В сетях соблазна

Роман отбросил эти мысли в сторону. Есть только сейчас. Только это. Только Тина.

Медленно, он вернулся к ее совершенным пальчикам на ногах, обрадовавшись, когда она вздрогнула от его прикосновения. Когда он в последний раз думал о ступнях женщины как об очаровательных? Никогда. Правда, ни разу. Но он хотел осмотреть каждый сантиметр Августины, как драгоценность, ведь он знал, что, в конечном счете, потеряет ее, поэтому ему нужно было запечатлеть ее до мельчайших подробностей.

Он снова перевернул ее, отчего она ахнула. Затем она нахмурилась, поджала великолепные губы и сжала руки в кулаки, словно пыталась удержать себя от того, чтобы дотянуться до него. Или потому, что думала, что может его ударить. С Тиной никогда не знаешь наверняка.

— С каких это пор ты решил, что можешь управлять мной как куклой? — Вопросила она.

Он ухмыльнулся. Значит, она заметила, что он все еще может поднять ее и нести на руках. Ежедневные тренировки держали его в форме, но, возможно, ему придется увеличить кардионагрузки, если он собирается провести в ее постели несколько недель.

Он дернул ее вниз на кровать так, чтобы ее попка оказалась на краю, а киска — широко раскрытой для него. Ее кожа покраснела и окрасилась в милый розовой цвет, а соски напряглись, требуя внимания. Роман уже мог сказать, что ей нравятся эти медленные ласки, поцелуи и прелюдия всю ночь напролет. Возможно, она не хотела этого признавать, но ее тело не лгало.

Он заставил ее согнуть ноги и опереться на край кровати.

— Не знаю, заметила ли ты, но мне нравится быть главным.

Она сверкнула глазами:

— Ты мне не начальник.

Еще один вызов, но ему следовало этого ожидать.

Он положил правую руку на небольшую округлость ее живота. Так раздражающе близко к желанной плоти… но скоро он доберется и туда.

— Хочешь поспорить со мной? Как насчет того, что я войду в тебя, пока ты не признаешь, что в постели главный — я?

— Ты сдашься раньше, чем я, — поклялась она. — Я все контролирую, Роман. Всегда. Я должна. Это все очень мило, но я тебя сделаю.

Чтобы она могла решать трахнуть его или бросить? Вот что она имела в виду. Этот симпатичный рот мог вешать ему лапшу на уши весь день, если бы ей пришлось защищать свое эго. Прежде он обиделся бы на ее резкие слова и начал бы ругаться. Теперь же он просто закрыл рот и поклялся, что не сдастся, пока она не покорится ему.

Он улыбнулся ей, удовлетворенный, когда на ее лице мелькнула тень беспокойства.

— Я принимаю твой вызов, детка. Посмотрим, кто сдастся первым.

* * * *

— Посмотрим. — Тина вонзила ногти в ладони. Иначе, она бы сделала именно то, чего клялась не делать. Она начала бы умолять.

Она не была уверена, в кого, черт возьми, превратился Роман, но эта новая версия была гораздо более сногшибательной, чем предыдущая. Новый Роман медленно сводил ее с ума своими продолжительными ласками, неторопливыми поцелуями. Он не пропустил ни одного сантиметра на ее теле. Ну, кроме одного места, где она нуждалась в нем больше всего.

— Почему ты все еще одет, в то время как я голая? — Она проглотила вопрос, когда он прекратит эту пытку и наконец, поласкает ее киску языком.

Но она не могла дать ему такую власть над собой. У него и так уже ее достаточно. Мольба была неприемлема.

Он опустил голову, его рот завис у ее губ.

— Потому что ты такая красивая, Августина. Думаю, тебе вообще не стоит носить одежду.

Да, он сводил ее с ума. Роман, которого она помнила, не разговаривал и не дразнился во время секса. Тот Роман трахался. О, он хорошо умел трахаться, и в те счастливые минуты, что она была с ним, она чувствовала, что он действительно нуждался в ней — по крайней мере, чтобы достигнуть оргазма. Но теперь он обращался с ней так, словно она была центром всей вселенной, и это было совершенно новое для нее ощущение.

И такое опасное.

Она не собиралась говорить ему, что ей нравится быть голой в его присутствии. Ощущение того, как ткань его брюк трется о нежную кожу между ее ног, заставляло ее чувствовать себя распутной и сексуальной, словно она была подарком, который он бросился разворачивать, потому что не мог ждать ни секунды больше.

— Думаю, пресса будет в восторге, когда увидит, что я разгуливаю повсюду в чем мать родила.

Его рот слегка коснулся ее, язык подразнивал, прежде чем с сожалением отступить.

— Видимо, мне пришлось бы убить пару репортеров, но твоя нагота может запросто изменить направление 24-часовых новостей. Может быть, в следующий раз, когда они возьмутся за Зака, мы этим воспользуемся. Пошлем тебя на пресс-конференцию, красивую и обнаженную. По крайней мере, половина этих придурков не сможет думать достаточно связно, чтобы задавать вопросы.

Кто, черт возьми, это был? Роман не шутил во время секса. Он целеустремленно двигался вперед, пока не оказывался внутри нее. В то время она думала, что это было так страстно, так романтично, что он не мог дождаться, когда войдет в нее. Но это… это было нечто большее, чем секс. Он нашел время, чтобы установить с ней связь.

Это чертовски пугало Тину, но она хотела его так сильно и так долго, что не могла найти в себе силы бороться с ним.

Он снова поцеловал ее, и она почувствовала, что слабеет. Она скользнула руками по гладкой коже и бугрящимся мышцам спины. Это не изменилось. Во всяком случае, он стал даже сильнее, чем раньше. Более мужественным. И еще более соблазнительным. Когда он взял ее на руки, она почувствовала легкость и изящество, а для женщины, которая была выше большинства мужчин, это значило многое. Она бы никогда не призналась в этом Роману, но когда он взял и развернул ее так, как хотел, ее сердце забилось чаще. Ей нравилось, что он мог прижать ее к кровати и удерживать неподвижной, одновременно терзая ее в поцелуе.

Он снова поднял голову, вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь прочитать ее.

— Но ты должна понимать, что первый, кто прикоснется к тебе, больше никогда не увидит белый свет. Я обвиню его в измене и передам его тем кровожадным парням из ЦРУ.

Прежде чем она смогла ответить, он закрыл ей рот поцелуем, а затем начал двигаться вниз — губы коснулись ее шеи, посылая по коже электрические разряды. Она сдержала стон, когда его рот коснулся груди. Он дразнил ее, язык обводил ареолу широкими неторопливыми кругами — сначала вокруг одного, потом другого. К нетронутым бутончиком прилило еще больше крови. Тина прикусила губу, чтобы сдержать хныканье.

— Хочешь о чем-то попросить, детка?

Он насмехался над ней. И, вероятно, наслаждался тем, как сильно ей приходилось стараться, чтобы удержаться от мольбы. Чертов сексуальный ублюдок.

Тина хотела унять боль без его помощи, поэтому подняла руки, чтобы ущипнуть ноющие соски. Но Роман не мог этого допустить. Он схватил ее за запястья и прижал к матрасу по обе стороны от лица.

— Плохая девочка. Все, что тебе нужно было сделать, это попросить.

Он хотел сказать, умолять. Но, к счастью, он не стал заставлять ее, он просто проявил милосердие и взял сосок в рот. Его зубы царапнули ее, балансируя на грани боли. Покалывание обжигало, и она почувствовала, как ее киска сжимается и пульсирует от возбуждения, настолько сильного, что это почти приносило боль.