В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Другие случаи, связанные с оккупацией Венгрии, были во многих отношениях больше похожи на игру в «полицейские и воры»; вермахт, во всяком случае, играл лишь второстепенную роль. Однако неприятно было, когда ты вынужден простаивать без дела в приемных замка Клессхейм и стараться развлечь венгерских коллег, пока в соседней комнате Гитлер убеждает Хорти вернуться на прямую и узкую дорожку верности своему союзническому долгу и оказать своему союзнику помощь с оружием в руках. Путем различных махинаций отъезд регента довольно надолго задержали, чтобы немецкая гвардия успела подготовиться для отдания ему полагающихся почестей, когда он прибудет в Будапешт. Оккупацией руководил главнокомандующий войсками вермахта на Юго-Востоке фельдмаршал Фрейер фон Вейхс, и, между прочим, можно поставить ему в заслугу, что при энергичной поддержке ОКВ он ухитрился остановить разоружение венгерских вооруженных сил, что было одним из главных пунктов гитлеровского плана. Огромное большинство венгров после оккупации продолжали относиться к немцам как к союзникам. Так на самом деле они вели себя и вскоре после этого, когда им пришлось защищать собственные границы от Красной армии, добравшейся до самых Карпат.

В течение этих месяцев самый мощный и самый продолжительный отток сил, готовящихся к защите от вторжения, шел на Восточный фронт. Меньше чем через месяц после того, как в конце 1943 года этот кран был перекрыт, силы и средства, предназначенные для запада, двинулись в обратном направлении. 21 января Йодль записывает в своем дневнике решение, принятое Гитлером, далеко не единственное в своем роде: «Имеющуюся на базовых складах боевую технику для танковых батальонов на западе отправить на восток».

В следующий месяц то же самое произошло с последними тремя подвижными полковыми группами армии резерва еще даже до того, как из них сформировали дивизию, а к концу февраля за ними последовала одна пехотная дивизия (214-я) из Норвегии. В марте Гитлер был настолько потрясен катастрофическим развитием событий на южном участке Восточного фронта, в котором виноват был он сам, поскольку придерживался курса, давно уже доказавшего свою несостоятельность, что отбросил все заложенные им самим принципы насчет относительной значимости востока и запада. Ушли три вновь сформированные дивизии из Польши, одна из Дании и две с юго-востока, все они являлись ближайшими или потенциальными кандидатами для отправки на запад. В ночь на 24 марта он начал грабить ресурсы запада всерьез. Йодль пишет в своем дневнике: «Батальоны штурмовых орудий 326, 346, 348 и 19-й авиаполевых отправляются на восток», и дальше: «Главнокомандующий на Западе отдает 349-ю пехотную дивизию», а на следующий день последний и самый серьезный удар: «Срочно перебрасывается 2-й корпус СС». Поскольку танковая дивизия Лера перебрасывалась в Венгрию, запад оказался теперь без единой полностью боеспособной танковой дивизии, и это в тот момент, когда со дня на день могло произойти вторжение.

Правда, Гитлер пришел к такому решению после долгих размышлений. Правда и то, что без такой помощи 1-й танковой армии на востоке, оказавшейся в тот момент в котле у северного подножия Карпат, не удалось бы избежать окружения [262] . Но это не меняет дела, поскольку ввиду угрозы, нависшей над западом, германское Верховное командование ни в коем случае не должно было доводить все до такого критического состояния. Нарушив свои правила, Гитлер пошел в данном случае на риск, который можно было расценить только как авантюру. Если бы за все театры военных действий отвечал начальник Генерального штаба сухопутных сил, то такого никогда бы не случилось. Долю ответственности за это следует возложить на Йодля. Признаться, он давно уже отказался от любых претензий на то, чтобы в деталях заниматься обстановкой на востоке, то есть от одной из существенных составляющих своей работы. Тем не менее он сумел представить убедительные доводы для прекращения развала оборонительной системы на западе, которая так усердно создавалась и пока что не отвечала необходимым требованиям.

262

Гитлеровские приказы сопровождались самыми преувеличенными прогнозами. Приказ от 2 апреля 1944 г. содержит следующее: «Наступление русских на южном участке Восточного фронта миновало высшую точку. Русские истощили и раздробили свои силы. Приходит время окончательно остановить продвижение русских».

Даже в этом случае Йодлю так и не пришло в голову ни проконсультироваться со своим штабом, ни предоставить ему время или возможность высказать другую точку зрения. Он просто сразу после полуночи передал приказ Гитлера генералу фон Буттлару, представителю сухопутных сил в штабе оперативного руководства. Мнения главнокомандующего войсками на Западе вообще не спросили.

Ему, как и штабу оперативного руководства, только сообщили телеграфным текстом, какое пополнение он может ожидать на западе. 24 марта Йодль записывает: «Главнокомандующий на Западе получит 331-ю пехотную дивизию [ «Ван»] в полном составе к 15 апреля», а 25 марта: «Возвращаются (с Восточного фронта) дивизия СС «Адольф Гитлер» и, по возможности, 3-я горная дивизия. Оружие, транспорт и танки перебрасываются на запад». Это были всего лишь туманные указания, которые никто не собирался выполнять, поскольку ОКХ во главе с Цейцлером, что очень хорошо было известно Йодлю, обязательно найдет пути и средства обойти приказы о выводе измотанных дивизий с Восточного фронта.

Поэтому с самого начала было маловероятно, что, выполнив свою задачу, 2-й корпус СС с двумя полностью оснащенными танковыми дивизиями вернется на запад. Вполне вероятно даже, что Йодль сыграл определенную роль в принятии Гитлером решения задержать две эти дивизии на какое-то время, чтобы использовать их в качестве ядра для контрудара на южном участке Восточного фронта. Только 12 июня, почти неделю спустя после начала вторжения, Гитлер согласился, весьма неохотно, отказаться от нанесения этого контрудара и отдать приказ о возвращении этого корпуса на запад. Таковы факты. Тем не менее 31 августа 1944 года он заявил двум генералам: «Если бы у меня на западе были 9-я и 10-я танковые дивизии СС, такого [успешного вторжения], возможно, никогда бы не произошло. Не было у меня их из-за преступной, я должен повторить, именно преступной попытки осуществить здесь государственный переворот». (Он имел в виду 20 июля.)

Первая часть этого заявления, скажем, наименее спорная; все остальное – либо плод абсолютного беспамятства, либо великая и преднамеренная фальсификация истины. Кейтель, единственный из присутствовавших, кто знал, как все было на самом деле, промолчал.

Вскоре нам пришлось оставить, понеся тяжелые потери, Крым. 12 мая в четвертый, и в последний, раз германское Верховное командование нарушило все свои принципы и устроило облаву на те скудные силы, которые мы имели для защиты от вторжения. В этот день союзники возобновили наступление в Южной Италии. До тех пор по периметру «крепости Европа» не было больше наступательных операций, которые пророчил нам Йодль в своих стратегических теориях после высадки противника в Анцио, что, однако, не помешало нам промотать свои скудные резервы. Теперь уже, кажется, не приходилось сомневаться, что за этим наступлением противника стояла стратегическая задача помешать любой переброске немецких частей из Италии на запад. Гитлер по-прежнему был решительно настроен сражаться за «каждый метр территории», а его беспокойство по поводу утери престижа в результате неминуемого падения Рима означало, что его действия совпадали с планами противника в еще большей степени, чем можно было предполагать. Все планы вывода войск из Италии давно были забыты. Наоборот, в ту самую неделю, когда началось наступление, он бросил на юг войска из Венгрии и Дании в составе трех дивизий, а когда 25 мая противник успешно соединил южнее Рима основную линию фронта с плацдармом в районе Анцио, он преследовал его силами четвертой, неподготовленной, дивизии с юго-востока. Эти пляски под дудку противника достигли своего апогея 2 июня в приказе Гитлера перебросить в Италию 19-ю авиаполевую дивизию, которая долгое время контролировала самые опасные участки Западного фронта. Одновременно он забрал несколько батальонов тяжелых танков [263] .

263

Гитлер только что присвоил 20-й авиаполевой дивизии (одной из упомянутых трех) название «ударная дивизия люфтваффе», хотя до сих пор ее использовали только для выполнения оккупационных задач в Дании, она не имела боевого опыта и, попав в сложную ситуацию, полностью утратила боеспособность. Так доложил Кессельринг.

Такие шаги верховной ставки ни в коей степени не удовлетворяли Кессельринга. Полностью игнорируя военную обстановку в целом, он потребовал, помимо полного возмещения потерь, не менее пяти боеспособных дивизий и подкрепления для авиации. Йодль тоже сыграл некоторую роль в этих решениях. Он считал, что подкрепление необходимо, чтобы «как-то уменьшить риск и не оставить Лигурийское побережье вообще без прикрытия». Он, казалось, не понимал, что давно просроченный отвод сухопутных войск в Италии к северным Апеннинам помог достичь бы той же цели меньшими силами. Все, чего смог добиться его штаб, – это издать 1 июня приказ об «ускоренном укреплении позиций на Апеннинах».

Привлечение дополнительных сил не смогло предотвратить потери Рима, это произошло 4 июня. Они не способны были перенацелить свои усилия, и их просто затянуло в водоворот сокрушительного поражения, а огромные, как никогда, потери явились результатом неоднократных приказов Гитлера «как можно меньше территориальных уступок» и «как можно южнее восстановить линию фронта на севере от Рима». На Западе вот-вот должно было начаться вторжение, а наши войска там лишились еще одной дивизии, нескольких танковых частей и какой бы то ни было перспективы получить подкрепление с других театров ОКВ.

Тем временем на Балканах и в Эгейском море оборона побережий и островов снова переживала состояние всеобщего бездействия. Однако весной, и лишь с громадными трудностями, Гитлера отговорили от захвата острова Лисса (ныне Вис) на далматинском побережье, который служил западным союзникам базой для связи с Тито. Меня считали «экспертом» по Балканам, и потому я, против обыкновения, принимал активное участие в бесконечных обсуждениях этого вопроса на ежедневных совещаниях в ставке. Я указывал на то, что даже при успехе нашей операции противник без труда сможет обосноваться на любом другом из множества тамошних островов, на что получил раздражительный и неубедительный ответ: «С таким же успехом вы могли бы сказать: зачем есть сегодня, если завтра опять проголодаешься». Между тем во внутренних районах Балкан борьба не прекращалась, а германская верховная ставка то ли не смогла, то ли не захотела осознать смертельную угрозу, которую для тысяч километров обороняемой береговой линии на юго-востоке Европы представляло возможное соединение сил Тито с Красной армией в долине Дуная. Тлеющая партизанская война, яркими штрихами которой была операция «Розельспрунг» в мае 1944 года, когда Тито лишь чудом увернулся от эсэсовских парашютистов, и высокая цена, назначенная за его голову.

С самого начала этого года стало ясно, что на западе Средиземного моря противник готовит десантную операцию, и, соответственно, велось укрепление побережья от Лионского залива до Генуэзского. Однако единственное, чем могла здесь помочь верховная ставка, – это предоставить одно или два соединения из армии резерва и обеспечить перегруппировку и отдых отдельных дивизий. Была организована командная структура, готовая для приема дальнейшего пополнения. В конце апреля 1944 года на юго-западе Франции сформировали штаб сухопутных сил, подчинявшийся непосредственно главнокомандующему немецкими войсками на западе; позднее он стал группой армий «Г» под командованием генерал-полковника Бласковитца, командовавшего 1-й армией на побережье Бискайского залива и 19-й армией на Средиземноморском побережье Франции. Последняя соприкасалась на востоке с Лигурийской армией под командованием итальянского маршала Грациани, она была сформирована поздней весной 1944 года, но подчинялась главнокомандующему немецкими войсками на Юго-Западе.