В свете старого софита

И всё же я была им благодарна. За эту нежданную встречу. За тепло. Они – славные ребята. Спасибо им.

А потом они уехали. Довольно скоро. Уезжая, они взяли с меня клятвенное обещание, что, вернувшись в Москву, я тут же навещу их.

– Ты всегда выполняешь обещания? – спросил Слава.

– Всегда.

– Вот и слава Богу. Значит, через две недели мы тебя ждём.

И они помахали мне в окошко автобуса, отъезжающего в Феодосию…

* * *

Мир вокруг меня был огромен и пуст.

Пустые горы. Пустынное море. Оно напоминало бескрайнюю каменистую пустыню, по которой когда-то, две тысячи лет назад, блуждал Христос… Как на картине Крамского, которая так поразила меня когда-то… В какой-то момент мне показалось, что я не в Крыму, а в Израиле. Один московский знакомый убеждал меня, что восточный Крым очень похож на Землю обетованную. Мол, не обязательно совершать паломничества в Израиль, чтобы увидеть библейские пейзажи, достаточно съездить в восточный Крым. При воспоминании об этом мне стало ещё печальнее… Но слёз – не было. Внутри всё окаменело и высохло. Навсегда.

И вокруг было так пусто, пусто, ПУСТО!… Ни библейского Христа, ни моего Клоуна не было в этом мире… Казалось, что мир вылеплен из пустоты. Вылеплен из ОТСУТСТВИЯ. Из отсутствия любви и смысла. Выходит, что ОТСУТСТВИЕ может быть материальным? И ранить, как острые камни, как битое стекло…

* * *

…И вот тогда, когда казалось, что всё – тщетно, и бессмысленно искать опору в этой вязкой, тягучей пустоте, – ПРИШЛИ СТИХИ! Уже не отдельными ритмами, возникающими в мозгу, как отголосок вагонных колёс, как лихорадка, как судорога воспоминаний… Пришли могучим единым потоком, несущим в своих тёмных, сверкающих волнах не только камни, но и звёзды… И звёзды эти сияли, как сумасшедшие софиты…

Я писала ночи напролёт. Писала и плакала. Чувствуя несказанное облегчение, что могу писать и плакать. Со стихами и слезами ко мне возвращалась… нет, еще не жизнь.

Возвращался свет. Который пока ещё робко озарял эту незнакомую мне планету… Я осторожно озиралась вокруг и, с недоверчивым удивлением, обнаруживала: да, и ЗДЕСЬ живут…

Я стою со своими сокровищами посреди этой незнакомой планеты. И мне ещё предстоит всему научиться: дышать этим разреженным воздухом, ступать босиком по этим острым камням, ещё предстоит полюбить новые для меня лица, и голоса, и научиться – заново – ощущать краски, и запахи, и звуки… Мне ещё предстоит научиться – заново – удивляться. И радоваться.

…А пока я бродила по этим жёлтым холмам, где ещё цвели неприметными лиловыми соцветиями колючие травки… И, взобравшись на вершину Крепостной горы, долго сидела над пропастью, над бушующим морем… И вела бесконечный, не знающий перерывов, диалог с памятью и тоской…

И в глуши беззвёздной и чёрной, как смола, ночи, из которой, казалось, нет выхода, – кто-то, утишая и просветляя, прикасался ласковой ладонью к моему лбу… Она, моя спасительница. Сестра милосердия. Та, что всегда приходила ко мне на помощь – с того самого пустынного дня отрочества… когда она пришла ко мне впервые. Чтобы стать самым близким и самым верным другом – на все времена.

СТИХИ ИЗ СУДАКСКОЙ ТЕТРАДИ

* * *

В первый раз мне подарила тебя всемогущая жизнь. И я любила тебя до тех пор, пока не стала забывать… И тогда я вилась более всемогущая – смерть. она мне подарила тебя во второй раз, теперь уже – навсегда…

* * *

Как в страшной сказке: безжалостным мудрецом спрятано на дне огромного кувшина золотое зерно – смысл моего существования. А кувшин до краев наполнен печалью… И я пью, пью, торопясь и захлебываясь, с ядовитой оскоминой на зубах, от которой сводит скулы и останавливается сердце… Но печаль не убывает. Потому что кувшин – волшебный! Он заколдован великой насмешницей – жизнью.

* * *

Пока он был жив, я редко смотрела его фотографии. Но так пристально, как я теперь изучаю их, я никогда не смотрела – на него. Смотрю долго, часами… И ужасаюсь тому, Что влюбляюсь в него всё сильнее и безнадёжнее…

* * *

Измученная уставшая скрипка человеческого тела – спрятана навсегда в чёрном длинном футляре. Всё уже спето…

* * *

Что мне осталось после Вас? Два деловых письма, написанных Вашей рукой – но двумя разными почерками… желтеющая афиша… пыльная пустыня Марьиной Рощи… Нетающий иней воспоминаний на душе… Вот и всё. Слишком много, чтобы забыть Вас. Слишком мало – чтобы выжить…

* * *

. Говорю, пишу о твоей смерти – . не как о финале. . А как о неразгаданном . случае из твоей ЖИЗНИ…

* * *

Пока перо соприкасается с бумагой – ты жив… Поэтому для меня вопроса: писать или не писать – не существует.

* * *

Неужели мне всего двадцать два года? Как феерически скоро я прожила ту жизнь, сладкое предчувствие которой наполняло поэзией и смыслом пустынные дни отрочества… И теперь впереди – целая вечность на горькие воспоминания о ней…

* * *

У моего сердца обломаны крылья надежды – как будто сняты стрелки с часов Будущего. Механизм работает, тикает, но Время – катастрофически стоит на месте…

* * *

Точно все эти годы не было осени. О, я отлично помню огненный фейерверк листвы на московских бульварах!… Но теперь вижу только опустевшие гнёзда на голых ветвях…

* * *

Вот видишь: ты называл меня пессимисткой. Интересно, чтоб ты сказал теперь, если б мог знать, как я бесконечно верую в нашу скорую встречу…

* * *

Удивительно, чем большее расстояние было между нами – тем меньше я его ощущала… И вот наконец – мы совсем вместе.