В ритме танго
Шрифт:
– Надевай, и идем, - кивает он на небрежно брошенные на постель вещи.
– А ты не охренел?!
– Ровно в той степени, которая позволит нам хорошо выступить, - без капли стеснения вещает он.
– Знаешь что… - кажется, шипение стало моей любимой манерой разговаривать с ним.
– Ты помнишь, что главное в танце? – резко спрашивает Николас.
Я открываю рот и… не знаю, что ответить. Где в глубине подсознания клокочет мысль о правильных словах – чувствах, страсти, но левое полушарие усмехается и уверенно заявляет, что главное – отработанные
– Оооо… - присвистывает Николас, читая ответ в моих глазах.
– Промолчи-ка лучше. И одевайся, мы спешим.
Молча я натягиваю постыдный наряд, но добавляю к нему подходящий топ.
– И чулки, если есть! – кричит партнер уже из прихожей.
Что я за танцовщица, если у меня нет чулок!
Минут двадцать мы едем на метро, потом проходим два квартала пешком, пока не останавливаемся у небольшой танцевальной школы.
– Здесь работает мой старый друг, - объясняет Николас, поправляя тяжелый рюкзак за плечами. – Уроки начинаются только в три, поэтому пока зал в нашем распоряжении, - он открывает дверь, предлагая мне войти.
Студия совсем старая. На зеркалах не трещины, конечно, но маленькие черные полосочки и пятнышки. Мы слишком профессиональны, чтобы такая мелочь нам помешала.
– Раздевайся, - велит он, и просьба не кажется мне даже близко пошлой.
Я снимаю пальто, переобуваю сапоги в чешки и иду разминаться.
– Все, можем начинать, - говорю, когда чувствую, что мышцы приятно разогреты. Достаю из сумки танцевальные туфли.
– Ты не поняла. Раздевайся до того, что я тебе достал.
Застываю, так и не затянув ремешок.
– Чего?
– Сними этот дебильный топ, - спокойно объясняет Николас.
– Ты… ты… имбецил несчастный! – вырывается у меня.
– Хочешь нормально выступить или нет?
– Хочу, но ты…
Николас быстрыми шагами пересекает зал и прижимает меня к себе, глядя в глаза, обжигая горячим дыханием лицо.
– Знаешь, почему мы с Кристи так хорошо танцевали? – шепчет он. – Мы отрабатывали все нужное в постели… Нам тоже стоит попробовать… - его рука скользит по телу и останавливается на ягодице.
Перебираю слова в голове и не знаю, как обозвать этого мерзавца.
– Придурок! – выдаю я, долго и обстоятельно подумав. И смех и грех…Толкаю идиота в грудь, и незастегнутая туфля слетает с ноги. – Танец – это тебе не порнофильм! Что, изнасиловать меня решил?!
– Я выразился фигурально, - недовольно ухмыляется Николас, засунув руки в карманы.
– Да пошел бы ты, Николас, со своими фигурами! Будем танцевать, как я скажу!
– Ник.
– Что?!
– Меня зовут Ник. Прекрати называть меня полным именем.
– Как хочу, так и называю, - скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь, надувая губы.
– А Грега ты тоже называешь Грегори? – вопрос с подвохом, но что он хочет мне доказать?
– Грег – часть моей личной жизни. Я могу называть его коротким именем.
– А танцы для тебя лишь работа? – с вызовом бросает Николас, что у меня от возмущения аж рот открывается.
– Я танцую с тех пор,
как мне было семь! В школе, когда остальные дети бежали играть, я отправлялась в танцкласс! Танцы – это ВСЯ моя жизнь! А ты… а ты… Чертов прохвост! Тоже мне, талант выискался! Ты когда в первый раз чешки-то надел? Небось, не раньше старшей школы! Так какого хрена смеешь мне говорить такое?! Я знаю о том, как нужно танцевать в миллионы сотен тысяч раз больше тебя!Ох, не ожидала от себя такой длинной и пламенной речи… Когда я ее заканчиваю, руки дрожат, причем не так, меленько и незаметно, а будто во мне самой пробудилось землетрясение, и попробуй я взять что-то, сию же секунду уронила бы.
– Хорошо, - как-то слишком легко сдается он и идет ставить музыку.
Вот и туфлю я застегиваю с трудом… Минуточку, камера? Мне кажется? Нет, паршивец достает из рюкзака штатив и камеру, ставит их у стенки с зеркалами, подключает какие-то провода.
– Ты снимать будешь?
– А ты стесняешься? – с сарказмом выдает он.
– Ха-ха, очень смешно, - я упираю руки в бока. – Зачем это?
– Чтобы ты увидела себя со стороны.
– Для этого зеркала есть, - упорствую я.
– Тебе жалко что ли?! – не выдерживает Николас.
– И кто будет снимать?
– Камера. В ней есть сенсор движения, который связан с маленьким моторчиком на штативе. Камера всегда будет поворачиваться так, чтобы движущиеся предметы оставались в центре объектива, - объясняет он, засунув последний штекер.
– И где ж ты такую прелесть достал? – пытаясь не показывать интереса, спрашиваю я.
– У меня есть друзья. Так, не до болтологии, - он включает камеру, стереосистему и деловито подходит ко мне. – Последний кусок из соло.
Дальше нам слова уже не нужны. Точнее, не должны быть нужны…
– Ты, вообще-то, помнишь, что мы начинаем с четвертой позиции*? – наставительным тоном говорю я, когда он встает лицом к лицу.
– А ты, вообще-то, помнишь, что в танце партнер ведет? – раздраженно отвечает на мой выпад Николас.
– Да, а партнерша соглашается или не соглашается идти.
Кажется, я слышу шипение, слетающее с его губ, когда Николас передвигается на корпус влево. Моя взяла.
– У тебя наверняка проблемы с мужиками были в школе, - бормочет он под нос.
– Пф!
Были. Еще какие.
Мы дожидаемся нужного момента в музыке, и начинается…
Когда гонка останавливается, и я замираю в шпагате, дыхание только немного ускорено, а обычно озорные глаза Николаса холодно взирают на меня сверху.
– Хочешь посмотреть? – спрашивает он, поднимая меня с пола.
– С удовольствием, - улыбаюсь я, потому что видела, как мы движемся, в зеркало. Этот идиот в первый раз сделал все идеально.
Николас подключает камеру к старенькому телевизору в студии и нажимает кнопку «Проиграть». Мы оба смотрим на пару с их отточенными движениями, в которых нет ни одного изъяна, но меня почему-то не покидает чувство когнитивного диссонанса. Что не так?
– Ну? – спрашивает Николас. – Видишь?