В Суоми

Это творение подлинного, большого искусства. Лицо значительное, привлекает своеобразной, увиденной скульптором интеллектуальной красотой. Трудно оторваться от этого портрета, поражающего своей точностью — и одновременно художественным обобщением. Бюст Шапорина стоит в нескольких шагах от белого мрамора статуи покойного президента Каллио, отца скульптора, и рядом с глиной еще не завершенного портрета Урхо Кекконена.

— Вот видите — рука опущена ребром, готова к отпору, к полемике. Он ее всегда так держит, когда полемизирует, — говорит художник.

Талант Каллио многообразен. И если два мраморных президента США его работы хранятся в Вашингтоне, в Капитолии у берегов Потомака, то статуя лесоруба-окорщика стоит на берегу Кеми-йоки, в Рованиэми, в Лапландии.

У берегов реки Йи, где происходит ежедневно соревнование сплавщиков в ловкости, перед церковью поставлена статуя легендарного героя Юхо Вяйсанена, современника ушкуйников — сынов Господина Великого Новгорода.

Невысокий, светловолосый человек средних лет, розовощекий, с легкой рыжинкой и голубыми глазами, внешне так не похожий на темноволосого, спокойного Аалтонена, Калерво Каллио был бы типичным, по нашему представлению, финном, если бы не порывистые, по-южному быстрые движения и легкая непринужденность разговора.

Юрий Александрович Шапорин, посвятивший Каллио музыку на слова Пушкина «К морю», рассказывал мне, что скульптор сделал его портрет за два сеанса.

— Да, за два-три сеанса я делаю набросок в глине, а затем уже начинается труд, — улыбаясь, объясняет Каллио.

Портрет Альберта Эйнштейна он сделал тоже за два сеанса.

— Ну, а потом сколько было еще работы?

— Это был скромнейший, робкий, деликатнейший человек, — вспоминает о своей работе с Эйнштейном скульптор и показывает снимок со скульптурного портрета великого ученого, — Он смотрит через вас вдаль и видит то, что еще скрыто от вашего взора.

Рассказывают, что, когда дочь Эйнштейна, тоже ваятель, увидела этот портрет отца, она заплакала — с такой силой воспроизведены были любимые ею черты.

В студии у глухой стены высится в полный рост прекрасная, стройная девушка из розового гранита…

Каллио подводит меня к статуе.

— Хорошо? Попробуйте рукой погладить, — и он сам подает пример.

Гранит отполирован так, что кажется — под пальцами ощущаешь шелковистую кожу.

— Это сделано с натуры или художественный вымысел?

— Живая натура! Живая! — смеясь, говорит Каллио. — Но адреса ее и не просите — не дам!

Он говорит, что нынешняя студия для него теперь стала мала и он строит новую — в городе-спутнике, среди скал и леса…

— Такой пока еще нет ни у одного скульптора. Там можно будет ваять статую в шесть метров высоты. И все механизировано.

Скульптор показывает мне механические резцы, напоминающие бормашину, которыми пользуется в своей работе, — они очень ускоряют ее и облегчают труд.

В новой студии можно будет работать в разных плоскостях, и статуя будет вращаться так, как это надо художнику.

Каллио начинает объяснять сложный механизм, который одновременно похож на подымающееся и опускающееся кресло кинооператора и на большой револьверный станок.

— Правда, из-за этой постройки пришлось залезть в долги. Но зато какая будет студия! — восхищается Каллио своей будущей мастерской.

А впрочем, он сейчас должен ехать на стройку вместе с инженером и приглашает нас отправиться туда вместе с ним.

Честь труду

— Финны — маленький народ, культура их сравнительно молодая, и поэтому обилие памятников, которые они ставят своим писателям, музыкантам, ученым, понятно. Это один из видов самоутверждения, — сказал кто-то из наших товарищей, когда мы остановились у памятника поэту Векселлю, поставленного прямо на тротуаре одной из улиц Турку, на пьедестале не выше обыкновенной ступеньки.

Возможно, что в этих словах есть правда. Но какой это приятный для сограждан вид самоутверждения, воспитывающий не только патриотизм, но и эстетическое чувство!

Однако финны увековечивают в камне не только образы своих выдающихся людей, события, знаменующие успех, но и горести свои, несчастья и слезы.

Об этом шел разговор у нас в Тампере, когда мы стояли на высокой горе в парке, над озером Нясиярви. На вершине этого каменистого холма высилось изваяние женщины с распущенными волосами, с младенцем на одной руке, с закинутой за голову другой рукой, в позе, выражающей крайнее отчаяние. В 1929 году на озере Нясиярви погиб пароход, на борту которого находилось больше сотни школьников. И вот в память об этом несчастье воздвигнут здесь, на горе, монумент. Отсюда отлично видно то место, где холодные, бушующие волны сомкнулись над гибнущим пароходом. Но сейчас, окаймленное сосновыми лесами, с пропадающим вдали берегом, осеннее озеро кажется таким мирным.

Холодный ветер отворачивает полы пальто, бьет в лицо, но мы невольно снимаем шляпы перед этой статуей, с такой экспрессией выражающей неизбывную муку материнского горя, статуей, изваянной скульптором Ю. Липола.

Простившись с ней, мы спускаемся по крутой тропинке, и нам приходит на память водруженная в Хельсинки над заливом, на вершине Обсерваторией горки, полная драматизма бронзовая группа скульптора Стигеля — «Потерпевшие кораблекрушение».

У въезда в город Вааса мы остановились на шоссе около гранитного столба, с гранитным же изображением дорожного знака: «Внимание! Осторожность!» — и я снова вспомнил статую на горе над озером Нясиярви в Тампере.

Перед столбом каменное изваяние девочки лет десяти — двенадцати. На этом месте девочку задавил автомобиль. Здесь, на перекрестке, и раньше были несчастные случаи с детьми, и родители в память о погибшей любимой дочери решили установить на месте катастрофы памятник, предупреждающий других детей и водителей об опасности.

И то, что в скульптуре здесь отражаются не только радостные события, не только успехи, но и горести народные, делает палитру художника богаче, талант его разносторонней, а самую скульптуру менее парадной и более близкой к многообразной жизни народа.

Но почему столько места в этих записях отводится скульптуре? Может быть, оттого, что иностранцу гораздо легче увидеть каменное население улиц и парков Финляндии, чем узнать семейную и гражданскую жизнь живых людей?

Нет. Мне думается, что, если бы поездка и не была ограничена сроком, если бы иностранцы могли легко посещать все квартиры, которые им хотелось бы посетить, — все равно впечатление от камня, одушевленного талантом художника, осталось бы одной из ярчайших впечатлений от Финляндии.

Здесь в скульптуре отразилась душа народа, его чаяния, его идеалы и традиции, из которых главнейшее — это близкое нашему сердцу уважение к труду. Оно воспитывается бытом, школой, искусством.

В Тампере же по крутой тропе мы спустились от памятника материнскому горю и у подножия холма увидели бронзовую композицию Э. Викстрема. Наверху, на скале, сидит героиня «Калевалы» — Айно.

Когда бьют фонтаны, то струи воды, преломляя солнечный свет, образуют у ее ног радугу, и она, как сказано в рунах, сидя на радуге из солнечных лучей, прядет волшебную нить. А внизу, справа от фонтана, бронзовая старуха крестьянка учит девочку своему старинному искусству — вязанию. Справа же от крестьянки юноша, подставляя лопасть колеса под струю, показывает бородатому крестьянину — отцу, как призвать на помощь своим мышцам энергию стремительного потока.