В тебе моя жизнь...

— Ну, когда же уже? Когда?! — почти кричала Марина няньке, а та только гладила ее по плечам и волосам и приговаривала:

— Знать не срок еще дитю на свет появляться, не срок. Да и на руку на это только — дольше проносишь, меньше языков болтать будут.

Марина плохо спала ночами из-за того, что дитя почему-то бодрствовало именно в это время суток и устраивало просто марши в ее животе. Она гладила свой живот, надеясь утихомирить его, но у того на этот счет были свои планы, и успокаивался ребенок только с первыми лучами солнца, когда просыпался весь дом. Поэтому для нее ночной сон стал такой недосягаемой роскошью, что она считала за праздник ту ночь, когда ей удавалось поспать хотя бы несколько часов.

В ту ночь Марина заснула. Ребенок был на удивление тихим и спокойным, а предыдущие несколько ночей бессонными, что она почти сразу же, как только ее голова коснулась подушки, провалилась в объятия Морфея.

Ей снилось, что она идет по зеленому лугу, причем в той же ночной сорочке, что уснула, но не на сносях. Она тронула свой плоский живот и улыбнулась, ощутив какое-то странное облегчение при этом. Марина огляделась и заметила, что луг-то тот самый, что находился в имении Арсеньевых. Те же одинокие березки с одной стороны да лес с другой, все те же ромашки россыпью среди высокой травы. Ее сердце вдруг подскочило куда-то вверх, она поняла, кто ее ждет там, лежа в траве, чей покачивающийся в воздухе сапог она видит издалека.

Сергей. Он был там и ждал ее. И она побежала ему навстречу.

Марина была босая, и некоторые травинки больно кололи ей ступни, но не она не обращала на это внимание. Она бежала к тому месту, где сапог вдруг исчез, а его обладатель сел и стал наблюдать за ее приближением. Потом поднялся и распахнул объятия, в которые она сходу просто влетела, едва не сбив его с ног.

— Здравствуй, — прошептал он, и она счастливо улыбнулась, утыкаясь носом в ложбинку у него под горлом. Сергей гладил ее по волосам, по лицу, а она, как кошка, млела от его нежных прикосновений. Потом он поцеловал ее, и Маринино сердце пустилось вскачь, разгоняя кровь, полную огня страсти, по ее венам. Она отвечала ему с таким напором, что несколько раз их зубы стукнулись друг о друга, но они даже не обратили на это внимания. Сергей стянул сорочку с ее плеч и стал целовать ее шею, плечи, грудь. Марина закрыла глаза, отдаваясь полностью нахлынувшим чувствам, и только ерошила его мягкие волосы.

Вдруг Сергей замер на месте, спустившись дорожкой поцелуев тем временем вниз, к ее животу. Марина взглянула туда же, чтобы узнать причину, остановившей его.

Она была в тягости. У нее снова был большой живот, как и в то время, что она носила наяву.

— Дитятко, — тихо сказал Сергей, кладя ладонь на округлость ее живота, ощущая рукой каждое шевеление ребенка внутри. Его глаза при этом были полны такой нежности и такой муки одновременно, что у Марины перехватило дыхание. Она слегка потянула его за волосы, заставляя посмотреть в свои глаза.

— Я не могу без тебя, — прошептала она. — Мне без тебя все не мило. Каждый вздох — боль. Ты когда-то сказал, что я — твоя жизнь. А я тебе говорю сейчас — в тебе моя жизнь. Не стало тебя, и жизни нет более. Забери меня.

Сергей покачал головой, не отрывая своей руки от ее живота, ласково поглаживая его.

— Я не могу, я не в праве…

— Ты скучаешь по мне? Тоскуешь ли, как я тоскую по твоим рукам, по твоим губам? Плачешь ли ночами оттого, что рядом меня нет и более никогда не будет? — с надрывом спросила Марина, уже не сдерживая слез.

— Ты думаешь, мне лучше? Мне?! — вдруг вскинулся Сергей. — Не я, а другой будет ласкать тебя ночами отныне. Не я, а другой примет этого ребенка, станет ему отцом. Не я! Не говори мне более о боли, ибо ты даже не знаешь, что за муки мне суждены.

Он легонько вдруг толкнул ее от себя, и Марина проснулась. Ее лицо было мокрое от слез. Видимо, она плакала немало потому, как подушка под ее щекой была противно мокрой.

Марина перекатилась аккуратно на другой бок, придерживая рукой живот. Скрипнула кровать, и тут же в комнату влетела Агнешка, кутаясь в шаль:

— Что? Ужо?

— Нет, — покачала головой Марина. — Просто сон глядела да проснулась. Он ко мне приходил.

— Ох, ты Езус Христус, — перекрестилась нянечка. — Что ен робил? Что казав?

— Ничего, я просила его забрать меня с собой. Он отказался.

— Дурня ты! Дурня!! — крикнула нянька. — Куды забраць-то? Ты зусим ополоумела? У нябожчыка [223] просиць забраць на тот свет! А дзитятко твое? Что з ним-то буде тады?

— Не кричи, Гнеша, — поморщилась Марина. Потом зябко повела плечами. — Холодно тут что-то. Дров подкинь, а то камин совсем погас.

223

покойника (бел.)

Пока Агнешка возилась с огнем, Марина откинулась на подушки и прикрыла глаза рукой. Этот сон заставил ее четко понять одну вещь. Как бы она ни старалась привыкнуть к своему супругу и в постели, и вне ее, тот все равно не сможет стать тем, чем был для нее Сергей. Никогда не сможет заставить ее сердце петь от счастья, а кровь бешено струиться по венам от одного только простого прикосновения или взгляда. Никогда…

Марина ворочалась в постели до самого рассвета. Когда лучи солнца окрасили ее комнату в нежно-розовый цвет, скрывая остальные оттенки в наступающем утре, она поднялась с постели и решила ехать к утренней службе. Ей как никогда ранее хотелось в тиши церкви молитвами успокоить свое мечущееся в груди сердце.

Когда Марина вышла на крыльцо церкви после службы, солнце уже вовсю дарило земле свои яркие лучи, по-отечески ее пригревая. Стоял легкий морозец, но в щедро разлитом солнечном тепле его совсем не чувствовалось. Стояла прямо-таки весенняя погода, показывая, что совсем не за горами красавица-весна, что скоро снег полностью растает, уступая место первой нежной травке.

Ехать несколько десятков саженей в тесном и душном возке Марине не хотелось, видя такое великолепие природы вокруг, и она отпустила кучера, решив пройтись пешком до дома, вызвав тем самым бурное неодобрение Агнешки:

— Куды гэто ты на сносях-то? Ну, зусим розума пазбавилася [224] !

Марине же это ворчание не могло испортить такого приподнятого настроения, что вдруг она обнаружила в себе, выйдя из церкви. Она полной грудью вдыхала воздух, наполненный ароматами близкой весны, и шагала по обочине, аккуратно обходя небольшие проталины, наполненные талой водой. Юбки ее почти сразу же намокли да испачкались, но она не обращала на это никакого внимания, наслаждаясь красотой этого волшебного утра.

224

лишилась (бел.)

Дорога пошла немного в гору по мере приближения к дому, и Марине стало немного тяжелее идти, неся свой большой живот. Но признаться в своей недальновидности ей было неловко перед слугами, что шли позади нее, и она продолжила свой путь, стиснув зубы. В одном месте она заметила, что на дороге образовалась довольно большая лужа. Обойти ее можно было лишь с одной стороны, прямо по краю холма, по тоненькой дорожке, протоптанной крестьянами да дворовыми, ходившими в село и обратно в усадьбу. С другой стороны от нее, противоположно дороге, Марина заметила ледяную дорожку вниз по холму. Видимо, дети раскатали ее в своих забавах.