В ритме танго

– Не надо, я лучше…

– Вот еще! Я не позволю тебе шляться по Бруклину одной на ночь глядя! Давай, садись в машину.

Сдаюсь, потому что слишком устала. Кладу цветы назад и откидываюсь на сиденье.

Мы едем молча, и я чувствую, как от Грега волнами исходит напряжение, а мне… мне в последний раз было настолько пусто только на утро после ночи с ним. Я не дожидаюсь, пока он выйдет из машины и откроет передо мной дверцу, как это бывает всегда. Не прощаясь, поднимаюсь по ступенькам дома. Только сняв пальто в квартире, вспоминаю, что оставила на заднем сиденье букет…

========== Танец одиннадцатый, страшный ==========

То, что я приехала в театр раньше всех, ни капли не помогает, хотя я разминаюсь уже второй час. Тело болезненно отзывается на каждую попытку двинуться. За ночь мне удалось поспать часа два от силы, все остальное время снились кошмары, и я не могла сомкнуть глаз.

– Доброе утро, - напряженно произносит Николас, заходя в студию.

Я невольно сглатываю. Его ярко-лазурные глаза уже давно потеряли свой озорной блеск, и, если в воскресенье в них были теплота и нежность, то теперь только ледяная ярость. Он молча подходит ко мне, не отрывая взгляда. Я сижу на поперечном шпагате и смотрю на прохвоста, словно загнанный зверь. Чувствую, как дыхание постепенно начинает разгоняться. Николас резким движением заставляет меня подняться на ноги и прижимает к зеркалу.

– Хорошо с ним потрахалась? – дрожащим от гнева голосом шипит он, ставя руку поперек моего горла, будто хочет задушить.

– И тут она, представляешь… Привееет… - Трой замирает на полуслове, поправляя ремень спортивной сумки.

Николас перестает давить на мое горло и оборачивается. Трой аж делает шаг назад от страха перед прохвостом. А мне каково? Воздух едва проходит, у меня сердце сейчас вырвется из груди…

– Привет, Трой, - лучезарно улыбается подонок, убирая от меня руку.

Тело дрожит, веко нервно дергается, и зубы стучат друг о друга… Интересно, далеко еще до предела его терпения?

***

Вечером я стою у зеркала в туалете и смотрю на свое измученное лицо. Сил нет… И слава Богу! Я смогу спокойно спать. Только еще раз пройдусь по танцу.

Вытерев потную шею бумажным полотенцем, возвращаюсь в зал. Пустой…

– Все уже ушли, - спокойно заявляет Николас, встав в проходе, а я вздрагиваю, оборачиваясь.

– Ага… - Мурашки бегут по телу от одного его беспристрастного вида. – Я… я хотела еще раз прогнать танец.

– Хорошо.

Он включает музыку и подходит ко мне. Подает руку, и я с опаской вкладываю в его мощную лапу свою хрупкую ладошку. Его пальцы смыкаются железной хваткой.

– Ау… - невольно вырывается у меня. – Николас, больно…

– Больно? – он выжидающе смотрит на меня, а взгляд все свирепеет. – Больно?! – его рука еще сильнее сжимает мою ладонь. У меня лучевые кости вот-вот сломаются…

– Ник… - писком слетает с губ, потому что боль вполне себе ощутимая.

– Ты утром так и не успела ответить мне на вопрос. Так как, хорошо потрахалась с Грегом?

– Я не смогла тогда приехать…

Николасу уже не важно, что я скажу. Он грубо прижимает меня к зеркалу и со всей злостью, которая копилась в нем со вчерашнего дня, впивается в губы. Целует нагло и жестко, кусает, лезет в рот языком, перекрывая дыхание.

– А он нежен с тобой? – сурово спрашивает Николас, но не ждет ответа. Отпускает руку и до синяков сжимает бедро. – И вот так он не делает? – ублюдок рвет майку и хватает меня за грудь, еще закрытую бюстгальтером.

– Ник, отпусти, мне страшно, - честно признаюсь я, потому что ужас и вправду сковывает сердце.

– Страшно? – шипит он и, только сильнее хватая грудь, смотрит в глаза. – А тебе и должно быть страшно.

Одним резким движением Николас разворачивает меня к зеркалу и заламывает руку за спину, наваливаясь всем весом.

– Посмотри на себя, - цедит он сквозь зубы на ухо. – Ты…

Полушепот-полушипение… В отражающую поверхность я смотрю на свое побледневшее от ужаса и раскрасневшееся от тренировок лицо. А ЕГО взгляд… ох, мне бы лучше не видеть. Жуткую смесь ненависти и презрения, что плещется в лазурных глазах Николаса, я никогда не испытывала.

– Отпусти меня… - прошу хриплым голосом, а глаза наполняются слезами.

– Ну уж неееет…

Николас отпускает руки и скользит ладонями по бедрам, стягивая трико. Шок владеет мной еще секунды три, после чего я наконец прихожу в себя настолько, чтобы врезать прохвосту локтями, куда попаду. Попадаю, к счастью, в солнечное сплетение, что дает мне драгоценное время. Вывернувшись из-под подонка, я бросаюсь к выходу. Главное – добежать до поста охраны, а там… Увы, женские танцевальные туфли менее маневренны, чем мужские, потому уже через пару секунд я чувствую руку Николаса, тянущую меня за трико. Поддаваясь непреодолимым силам инерции и тяжести, мы валимся на паркет, а я, между тем, долбанувшись об него челюстью прокусываю губу до крови.

– Ааах… - слезы сами по себе текут из глаз, когда я тщетно пытаюсь подняться. – Пусти… - прошу снова, хотя уже чувствую, что все бесполезно.

Он ничего не отвечает, только стаскивает с меня трико вместе с трусами. Я пытаюсь сопротивляться, вывернуться из-под него, но где мне, вымотанной тренировками, хрупкой девушке, тягаться с ним, которой чуть ли не в два раза больше и раза в три сильнее? Одной рукой он без труда перехватывает мои не желающие сдаваться кулачки, и вот с двумя заломленными за спину руками хоть как-то сопротивляться совсем невозможно. Его шершавые пальцы несдержанно трут клитор, и я со стыдом ощущаю, что становлюсь влажной. Но терпения Николасу явно не достает, потому что уже совсем скоро его член упирается в мою изнеженную попку, и подонок вгоняет его практически на сухую, так что я не могу не закричать от новой пронзающей тело боли.

Надрывные крики, смешанные со всхлипами, многократным эхом отражаются от стен танцевального зала, а ритмы танго неумело скрывают их. Этим секс отличается от изнасилования. Нельзя просто расслабиться и получить удовольствие. Тело и мозг никак не могут сойтись на одном, потому что больно, страшно и кажется, будто происходит все не с тобой. Да и вообще не понимаешь, как такое может быть, ведь всегда думаешь, что насилуют незнакомцы, заведя молоденькую неопытную девчонку куда-нибудь в подворотню…

Музыка давно остановилась. Николас вдалбливается в мое измученное тело в последний раз и со звериным рыком кончает. Я только плачу и чувствую под собой горячий и влажный паркет. Кажется, пока ублюдок насиловал меня, сквозь пелену слез я видела силуэт человека в дверном проеме. Может быть, охранник. А может быть, мне банально померещилось.

– Шлюха, - бросает Николас, натянув брюки, и удаляется.

Тело дрожит, и пустота волнами раскатывается по мышцам. Свернувшись в позу эмбриона, так и не удосужившись одеться, я продолжаю лежать на паркете и тихо плакать. Соленые слезы стекают по лицу, обжигая прокушенную губу. Я пореву, наверное, еще с полчаса, а потом придется взять себя в руки, встать, одеться, поймать такси, испуганно озираясь по сторонам, и ехать домой. Не важно, что больно или не хочется. Всех, кому можно было бы позвонить и поплакаться в трубку я благополучно послала в места не столь отдаленные – значит, остается плакаться самой себе.