В стране «Тысячи и одной ночи»
Шрифт:
– Для друга ничего не жалко.
Время шло, и я морально готовился к тому, что скрытые мотивы дружбы дадут о себе знать. Я предчувствовал: однажды Абдельмалик попросит меня о чем-нибудь, что окажется мне не по силам.
И вот как-то мы сидели в кофейне; Абдельмалик перегнулся через столик и сказал:
– Могу я попросить тебя об одолжении?
У меня екнуло сердце – от жалости к себе.
– Все, что угодно, – храбрясь, пробормотал я.
Абдельмалик придвинулся ближе и с кроткой улыбкой сказал:
– Позволь мне преподнести тебе арабского скакуна.
Глава пятая
Тонущему
Едва въехав в Дар-Калифа, я понял, что попал в мир, параллельный нашему – в королевстве Марокко как нигде верили в сверхъестественное. И чем бы этот мир ни был – иной реальностью или четвертым измерением, – его влияние отражалось на всех и вся, причем, самым неожиданным образом.
Поначалу вы ни о чем таком не догадываетесь. Но присматриваясь, всюду видите подтверждения тому, что мир этот существует. Чем больше историй вы слышите, тем явственнее ощущаете его влияние. А чем больше ощущаете, тем сильнее в него верите.
Стоит поверить, и невозможное становилось возможным, скрытое – видимым.
Как и многие другие иностранцы в Марокко, мы неизбежно сталкивались с проявлениями веры местных в сверхъестественное, причем, на каждом шагу: во время ли прогулки по окрестностям, в разговоре с наемными работниками, при общении с новыми друзьями. Это коснулась нас в полной мере, когда мы купили дом, якобы населенный сонмом джиннов.
Одна мысль о духах приводила в трепет не только сторожей и прочую прислугу, но и любого местного из числа наших знакомых. Возможно, джинны присутствовали в нашей жизни лишь постольку, поскольку в них верили окружающие, однако они были частью культуры, в лоне которой зародились сказки «Тысячи и одной ночи».
Сказки эти стали воплощением всего диковинного, вобрав в себя богатство исламской культуры. Даже в западном обществе, не испытывающем недостатка во всевозможных сочинениях, одно упоминание «Тысячи и одной ночи» будоражит умы, вызывая бурю эмоций. Воображение рисует картины несметных сокровищ, восточной роскоши, волшебства – фантазии, доступные простым смертным.
Западная Европа познакомилась со сборником всего три столетия назад. Впервые он вышел на французском в переводе Антуана Галлана; 11 Галлан работал над ним с 1704 по 1717 годы. Переводчик обошелся со сказками вольно, исключив те места, которые, по его мнению, были слишком откровенны для современного ему читателя. Полная противоположность французскому переводу – перевод английский, выполненный Бёртоном: казалось, переводчик находил особое удовольствие в скрупулезной передаче многочисленных непристойностей.
11
Антуан Галлан (ок. 1646 – 1715) – французский востоковед, антиквар, переводчик.
Согласно исследованию Роберта Ирвина, 12 автора известной исследовательской работы на тему «Тысячи и одной ночи», перевод Галлана основан на рукописях четырнадцатого или пятнадцатого века. Но вполне возможно, существовали и более ранние записи – десятого, даже девятого века. Ирвин предполагает, что Галлан и последующие переводчики дополнили основной текст и другими сказками, которые им удалось обнаружить.
Издание мгновенно завоевало популярность. Сдержанная французская аристократия, зачитываясь сказками в салонах, поражалась сочности повествования, не свойственной европейским произведениям.
Как будто пресные западные блюда сдобрили восточными приправами. Разумеется, у европейцев оставались древнегреческие и латинские классики, но в их произведениях не хватало загадки, тонов и полутонов Востока.12
Роберт Ирвин (р. 1946) – британский историк-медиевист, писатель, специалист по истории средних веков Арабского и Ближнего Востока.
Интерес к сказкам со стороны общественности оказался так велик, что лингвисты, историки и востоковеды взялись за перевод этого сочинения невероятной сложности и объема. В восемнадцатом и девятнадцатом веках появилось не менее десятка самостоятельных переводов на английский; самые известные выполнены Эдвардом Лэйном, Джозефом Мардрусом, Джоном Пэйном и, конечно же, Ричардом Бёртоном. Переводы выходили самые разные – от сокращенных до энциклопедически подробных, и занимали свое место в собраниях членов королевской семьи, в библиотеках учреждений и домашних библиотеках.
Как только сказки «Тысячи и одна ночи» достигли Европы, вокруг них завязалась интрига. Анонимность сочинения дала пищу нескончаемым предположениям. Некоторые утверждали, что чтение этих сказок приободряет, поднимая настроение. Другие уверяли: осилить все тома сродни подвигу, после которого впору упасть замертво. Последнее, конечно же, было преувеличением: переводчики, редакторы, наборщики, да и многочисленные читатели, прочитавшие «Тысячу и одну ночь» целиком, от корки до корки, живые тому свидетели.
Сборник «Тысяча и одна ночь» вполне можно назвать сказками в сказке. Главная героиня рассказывает о ком-то, кто в свою очередь рассказывает о другом персонаже и так далее. В итоге истории наслаиваются одна на другую, сообщая повествованию удивительную глубину, но и в немалой степени запутывая читателя.
Начинается «Тысяча и одна ночь» с того, что некий вымышленный царь Шахрияр уличает свою жену в измене со слугой. И в гневе приказывает казнить ее. Дабы оградить себя от подобного в будущем, каждый день царь берет в жены непорочную девушку, а с рассветом лишает ее жизни. Так продолжается некоторое время – головы невест летят с плеч. Пока женой Шахрияра не становится Шехерезада, дочь визиря. Она с трудом уговаривает отца выдать ее за царя. Но в отличие от своих предшественниц не намерена сложить голову – у нее есть план.
И вот Шехерезаду, уже жену Шахрияра, ведут в царские покои. Прежде, чем возлечь с царем, она начинает сказку, которая к утру остается недосказанной. Желая дослушать ее, царь оставляет Шехерезаду в живых еще на один день. Вечером она продолжает, рассказывая «сказку внутри сказки». И каждый раз к утру сказка остается недосказанной. Царю приходится сохранять Шехерезаде жизнь еще на день – чтобы дослушать.
Так проходит тысяча и одна ночь. За это время Шехерезада рассказала немыслимое для одного человека количество историй, сказок и притч. А также родила царю трех сыновей, усмирила его гнев и осталась царицей.
В восемнадцатом – девятнадцатом веках западная литература и изобразительное искусство находились под сильным влиянием сказок «Тысячи и одной ночи». В моду вошла восточная тематика. Стали популярными картины с полуобнаженными прелестницами в изящных позах на фоне интерьеров гарема, будоражащие фантазию изображения дворцов с куполами, сценок из жизни арабского двора, утопающего в невиданной роскоши. Сказки «Тысячи и одной ночи» глубоко проникли в западную культуру, их влияние отразилось на всем: от одежды до мебели, от обоев до архитектуры…