В Шторме

– На суперзвездном разрушителе. На линкоре Вейдера, я думаю.

– Восхитительно. То есть за Чуи и Леей придется бежать в два раза дольше, - произнес Хан с сухим сарказмом.
– Сколько ты уже здесь?

– Мы в камере, в гиперпространстве. Откуда мне знать?

– Сколько раз кормили?
– рассуждал Хан.

– Едва ли достаточно. По моим ощущениям - норма одного дня. Значит, я здесь… дня три. Плюс два дня в другом месте. Но перед тем я был без сознания - и понятия не имею, сколько времени.

Хан вопросительно нахмурился.

– Я был в медблоке. Меня определили сюда, когда я попытался прогуляться.

– В медблоке? Что случилось?

Люк пожал плечами:

– Вейдер.

Хан не мог не отметить дискомфорт в голосе малыша:

– Ты в порядке?

– Жить буду, - успокаивающе заверил Люк. Но было что-то еще – что-то еще в его голосе…

Продолжая хмуриться, Хан расстроено наклонился ближе к ссутулившейся на полу фигуре малыша, сидящей у здорового, доминирующего в пространстве маленькой камеры столба.

– Люк?

Он сумел рассмотреть, как малыш поднял голову, расплывчатую и неясную, и как тихо протянул свою руку. Хан прищурился; белая повязка на фоне белых стен, мешающих видеть точно, что…

Воздух оставил его в порыве сострадания. Он покачал головой и отвел взгляд, не зная, что сказать.

– Это не настолько плохо, - произнес Люк спокойно.
– Уже не болит так сильно.

– Как это произошло, черт возьми?

– Вейдер, - повторился Люк странно нейтральным голосом.

– Почему?

Люк пожал плечами:

– Я… зацепил его лайтсейбером.

Хан был тих в течение долгих секунд:

– Ты ударил его… лайтсейбером?

– Да.

Ясно, что малыш не хотел вдаваться в подробности. И довольно долго Соло осмысливал услышанное, прежде чем наконец кивнуть и спокойно произнести:

– Я впечатлен.

Странно, но малыш не ответил; только тихо отвел взгляд.

Медленно, в течение нескольких следующих часов, перемежающихся продолжительными и сдержанными паузами, Хан добился от Люка тщательно им отредактированных основных моментов случившегося: борьба, падение, луч захвата, медблок.

И ничего больше; сознательно.

Люк понимал, что он должен будет сказать больше - ведь Хан понимал, что кое-что он скрывает, но не мог. По крайней мере, пока. Некоторые вещи были по-прежнему слишком тяжелы, чтобы не только говорить о них, но даже думать. Он взглянул на перевязанный обрубок, который был его рукой - некоторые раны по-прежнему продолжали кровоточить.

***

– Думаю, я стал видеть лучше, - заявил Хан, лежа на койке и махая рукой перед своим носом.

Он находился там уже два приема пищи, которые определенно равнялись двум очень долгим дням, заставляющим его живот рычать.

Люк взглянул с того места, где он обычно сидел - прислонившись к столбу, в центре камеры.

– Сколько пальцев я держу?

Хан посмотрел, сощурился:

– …Я… хочу сказать… три…?

– Вообще-то, у меня нет руки, - невозмутимо сообщил Люк.

– О, это низко, - ответил Хан сухо.

– Ты не готов, - с легкостью сказал Люк, перемещаясь и неловко задевая шрам на спине - возможно, он не был готов тоже.

– Да, но если мы пойдем сейчас…

– Если мы пойдем сейчас, мало того, что я буду тащить тебя, пытаясь стрелять из бластера одной рукой и останавливаясь каждый раз, чтобы сказать: «Один шаг туда, другой шаг сюда…». Так еще, после того, как ты будешь без конца ворчать - убеждая меня, насколько лучше ты теперь видишь - и я дам в итоге тебе бластер, ты, вероятно, выстрелишь мне в спину, - добродушно рассуждал Люк.

– Эй, я знаю, как выбирать свою цель!

– Сколько пальцев я держу? – вновь повторился Люк.

– Парень, ты хуже Чуи, - проворчал Хан.

Люк устало улыбнулся:

– Мы пойдем, как только у нас будет шанс. В любое время.

– Это все, что я хотел услышать, - усмехнулся Хан.

Тишина…

– И ты не так плох, как Чуи.

– Спасибо.

– И ты летаешь лучше, чем он. Только не говори ему это.

– Спасибо.

– И ты не воняешь, как тонтон, когда мокрый - что точно делает Чуи.

– Всегда приятно знать.

– За исключением того раза, когда я укрывал тебя в кишках тонтона.

– Да, спасибо за это, - невозмутимо ответил Люк; улыбка коснулась уголков губ.

– Эй, ты не жаловался тогда, приятель. Это я должен был провести ночь в крохотной снежной землянке, лежа рядом.

– Месть сладка.

– Да ладно, это не было настолько плохо. Попытайся застрять в маленьком фрахтовике с влажным вуки.

Тишина… Малыш был ужасно тих в эти дни.

– Слушай, на таком расстоянии я могу видеть, сколько пальцев я поднимаю, - заявил Хан, взмахивая перед собой рукой.

– Я надеюсь, что так – это твоя рука, - мягко указал Люк.

– Давай. Ставлю пятьсот кредитов, что смогу сказать тебе на этот раз.

– Ты уже дважды должен мне «Сокола», - вздохнул Люк, но тем не менее поднялся, устало прислонившись к столбу для поддержки.

– Хочешь удвоить?

– У тебя есть четыре «Сокола»? – с сухим сарказмом поинтересовался Люк.

– Эй, есть только один «Сокол». И мы возьмем его с собой, когда будем выбираться отсюда.

Наклонившись к нему поближе, Люк протянул руку. Хану все время казалось, что тому неловко стоять - когда он подходил к центру комнаты со своей по-прежнему прижатой к груди перевязанной рукой.

– Сколько?
– спросил Люк.

– Два!

– Поздравляю. Ты можешь видеть, - ровно проговорил Люк.

– Теперь мы можем идти?
– нетерпеливо спросил Хан, словно его зрение было единственной преградой.

– Безусловно. Ты открываешь дверь, и мы выходим отсюда, - согласился Люк, поворачиваясь, чтобы вернуться на свое место.

– Ты…, - Хан наклонился вперед, подозрительно наблюдая за Люком.
– Ты привязан к этому столбу?

– Слегка, - признал Люк сухо.

– А ты не думал сказать об этом раньше?
– спросил Хан, вставая. Подойдя к нему, он неуклюже захватил металлический тонкий кабель и поднял его в свое ограниченное поле зрения.

– Из всех проблем, что мы обсуждали, я думал, эта была наименьшей. Ты не прекратил бы натягивать эту штуку? Я привязан к другому концу!
– Люк дернул назад своей лодыжкой и скатился вниз по столбу, усаживаясь вновь на пол.

– Вау, они реально хотят, чтобы ты остался здесь, не так ли? – Хан невозмутимо присел на корточки перед Люком, изучая кабель, - Военный… высшего качества. Довольно мощный материал, четырьмя такими штуками можно поднять «Сокол», - он посмотрел на Люка взглядом большого брата, совмещающим упрек и беспокойство одновременно. Тон его был частично покровительственным, частично шутливым - приносящим Люку неудобство: