В прятки со смертью

Ладонью стискиваю рот, перекрывая всхлипы, а перед глазами вертится дьявольская карусель — кровь, крики, боль, рвущий душу стон… Ад разверзся, и небеса обрушились на нас… встряхиваю головой. Все плохо. Если мы будем друг друга уничтожать, у нас не будет будущего… Все потеряет смысл, приобретет тусклые краски… посторонние звуки исчезают, оставляя наедине со своими мыслями.

— Эрик, — позвала я, — что ж ты делаешь, а? Ты же… ты же не чудовище. — закрываю глаза, и вижу на его лице отражение тогдашних чувств и эмоций, от ярости, гнева до ненависти и жажды крови и отмщения. В стальных глазах стоял только холодный лед. — Я вдруг захныкала, глупо и жалко, соль покрывала лицо. — Эрик. Ну почему нужно быть таким… жестоким? — я таращилась в зеркало и видела се­бя — некрасивую, напуганную, с перекошенным в ужасе ртом, с припухшей щекой, ударила кулаком один раз, другой… — Господи, помоги нам, — попросила я испуганно. — Я не хочу, я ничего не хочу… — Спол­зла по стене, вжалась в угол и стиснула голову рука­ми, подтянув колени как будто на мою спину давили все беды этого мира… — Я не хочу. Боже, дай же мне сил выдержать. — бормотала я отчаянно и даже от­брыкивалась от кого-то. Не хочу так… не могу. Как-же режет внутри… невыносимо.

— Тихо, тихо, — шептал кто-то, пытаясь поднять меня с пола. — Все нормаль­но. Посмотри на меня, Крошь, вот так… — Ворон тянул меня за руки, но я лишь отбивалась. — Жизнь и правда иног­да бывает паршивой, а потом опять ничего. Вот увидишь. Вылазь же, ну. Крошь, за унитазом от жизни не спрячешься.

— Не хочу больше… мне ничего не надо. Ничего. Оставьте меня… никто никому не нужен. — жутко завыла, пугаясь сама от этого звука. Руки молотили по груди друга, по лицу, выталкивая его за дверь. — Хватит… все, пусто… слишком больно. — Дыхание срывается, и в сердце входит лезвие. — Уходи, уходи… ну пожалуйста. Не могу… прошу.

— Ох бл*ха, она пи*данулась… — прорезался высокий голос. — А ну, держи ее. — Сани с мужем скрутили меня в четыре руки, макнули головой под холодную воду и потащили в комнату. Но муженька девушка тут же вытолкала за дверь.

Вода текла за шиворот, вскипая на позвоночнике, но сознание немного прояснялось, рассеивая туман безумия.

— Я в порядке, в порядке… все хорошо. — всем и никому говорю я негромко, сотрясаясь в дрожи.

— Слушай… я все понимаю. И в койки чужие нос не сую. Но это у него из-за тебя башню рвет напрочь. Давно бы осчастливила лидера. — заговорила Сани, укутывая меня в полотенце и усаживая на кровать. И осчастливила бы, если б не гребанная Мелисса. — Когда мужики дерутся — не х*й лезть, а когда они еще пи*дятся из-за бабы — самое разумное для нее постоять в сторонке, а потом спокойно отдать руку победителю. Потому, что мужики входят в такой раж, что пи*дец всему. Да, да, здесь замешано не только самолюбие, и подорванный авторитет. А Райн сам нарывался, причем уже давно. — проговорила бесстрашная. Да знаю я, видела, как провоцировал. — Я его предупреждала, что Эрик от него места мокрого не оставит. Но этот у*бан ни х*я не внял. За что и поплатился. Не хочет воевать, то пусть у*бывает к Фору за стену, нам такие не нужны. А они воины, бойцы. Что они видели в своей жизни, кроме смерти, крови и страдания? Они мужчины. Такого как Эрик нельзя приручить, можно только принимать таким, какой есть. А со временем все наладится. Он не будет ласковым котенком, потому, что просто не умеет. Сейчас война, нужно думать о будущем, как выбраться из бл*дской задницы и вытащить от туда людей. А не дергаться из-за бабы… Пока они воюют, женщина обеспечивает тот самый крепкий тыл, не жалуясь ни на что. Ты веришь в него? — серьезно спросила Сани, всандаливая мне укольчик.

— Х*йню то не спрашивай! — возмущению моему не было предела.

— Ну вот и умничка, — обрадовалась девушка. — А теперь марш под горячий душ, а то трясешься вся. Заодно и успокоишься.

И я пошла. Вдоволь наплескалась под тепленькой водой. Мы же, оказывается и не додумались, что на маяке есть котел, как моржи купались в холодной. То ли укол так подействовал, то ли горячая вода успокаивала, но от истерики, полной жутких теней и образов — ни следа. Прикурив, высунулась в окошко, нежные звуки, издаваемые всякими мелкими птичками, наполняют комнату. Сердце окутало приятное тепло. Вижу его, сидит на лестнице и курит без остановки. Нервничает… Ладонью трет подбородок. Такой привычный и усталый жест. Поздно уже совсем, но не идет отдыхать. Завтра грядет слишком тяжелый день для него, для меня. Для нас всех…

Он без колебаний поставил свою жизнь на карту ради нас, рискуя потерять ее, если Итон ему не поверит. Бл*дский Фор… удравший за стену, отказавшийся от борьбы, оставивший наши дома, фракции, город на растерзание, уничтожение ублюдкам, играющим в власть. Считавший Эрика предателем. Душа рвется на клочки от одной мысли, что все зависит от Итона. Зависит жизнь Эрика. Самая дорогая и бесценная для меня. Пальцы в бессилии сжимаются в кулаки, зная, что она может оборваться. Его, который бросился в самое пекло, пытаясь защитить, возродить, вернуть нашу жизнь. Бесстрашие. «Яму».

Дать людям надежду, будущее. Право на выбор. Да, он лидер, истинный лидер! Настоящий бесстрашный! Лидер!!! Способный повести за собой людей. Но ему всего двадцать четыре года. Совсем парнишка, взваливший на свои плечи тяжелую ношу, слишком сильную ответственность и никогда не смевший жаловаться. Сомневаться. Отступать назад. Не смевший сдаться. Он сильный. Без сомнения сильный. Решительный. Бесспорно лучший, да!!! Мы вернем наш город. Наш дом. Мы не отступим. Не сдадимся. Мы выстоим, все переживем. Мы победим!!!

Я пойду за ним в пекло, спущусь в самый ад. Отдам свою жизнь за него, не дрогнув, без сомнений. Без раздумий. Я не никогда не предам его. Не продам. Не отвернусь. Не усомнюсь. Он мой! Только мой! А я его!

Эрик

Музыка: «Forgiven» Within Temptation

И опять ночь. Снова ночь. Не могу уснуть, ничего не помогает, ни тренировки на износ, ни горячий душ, ни сигареты. В голове крутятся нескончаемым потоком мысли о завтрашнем дне. Сижу на ступеньках, ведущих в здание Маяка. Место навевает воспоминания о захватах флагов, выигрышах и проигрышах. Соперничестве.

Фор, который первый и который ничего не сделал, чтобы помочь. Станет он меня слушать? И вообще разговаривать? Сбрасывать его со счетов или он меня поддержит? Может не ходить к Фору, а сразу поговорить с Трис, она то, вроде, все понимает, как надо. Черт, как мало времени, как мало людей. Мальчишке руку сломал. Мальчишка — говно первостатейное, урод гребанный. Раскрыл свой хавальник. Провоцировал меня, вот и нарвался, мудак! А она? Она-то как? Вот черт.

Я думал мне нужна власть, я буду упиваться своей силой, положением, подчинением всех и вся. Буду всех контролировать. Все держать под контролем. Но я неожиданно понял, что власть, лидерство само по себе — полная бессмыслица. Когда это произошло? Сейчас? Или когда я почувствовал первую эйфорию, вырвав из лап смерти своего первого бойца? Когда первый раз закрыл собой зазевавшегося мальчишку, которого потом сам же и выкинул к изгоям? Когда меня на полном серьезе стали называть «лидер», а не в насмешку? Когда рукопожатия стали крепкими, такими крепкими, что похожи на неразрывные узы? Когда «спасибо, что не дал сдохнуть» стало больше похоже на позывной, чем на благодарность?

Когда она появилась в моей жизни, я делал все, чтобы не пускать ее туда. Видит бог, я делал все. Но это не помогло, она вошла в мою жизнь так крепко и глубоко, что мне самому не верится. Она мое слабое звено. Я не смогу принести ее в жертву никому и ничему, никаким войнам, никаким фракциям, если речь о ней, мне сразу становится на всех по*бать. Но так не должно быть. Это проигрыш. Это поражение. Но без нее все теряет смысл. Для меня. Я не тот парень, который сделает ее счастливой. Не тот, кто будет бегать, подтирать у нее сопли. Я монстр, рядом со мной она найдет смерть, боль, горе и все, чего она не хочет и боится. Я тот парень, который может разбить ей голову и сильно обидеть в своем раздражении и гневе. Не тот…

Хочется взять ее, увести отсюда подальше, чтобы она не участвовала во всем этом, чтобы была в безопасности. Чтобы оставалась нежной, мягкой, теплой, женственной, а не стальной и неприступной, как сейчас.

Я все время думаю о ней, вместо того, чтобы думать о том как победить, как это сделать быстро и с наименьшим количеством потерь. Если она не верит в победу, не верит в меня, ей нельзя воевать. Ей восемнадцать, она только что прошла инициацию, для нее война — это ужас, кошмар, боль, горе, смерть. Для меня это освобождение, вера в будущее, в то, что оно вообще будет. Как ей объяснить? И надо ли объяснять? Это надо почувствовать, это невозможно объяснить. Это называется единомышление. Если она не со мной, надо ее отправить в безопасное место. Только где оно сейчас? Возьму ее с собой на полигон, там Сэм ее не достанет. В боях не дам участвовать. Захочет там жить отдельно, ну значит будет. Но если я буду ломать руки каждому, кто до нее дотронется, у нас пожалуй не останется бойцов совсем. Черт, ну вот что за х*йня, как со мной вообще такое могло произойти?

Позади себя слышу осторожные шаги. Я знаю, что это она. Я чувствую. Садится рядом со мной на ступеньку. Берет у меня из пальцев прикуренную сигарету. Затягивается.

— Ты чего не спишь?

— Не спится.

Ясно. Понятно. Не спится. Встаю, снимаю куртку.

— Встань-ка, постелю, чтоб на камне не сидела.

— А на коленки можно?

На коленки? Отчего же нельзя, не думал просто, что ты захочешь. Пригласительным жестом показываю, садись, мол. Садится ко мне на колени, опускает свою многострадальную голову мне на плечо. Как же хорошо. Беру ее в кольцо рук, глажу по голове. Вздыхает. Трется о мое плечо носом. Ночь и тишина. И не хочется ее отпускать. Тихий, чуть слышный шепот: — «Я в тебя верю. Я с тобой…»