В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945
Шрифт:
В этот момент армейский сектор отдела «Л» ввел новшество, которое я принял с энтузиазмом; они взяли на себя обязанность время от времени дополнять утренний доклад так называемой краткой оценкой обстановки. Такой порядок преследовал две цели: во-первых, до начала дневного совещания у Гитлера проинформировать начальника штаба оперативного руководства о взглядах и намерениях ОКХ, которое в итоге оказалось штабом, реально отвечающим за проведение операций; во-вторых, заставить наконец Йодля работать со своим собственным штабом так, как это принято в Генеральном штабе сухопутных сил. Ни одна из этих целей не была достигнута. Спустя неделю или две Йодль сказал мне, что может прекрасно обходиться без этих оценок; ему важнее, чтобы эти люди взяли на себя труд гарантировать отсутствие ошибок на картах боевой обстановки. Я подчеркнул, что такой ответ граничит с оскорблением; а по сути этот случай продемонстрировал, что Верховное командование, которое представляли лишь Гитлер с Йодлем, по-прежнему решительно настроено осуществлять неограниченную власть даже в широкомасштабной битве на Востоке и до сих пор считает себя источником всех знаний, а потому ни в каких советах не нуждается. Что касается атмосферы в самой верховной ставке и методов ее работы, то сложилось так, что я часто целый день мог не разговаривать и даже не встретиться
Между тем в результате расширения театра военных действий у отдела «Л» значительно прибавилось работы, не связанной с оперативными проблемами; она затрагивала в основном отделы, остававшиеся в Берлине: организационного, пополнения и снаряжения и взаимодействия с гражданскими властями. Корреспонденция отправлялась с курьерами, вылетавшими ежедневно по одному в каждом направлении в полдень и выезжавшими по одному в каждом направлении ночным экспрессом Растенбург – Берлин. К полевому составу отдела «Л» были прикомандированы офицеры связи самых важных управлений и отделов ОКВ (разведки, снабжения и пропаганды), и они поддерживали контакт со своими головными управлениями таким же способом. Время от времени сами начальники управлений и отделов приезжали в «Волчье логово»; в промежутках между их визитами прикомандированные офицеры, поддерживая связь с отделом «Л», отвечали за то, чтобы их отделы в Берлине действовали в соответствии с планами верховной ставки. Йодля мало интересовали эти дела. Поэтому образовался канал связи, который шел в обход него прямо от меня к начальнику штаба ОКВ. Такой порядок, однако, не действовал в отношении тех вопросов, входивших в компетенцию штаба оперативного руководства, которые исходили от Гитлера или которые решал он сам. На это следует обратить особое внимание в связи с заявлениями Йодля в Нюрнберге, где он сказал:
«Начиная с 1941 года у меня и моего оперативного управления (!) вошло в практику докладывать фюреру непосредственно по всем вопросам, касающимся стратегии, в то время как фельдмаршал Кейтель, используя мое военно-хозяйственное управление в качестве своего рода личного рабочего штаба, взял на себя все другие задачи» [153] .
Система связи должна была осуществлять все сообщение верховной ставки, включая ежедневные доклады вермахта, а также государственных, партийных органов и прессы, прикомандированных к верховной ставке. Поэтому вскоре она оказалась настолько перегруженной, что возник вопрос, не приносит ли полевая германская верховная ставка больше убытков, чем пользы. Поскольку курьерские поезда между Берлином и Растенбургом возили туда и обратно по ночам все больше и больше офицеров, чиновников и партийных функционеров, то чем дольше продолжалась Восточная кампания, тем все более и более странным казалось место расположения ставки. Главное же заключалось, однако, в том, что в Восточной Пруссии Гитлер находился, так сказать, в укромном, защищенном от ветра уголке; ни он, ни его близкое окружение не получали непосредственных впечатлений, с одной стороны, о жестокости борьбы на главном фронте, а с другой – о вопиющих последствиях воздушных налетов на германские города.
153
Однако даже на суде и документы, и свидетели показали, сколько правды было в его заявлении.
Когда оглядываешься назад, не приходится сомневаться в том, что в такой обстановке полевая ставка не только потеряла свой смысл, но и, по всей вероятности, играла роль искажающего фактора, который приводил к затягиванию войны. Гитлер был полон решимости держать в своих руках всю политическую и военную власть в Германии; он стал владыкой огромных регионов Европы, либо оккупированных им, либо принадлежавших его союзникам. К началу зимнего кризиса, самое позднее в декабре 1941 года, ему со своей ставкой надо было бы последовать примеру всех других государств, вступивших в войну, и перебраться в столицу или ее ближайшие окрестности. Помимо всего прочего, это помогло бы Гитлеру и его советникам избавиться, пока не поздно, от искушения пытаться командовать каждой отдельно взятой дивизией на Восточном фронте и заставило бы эти дивизии больше заниматься реалиями обстановки в целом. Но вместо этого на протяжении трех лет «Волчье логово» превратилось в настоящую «крепость»: заборы из колючей проволоки и минные заграждения стали еще более непроницаемыми, поднялись бетонные блоки, напоминавшие надстройки на крейсерах. Кроме того, подземные помещения и ходы неизвестной протяженности соорудили под Бергхофом, куда Гитлер по-прежнему выезжал иногда на короткий, иногда на более длительный период. Роскошные штаб-квартиры были построены за немыслимые деньги в Виннице на Украине, Суассоне во Франции, в поместье Зигенберг в Ноугейн-Эссене и, наконец, рядом с Бреслау. Кроме винницкой, ни одну из них не занимали надолго; некоторые вообще никогда не использовались. Когда в январе 1945 года Гитлер наконец обосновался в Берлине, никакой реальной возможности руководить или управлять войсками у него к тому времени уже давно не было.
Противоречия в верховной ставке, вызванные изменением обстановки на фронте
К тому времени, когда верховная ставка обосновалась в Восточной Пруссии, прошел уже почти год с тех пор, как у Гитлера выработалось представление, что Англию можно заставить заключить мир обходным путем – посредством «ниспровержения» Советской России. В июле 1940 года он развил его следующим образом: «Если Англия лишится надежды на помощь из России, у нее не будет надежды и на Америку». Свой план он завершил впоследствии распоряжениями о «подготовительных мероприятиях для периода после завершения «Барбароссы» [154] , которые положили начало новому этапу политических и стратегических действий верховной ставки летом 1941 года.
154
Дневник Гальдера, 31 июля 1941 г.
Такие цели открывали широкие возможности для настоящего стратегического руководства вермахтом, но в итоге этими далеко идущими задачами верховная ставка занималась лишь частично. Для Гитлера, а также для его начальника штаба оперативного руководства текущие события Восточной кампании затмили все остальное. Вместо того чтобы просто следить за тем, что происходит на фронте, и обеспечивать соответствие происходящего
принятому стратегическому курсу, а при необходимости отдавать новые указания общего характера, Гитлер через несколько недель снова начал, как обычно, вмешиваться в дела армии. Наряду с этим само осуществление командования в том виде, в котором оно практиковалось верховной ставкой, все больше и опаснее извращалось, потому что следовало одному стратегическому принципу, который вскоре стал доминирующим, – упорная борьба за «каждый сантиметр» русской земли.Русская кампания еще отчетливее продемонстрировала истинную причину подобных заблуждений – запредельную подозрительность Гитлера и всепоглощающее стремление обладать властью, бросающийся в глаза недостаток военных знаний, которые он усваивал самостоятельно, и неспособность подчиняться испытанным военным законам, а не принимать желаемое за действительное, руководствуясь политическими и экономическими устремлениями и амбициями. Его постоянное окружение в зоне 1, на самом деле верившее, что он обладает даром ясновидения и не может поступать неправильно, скорее подстрекало его, чем сдерживало; кроме того, его решимость сыграть роль верховного военного вождя действительно укрепилась тем, что в Норвегии и Северной Финляндии он сам непосредственно осуществлял командование; там не было буфера в виде ОКХ, и он мог действовать как ему заблагорассудится. Между тем «театр военных действий ОКВ» лег на плечи штаба оперативного руководства, и с каждым днем этот груз становился все тяжелее; штаб не в состоянии был справляться с ним даже в организационном плане, к тому же это уводило его еще дальше от его истинного назначения – быть высшим штабом вермахта. В результате дезинтеграции армейского командования возникали и другие, все более серьезные трудности, но ни они, ни попытки повлиять на ОКВ не смогли остановить Гитлера, и в этом вопросе он действовал по своему разумению, как и во всех остальных.
Первый этап
Первым этапом Восточной кампании можно назвать период, длившийся приблизительно две-три недели, то есть до начала июля 1941 года. Он был отмечен необычной согласованностью действий ОКВ и ОКХ. Грандиозные победы на фронте и быстрый захват территории противника, во всяком случае в центре и на севере, заставили смириться даже упрямых скептиков и дали повод надеждам, подобным тем, которые высказал Гальдер в своем дневнике 3 июля:
«В целом мы уже можем сказать, что выполнили свою задачу и смели русскую армию с этой стороны Дуная и Днепра. Думаю, прав был один захваченный в плен русский генерал, когда сказал, что восточнее Дуная и Днепра нам придется иметь дело лишь с рассеянными силами противника, которые сами по себе недостаточно сильны, чтобы оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление немцам. Поэтому я не преувеличиваю, когда говорю, что война против России выиграна за четырнадцать дней. Конечно, она еще не закончена. Из-за громадной территории и упорного сопротивления противника, который использует все, что у него есть, она займет еще много недель» [155] .
155
Здесь Гальдер добавляет еще несколько мыслей насчет дальнейшего ведения войны против Англии, «когда действия на востоке перейдут из стадии уничтожения вооруженных сил противника в стадию парализации вражеской экономики».
Сегодня такие комментарии Гальдера многим покажутся странными; однако полезно сопоставить их с выдержкой из речи Уинстона Черчилля на секретном заседании палаты общин 25 июля 1941 года; он сказал тогда: «Через несколько месяцев или даже раньше мы можем подвергнуться величайшему из вторжений, какие когда-либо видел мир». Это говорит о том, что глава британского правительства ожидал быстрой победы Германии на Востоке и, как и Гитлер, рассматривал нападение Германии на Россию как способ нанести смертельный удар Англии с другой стороны.
Сам Гитлер заявил своему ближайшему окружению 4 июля: «В сущности, русские проиграли войну» – и радовался, как это здорово, что «мы вдребезги разбили русские танковые части и авиацию с самого начала. Русские, – продолжал он, – никогда не смогут их восстановить». Так что его оценка ситуации в общих чертах совпадала с оценкой в армии. Следовательно, в первые недели он не вмешивался в ход операций на Востоке, если не считать того, что давил и придирался к ОКХ с целью заставить его быстрее и надежнее заткнуть большой котел, а позднее, как и на Западе, досаждал своими «опасениями» за фланги танковых клиньев, которые выдвинулись далеко вперед [156] . Оставил Гитлер в покое и люфтваффе, особенно после того, как его первоначальные «оперативные» действия против аэродромов и других целей в глубине России были завершены и его использовали, как правило, только для решения тактических задач во взаимодействии с ОКХ и штабами групп армий.
156
См. дневник Гальдера, 24, 25, 27 июня 1941 г. 3 июля Гальдер дает выход возрастающему недовольству «обычным шумом из верховной ставки», говоря, что «с точки зрения тактики есть, разумеется, какой-то смысл в таком беспокойстве о флангах. Но для этого есть командующие армиями и корпусами. Наши командиры и штабы – это наша сильная сторона, но наверху им не доверяют, потому что не имеют понятия, какую силу представляет наш командный состав, обученный и подготовленный по одним и тем же принципам». Описывая подобный случай 10 июля, Гальдер дает интересный штрих по поводу привычек ставки: «Фюрер все еще спит, так что я не могу связаться с ним по телефону. Поэтому позвонил Кейтелю и разъяснил наши планы ему».
Кампания, казалось, шла быстро и успешно, так что и на сей раз у Верховного главнокомандующего и его штаба не было особой возможности по-настоящему заниматься общим руководством войсками. Тем временем Гитлер, как и во времена Западной кампании, уже делал далеко идущие и преждевременные выводы и занимался подготовкой следующего, завершающего сражения. Чуть ли не в начале июля после разговора с главнокомандующим сухопутными войсками он дал подробные указания начальнику штаба ОКВ насчет «распределения личного состава и боевой техники» и, в частности, по «танковой программе» сухопутных войск. Появились два приказа, которые можно было бы резюмировать следующим образом: сухопутные силы будут численно «существенно» сокращены, за исключением танковых и моторизованных дивизий, количество которых к 1 мая 1942 года следует увеличить соответственно до тридцати шести и восемнадцати, в обоих случаях включая дивизии СС; программу строительства военно-морского флота сократить до «объема, непосредственно необходимого для ведения войны с Англией и Америкой, если последняя вступит в войну», широкомасштабное увеличение ВВС.