В середине дождя

— Угу, — хмыкнул Сергей. — Я спустившийся с небес Бахус. Зеленый змий, принявший человеческий облик. И мне требуются новые жертвы.

Катя поправила шарф на его шее. Сергей посмотрел наверх, в горящие окна пансионата.

— А у Лешки в номере в "мафию" играют. Пойдемте? — предложил он.

— Нет. Я хочу танцевать. Засиделась. Кто со мной?

— Я! — откликнулся Сергей.

— Обойдешься. Ты, несмотря на признание, наказан. Я отправляю тебя в номер пить "Боржоми" и думать над своим поведением.

Она оттолкнула Сергея и взяла меня под руку. Потом сказала, обращаясь к нему:

— И вообще, я с тобой расстаюсь. Я нашла себе другую любовь. Достойного во всех отношениях человека.

— Ты, Катюша, опоздала. У него между прочим уже есть девушка.

— А мы тебе ее отдадим. По бартеру. Правда? — Катя обратилась ко мне.

Ее глаза смеялись. На щеках от мороза выступил розовый румянец.

— Ах, так, значит? Все, Катерина! Я иду вешаться, — Сергей театрально вскинул голову.

— Мыло в ванной. Веревка на балконе. Бельевая. Кстати, не забудь снять с нее свои мокрые носки и переложить на батарею. Хотя они тебе уже не понадобятся.

— Почему же? Я надену их перед смертью. И всю жизнь ты, Катерина, будешь переживать оттого, что позволила мне повеситься в мокрых носках.

— Этого я, действительно, не переживу, — засмеялась Катя.

Потом повернулась ко мне:

— Театр двух актеров. И так каждый день все четыре года. Шекспир отдыхает, — сказала мне Катя. — А ты почему молчишь? Подай хоть одну реплику.

Я с чувством вымолвил:

— Кушать подано!

Катя и Сергей засмеялись. Сергей сказал:

— А это, между прочим, мысль. Надо чего-нибудь перекусить. Ладно, идите, танцуйте, я к Лешке.

— Эпикуреец, — съязвила Катя.

— Аскетка, — ответил он.

Сергей, послав Кате воздушный поцелуй, скрылся в дверях. Мы с ней направились к танцевальному клубу.

— О чем вы с Сережкой болтали без меня? — спросила Катя.

— А о чем могут болтать между собой два парня?

— Неужели о девушках? — спросила она таинственным шепотом.

— Как можно. Мы говорили о математике. Пытались вывести четыреста первое доказательство теоремы Пифагора.

— Ну-ну. На пивных бутылках?

Вскоре мы зашли в танцевальный клуб и очутились в водовороте музыки и разноцветных огней. Это был уже не тот пустой и сонный зал, каким он представал днем. Всё вокруг искрило, дергалось, взметалось. Молодежь плотными группками, словно пчелы улей, оккупировали большую часть пространства.

Катя любила танцевать, я же был здесь нечастым гостем.

— Держать тебя здесь долго не буду. Знаю, ты не любитель дискотек. — Она смахнула с моего плеча перышко от куртки. — Ты мне подаришь один медленный танец. Хорошо?

Мы еще ни разу до этого с Катей не танцевали. Я только видел, как танцевала она. Танцевала Катя замечательно.

Медленный танец зазвучал после трех композиций. Песня была старенькой — Black "Wonderful life". Здесь, вообще, любили крутить старые мелодии — пансионат словно застрял во времени 90-х.

— Ты хорошо ведешь. Я ожидала худшего, — сказала Катя, когда мы уже танцевали.

Я впервые так близко видел ее лицо. Румянец исчез, лишь на правой щеке осталось маленькое розовое пятнышко.

— Лет пять-шесть назад я отдыхал в летнем лагере в Подмосковье. Одна девочка на прощальной дискотеке научила меня танцевать медленные танцы, — сказал я. — Кстати, именно она сказала мне, что я похож на Маленького принца.

— Хорошая девочка. Ты с ней встречался?

— Нет. Она жила в Иваново. А потом куда-то переехала. Не знаю, куда.

— Ты говорил, у тебя есть сестра, — сказала Катя.

— Да. Старшая. Она в прошлом году замуж вышла, теперь живет отдельно.

— Дети есть?

— Пока нет.

— Зря.

Я пожал плечами.

— У нее хорошая работа, — сказал я.

— Это плохо.

Песня закончилась, и тут же началась другая — Джо Дассен "Et si tu n`existais pas". Катя чуть сжала мне плечо:

— И не вздумай прекращать танец. Делать это под такую песню — смертный грех.

Внезапно композиция оборвалась, пропала цветомузыка. На несколько секунд зал погрузился в полную темноту. Пары остановились, раздался чей-то недовольный свист, смех. И тут же свет и музыка вернулись вновь — как будто ничего и не было.

— А я в детстве очень боялся темноты, — сказал я.

— Знаю.

Катя задумчиво глядела куда-то над моим плечом. Сказала:

— Однажды, когда мне было лет десять, в нашем доме отключили свет. Был такой же зимний вечер, как сейчас, родители еще не вернулись с работы. Мы были с братом в квартире одни, в разных комнатах. Он позвал меня сразу же, как только погас свет. Когда я к нему прибежала, сразу же схватил меня за руку. Он был напуган. Электричество дали только через час. Весь этот час мы сидели с ним вдвоем на его кровати, держась за руки, и смотрели, как снег падает за окном. Это был замечательный вечер.

Я глянул в окно клуба. Там тоже падал снег.

— Иногда так хочется исправить что-то в этой жизни. Переделать. Если бы была возможность что-то изменить в своей судьбе… — Катя спросила. — Тебе Сережка все рассказал?

— Да.

— Мы были с ним, как близнецы — хотя он был младше на два года. Нас с Мишей связывала невидимая нить. Нить жизни. Когда он погиб, нить оборвалась. А с ней оборвалась и моя связь с реальностью. Я впала в ступор.

Я осторожно увел Катю от столкновения с другой парой.

— В больнице я целыми днями валялась в палате и смотрела в потолок. Проходила бесконечные процедуры, глотала бесполезные таблетки. Жила, как сомнамбула. И медленно угасала. Доктор приходил ко мне каждый день и пытался расшевелить. Я не реагировала. Была где-то далеко… Перед самой выпиской доктор посоветовал мне заняться танцами. Я посмотрела на него, как на идиота. Меньше всего мне тогда хотелось танцевать.

Катя смахнула волосы со лба. Розовое пятнышко на ее щеке давно исчезло.

— Однажды дома я смотрела телевизор и наткнулась на соревнования по бальным танцам. Что-то меня тогда зацепило… Я попросила родителей записать меня в ближайший клуб. Это было мое первое внятное желание после того, как брата не стало. И именно танцы меня спасли. Я ходила в клуб почти каждый день. Вальс, румба, латина… Пока не поняла — я жива. А потом встретила Сережку и поняла, что я не только жива, но и то, что мне есть ради чего жить.