В ритме сердца
Шрифт:
А дальше невыразимая нега заполняют всю мою сущность — и я улетаю. Куда? Не знаю. В астрал? На небо? Или же, с лёгкостью пробив собой стратосферу, прямиком в бескрайний космос? Не важно. Сейчас ничего не имеет значения. Главное — я парю. Освобождаюсь. Расщепляюсь на песчинки. Становлюсь невесомым, как воздух. Может, даже умираю. Меня будто нет, и в то же время я нахожусь повсюду. Не вижу, не слышу, ничего не понимаю. Только впитываю в себя пары небывалого кайфа, который дарует мне безграничное чувство свободы, охватывающее каждую жилку в моём теле.
О! Неужели я начинаю возвращаться обратно в тело? Да, я снова в нём и чувствую, как мощно оно пульсирует в районе паха от магической энергии, активно циркулирующей по венам и окутывающей чем-то мягким и тёплым все
Лина…
Контролировать своё тело у меня по-прежнему не получается, но при воспоминании о ней ко мне постепенно начинает возвращаться зрение. Я напрягаю веки, фокусируя взгляд, и благоговейно выдыхаю: я сижу на пятках, а моя кошечка лежит передо мной с широко расставленными ножками, нежась в постели с блаженной улыбкой на губах. Всё её тело, в особенности щёчки, обрело розовый, как летний рассвет над морем, оттенок; аппетитная грудь, что так и манит накинуться на неё языком, поднимается и опускается в учащённом ритме, а тонкие пальцы водят по впалому, всё ещё сокращающемуся от наслаждения животу, неосознанно размазывая на себе следы моего оргазма.
Эта картина шикарна настолько, что я готов кончить ещё раз.
Хотя какой нахрен кончить? Это был не оргазм, а настоящее перерождение души и тела, полное обнуление, сброс до заводских настроек. Это было охрененно, в прямом смысле улётно. Гораздо глобальнее и эпичнее, чем я представлял в своих фантазиях, пока так долго воевал с этой строптивой дикаркой. Но оно того стоило. Всё того стоило! Готов воевать с ней целую вечность, лишь бы испытывать это снова и снова. Отправляться в рай, и Лину туда же посылать беспрерывно. Хочу видеть её удовлетворённое, румяное, изумительно красивое лицо, её сияющие восторгом глаза вместе с потрясающим чувственными изгибами фигурки, которые даже сейчас, когда я ни черта не понимаю, не прекращают сводить меня с ума. А вот этот её смех… которого я до сих пор не слышу, лишь вижу её трясущиеся плечи и уголки сочных губ, ползущие вверх и оголяющие белые зубки, действует на меня, как на кота валерьянка. Готов всё на свете отдать, лишь бы она никогда не прекращала смеяться.
Любуюсь ей в полном неадеквате, внезапно ощущая, что начинаю сильнее телом содрогаться. Пара секунд уходит на то, чтобы понять, что, оказывается, я тоже начал смеяться.
Смеюсь и что-то говорю. А что говорю — не имею и малейшего понятия. Но мои слова резко что-то меняют. И меняют совсем не в хорошую сторону: её улыбка постепенно становится вялой, между бровями появляется хмурая складка, а глаза загораются недоумением и страхом, пока её губы активно шевелятся. Она что-то говорит. Или спрашивает. Мать твою, что она спрашивает?
На короткое мгновенье я прикрываю глаза и сильно концентрируюсь, желая наконец вернуть себе слух и способность двигаться.
— Адам… повтори, что… — её настороженный голос с трудом прорывается сквозь крайне громкое урчание моего зверя, но тем не менее мне удаётся что-то расслышать. — Повтори, что ты только что сказал мне?
А что я сказал? Я не знаю. Ни единой мысли нет в голове. Но почему-то мой рот начинает двигаться без моего ведома и произносит в хлам пьяным лепетом:
— Моя невезучесть определённо переплюнула твою, дикарка… Стопроцентно переплюнула… — Что? О чём я вообще говорю? — Ведь какова была вероятность… что единственная девушка, которая… способна отражать мою способность… — Стоп! Адам! Заткнись! Ты не должен говорить ей об этом! — единственная, кто может позволить мне ощутить весь кайф своей силы… окажется такой… упрямой и проблематичной? — Ну молодец, кусок идиота! Теперь она знает о своём влиянии над тобой! —
Я же везунчик, каких ещё поискать, Лина, тебе так не кажется? — спрашиваю я и продолжаю смеяться, как последний придурок, без единой возможности остановится, даже несмотря на то, что с лица дикарки в одно мгновенье сходит всё веселье и свет.— Так значит в этом и заключается вся моя особенность? — сдавленно произносит она, глядя на меня глазами, неумолимо наполняющимися влажным сиянием.
Не понял. Она что ли сейчас плакать собирается? От счастья? От шока? От чего, бля*ь?! Чёрт! Когда меня уже полностью отпустит, и мозги заработают?
— Не будем сейчас тратить время на разговоры, мне нужно войти в тебя, пока твоё состояние после оргазма до конца не утратило своё действие, — вот, вроде заработали — тут я в самом деле вещи говорю. Нужно трахнуть её как можно скорее, и мой член, нисколько не опустившийся после крышесносного финиша, полностью со мной солидарен.
— Стой! — у неё же, по всей видимости, вновь другие планы: Лина шустро приставляет ногу к моей груди, когда я накрываю её бёдра ладонями в стремлении притянуть к себе ближе. — Сначала ответь мне!
— Лин, я же сказал: сейчас не время для этого, — мой голос становится более звучным и чётким, а блаженное онемение в теле с каждой секундой всё сильнее сменяется живительной силой, что обостряет все рефлексы до предела. Всё! Больше ждать нельзя!
Я обхватываю ладонью основание члена, направляя к её входу покрасневшую от нового притока возбуждения головку, но вместо ошеломительно приятного чувства проникновения в её узкие объятия я начинаю задыхаться от сдавленных ощущений между рёбер.
— Ответь мне! — шипит эта драная кошка, спрыгивая с кровати, пока я заваливаюсь на бок от боли, вызванной сильным, точным ударом женской стопы по моему солнечному сплетению.
— Ты совсем больная?! Что на тебя нашло?! — рычу я, покашливая. — Какого хрена ты вытворяешь?!
— Я сказала: ответь мне, Адам! — приказывает она, срываясь на крик, что молниеносно смывает с меня вызванный крышесносным оргазмом морок, тут же затмевая всё сознание гневом.
— Ты сказала?.. Ты, бля*ь, сказала? — глухим шёпотом повторяю я. Превозмогаю остатки боли, вскакиваю с кровати и в два шага достигаю вконец обнаглевшую девку, накрывая ладонью ей шею. — Нет, Лина, ты не говоришь! Ты кричишь, дерёшься и приказываешь. А я всего этого не потерплю. Никогда. И ни от кого! Поэтому ты сейчас же сделаешь так, как Я скажу: ты вернёшься в кровать, мы доведём всё дело до конца и будем до утра упиваться этим нереальным кайфом, что позволяет ощутить моя сила. Ясно?
— Ответь мне. Сначала просто ответь, — дрожащим голосом она продолжает стоять на своём, будто абсолютно не слышит, что я ей говорю. — Всё дело только в этом? Ты ко мне так прицепился только потому, что я каким-то образом позволяю тебе испытать свою силу на себе? Или есть что-то больше? — спрашивает она, пронзительно глядя на меня своими синими, манящими, как оазисы в пустыне, глазами. Хочу окунуться в них, искупать всего себя в их пучине, а затем испить до дна, до последней капельки, до последнего издыхания. Хочу этого, даже невзирая на неимоверную злость от её непозволительного поведения и буйного нрава. Хочу, бля*ь, до помутнения. Но не буду. Не буду! Потому что не хочу потонуть во всём этом сентиментальном, полном ненужных чувств дерьме с головой.
Я уже не раз повторял: мне это нахрен не нужно! Мне достаточно сексуального дурмана, которым она меня опутывает, лишая способности здраво мыслить и контролировать себя в постели. В жизни я этого сделать ей со мной не позволю.
Она особенная. Но только в пределах моей спальни. За ними — она не будет иметь надо мной никакой власти!
— Ну же, давай! Ответь! Чего молчишь опять? Вопрос простой. Есть что-то больше или нет, Адам? — её тон вновь набирает громкость, а в тот самом слезливом блеске её глаз начинают танцевать языки бессильной злости. Она отрывает мою руку со своего горла и делает большой шаг назад, в тревожном ожидании поджимая губы.