиаско.

А потом, меня как кнутом подстегнули: я слышу мысли стервятников, чувствую эмоции — у них нет блока? Навряд ли безупречный был бы таким беспечным, зная, что Риз может их прочесть.

«Риз…» — попробовала я позвать его, но несущий меня мужик, снова подкинул на плече свою поклажу, что тошнотворный ком подкатил к горлу. Ох, если меня сейчас вырвет… Лоб мгновенно покрылся испариной, от напряжения. Почему же он молчит, я ощущаю проявляющуюся связь, как струну, тянувшуюся к мужчине. «Риз! Ты слышишь меня? Боже, мне так…»

«Люси, я тебя слышу, малышка!» — ворвался в мое сознание обеспокоенный мягкий голос, разгоняя навалившийся страх. Живой. Отвечает. Сердце наполнилось ликованием. Вдруг стало хорошо и спокойнее.

Дей

Очнувшись, я долго не мог прийти в себя и осознать, что же все-таки произошло — мутная, тяжелая головная боль раскалывала сознание и не давала осмыслить произошедшее. Кое-как собрав себя по кускам, я поднимаюсь в надежде, что все это был сон, но реальность оказывается куда хуже. Люси нет, и я ее не слышу, да и не услышал бы, даже если бы захотел, безупречный, который напал на нас, и, видимо, следил за нами не один день, ставит очень мощный блок, через него не пробиться…