В сердце Сумрачного царства
Шрифт:
Мой вопрос, кажется, удивил вампиршу, и она недовольно сверкнула глазами в мою сторону. Когда я приготовилась, что меня попросят закрыть рот и не бесить, с большим удивлением отметила, как Стефэния озадаченно нахмурилась, поджала губы и посмотрела в пол, прежде чем ответить:
– Быть может, я пытаюсь таким образом убедить себя в никчемности этого мужчины.
– Что? – не смогла я сдержать изумленного выражения на лице. Стефа усмехнулась, но с пояснениями не спешила. Постучала ноготками по резному, деревянному подлокотнику кресла, в котором сидела, а после строго посмотрела на меня и потребовала:
– Я не хочу, чтобы кто-то еще узнал о том, что я тебе расскажу. Тем более Алукард.
– Если это знание не повлияет на судьбу моего народа – я буду молчать, – честно призналась я.
– Тогда все
– Например? – нахмурилась я, так как никаких общих черт за нами не наблюдала.
– Мы обе в свое время разочаровались в мужчинах. Только если они вызывают у меня брезгливость, тебя они пугают, – произнесла она, а я озадаченно промолчала, внимательно разглядывая лицо девушки, в чьих глазах стояла застарелая тоска. – С тех пор прошло много времени, но только брат не вызывал у меня негативных эмоций. Дорин оказался единственным, кого я не призирала за его половую принадлежность. Так я думала, пока не встретила Алукарда, – произнесла она и снова усмехнулась. – Первое время он олицетворял все, что ненавидела в мужчинах: сильный, уверенный, беспринципный, готовый идти по головам ради своей цели. Одно то, что с помощью моего клана он сверг своего родного отца, уже говорило мне о многом. Но проходили годы, а ненавидеть его становилось все сложнее. Порой мне приходится напоминать себе причины для моей неприязни, но с каждым разом даже я понимаю, что ни больше надуманные.
– Вы любите его? – осторожно поинтересовалась я, никак не ожидавшая, что откровения Стефы приведут к подобным открытиям.
– Люблю? – переспросила вампирша и язвительно засмеялась. – Ты плохо слушала меня, Софи, – снисходительно улыбнулась девушка. – Я сказала, что перестала его ненавидеть только за его принадлежность к роду мужскому. Но любовь к мужчине… это совсем не то, на что я теперь способна.
– Допустим, вы его не ненавидите. Но зачем продолжаете идти с ним на конфликты? Вы постоянно придираетесь к нему, его жизни, решениям, даже к выбору любовницы, хотя он не воспринимается вами как любовник, ведь так?
– Верно, как любовник он меня не интересует. Но меня бесит, что он воспринимает меня как рудимент. С самого начала ему все равно на меня. Да, он благородно смирился с тем, что постель мы с ним не разделим, и никогда на этом не настаивал, как и на необходимости наследника, хотя много раз мог обзавестись им, потребовав от меня на законном праве, или, что проще, от одной из любовниц. И это бесит еще больше, – вдруг прорычала она.
– Алукард интересен вам как друг? – предположила я.
– Я не уверена. Во многом мы с ним остаемся несогласными. Разве может дружба образоваться на этой почве? Он до сих пор непонятен мне, как и его взгляды на жизнь. Слишком глубоко во мне сидит воспитание. Но при этом, он не может не вызывать моего уважения, при том, что просто игнорирует мое присутствие.
– Быть может, вы как раз хотите его понять, так как он становится вам дорог. Пусть как друг. Он достойный мужчина.
– Но ты его боишься, – язвительно заметила Стефа.
– Я всех мужчин боюсь, – с горькой усмешкой произнесла я.
– Только это останавливает тебя, чтобы стать его любовницей? – заинтересовалась она, а я почувствовала, как краска стыда заливает мое лицо. – А что такого? – участливо подняла она брови. – Ты воспитана на любви исключительно к мужчинам, Алукард, несмотря на его расовую принадлежность, как ты сама заметила – достойный экземпляр. Да и в тебе он заинтересован, что трудно не заметить.
– С чего вы это взяли? – нервно поинтересовалась я.
– Я замужем за ним восемь лет, прелесть моя, – снисходительно улыбнулась Стефэния. – За эти годы я наблюдала за сменой его любовниц, которых, кстати, было не так много. Сомневаюсь, что дело в его постоянстве, вероятно, ему просто лень искать новые грелки в постель, потому Эминеску до сих пор занимает роль фаворитки. И когда появлялись спорные вопросы, относительно наших с ним предпочтений, он всегда был готов мне уступить. Но не в случае с тобой. А еще я вижу, как он на тебя смотрит.
– Боюсь, вы заблуждаетесь, Стефа, – попыталась я переубедить девушку, но добилась лишь ироничной ухмылки. – Его Величество не предпринимал никаких попыток соблазнить меня. Я не интересна
ему. Он просто не хочет допустить возобновления войны.– Убеждай себя, если тебе так будет удобнее. Но, по своему опыту говорю, ничего хорошего тебе это не принесет.
– В любом случае, это ничего не меняет. Даже если бы я спокойно относилась к мужчинам, я бы не стала делить постель с тем, кого не люблю, – гордо произнесла я.
– О, мы вернулись к теме достойных мужчин и любви! – язвительно фыркнула Стефэния. – Ну, допустим. Давай порассуждаем о любви, если ты так хочешь, – великодушно кивнула она. – Слышала, ты любишь старшего принца Тристана? – я промолчала. – Позволь узнать, за что ты его полюбила? Скажешь, он достойный мужчина? – подняла она брови и внимательно посмотрела на меня. Я уверенно кивнула. – Позволь с тобой не согласиться. Судя по моим сведениям, Тристан может быть достойным воином, правителем, но никак не мужчиной.
– Вы ошибаетесь, – вспыхнула я негодованием.
– Неужели? Ну, исправь меня, в таком случае, где я буду не права. Скажи-ка, прелесть моя, «достойный мужчина» в лице твоего ненаглядного красавчика принца, признавался тебе в любви? Можешь не отвечать, я и так знаю, что да, – позволили мне промолчать, заметив, как я упрямо поджала губы. – Могу я знать, когда это произошло?
– В день моего совершеннолетия, – нехотя призналась я.
– Как романтично, – издевательски засмеялась она. – Ну, да ладно. А теперь, Софи, скажи, сколько женщин перебывало в его постели после того признания? Можешь посчитать, но, я сбилась со счета уже на третьем десятке. И это только за два последних года.
– Он мужчина, – произнесла я то, чем успокаивала себя все эти годы. То, чему меня учили родители.
– А я женщина, но давай отойдем от очевидных истин, – небрежно отмахнулась она от меня. – Есть еще какие-нибудь оправдания, кроме того, что в вашем королевстве женщин угнетают по половому признаку?
– Я не могла дать ему той близости, какая была необходима, – твердо и зло произнесла я, пожалев, что вообще завела этот разговор.
– О, как благородно с его стороны, – скривила она губы, а я тайком скрипнула зубами. – Он часом не говорил тебе таких банальностей, что трахая других, представлял лишь тебя в этот момент? – задала Стефэния вопрос, а я посчитала ниже своего достоинства отвечать на него. Хуже всего то, что примерно так, но другими словами Тристан и пытался меня убеждать, что любит он только меня, но, если бы не моя болезнь, а он мужчина в самом рассвете лет с определенными потребностями… Стоит ли говорить, что после таких разговоров, я оставалась еще и виноватой и не имела права даже на намек недовольства. – Что молчишь? – склонила вампирша голову набок. – Не хочешь отвечать? Ну, да и бездна с ним. Мне куда интереснее, с чего ты решила, что любишь его? Опять молчишь? Ну, тогда позволь мне высказать несколько догадок, а ты моргай, если я права, – весело засмеялась она. – Итак, первое: я не знаю всех деталей, но из известного мне могу предположить, что когда-то он тебя спас. Я права? Ну, конечно же, я права. И, если я правильно разбираюсь в психологии женщин, то ты была довольна молода при этом, и Тристан, просто волей случая стал для тебя образом доброго и благородного героя.
Отвела взгляд, так как долгое время именно так он мне и представлялся. Из всех мужчин, я могла находится лишь в присутствии двоих: отца и Тристана. При условии, что они меня не трогают, разумеется. С ними я чувствовала себя в относительной безопасности.
– Второе, – продолжила Стефэния, не дожидаясь моей реакции. – Он был столь щедр, что дал тебе образование, а после ввел в высшее общество. Поступок, безусловно, был бы красивым, если бы при этом он не паразитировал на твоих умениях. Отсюда мы сводимся к тому, что поступил он так не из благородных порывов, а из корыстных соображений. Не тебя он жалел, а делал вклад в свое будущее, взращивая грамотного и умного дипломата. Что, разумеется, характеризует его положительно, как правителя и делового человека. Но не как доброго и благородного мужчину, – капризно скривила она личико и надула губки, когда я не оценила ее иронии. – Третье – он не настаивал на близости с тобой и всячески проявлял терпение и участие, что в твоем понимании было верхом добродетели. Но при этом не смущался трахать все, что движется практически у тебя на глазах. Так?