В тебе запоют мои птицы

— Пришли, — громко возвестил старик-Хранитель. — Дальше мне идти никак нельзя. Тот путь, что остался, вам необходимо преодолеть в одиночестве. Здесь совсем недалеко, но поторопитесь. И… вы не медлите, девочка моя. Цветок можно сорвать в течение очень короткого времени. Потом будет поздно.

— Хорошо, — отозвалась Гермиона. Собственный голос во влажном лесу звучал низко и сипло.

— Напоследок я дам один совет: в озере водятся не вполне дружелюбные существа вроде русалок. Им будет проще утянуть плывущего на дно, если тот пойдёт одетым. Лучше идти нагим и стараться ни о чём не думать. Всё будет хорошо. Вы проделали большой путь. А я… мне пора попрощаться с вами.

Похожая на гигантское блюдо поляна была полна до краёв. Водная гладь огромного озера сверкала в свете луны словно антрацит. Гермиона поёжилась и отпустила руку Драко.

— Что? — немедленно отозвался он.

— Мне же нужно раздеться. Отвернись!

— Зачем? Я же всё равно ничего не вижу, — пожал плечами юноша.

— Отвернись. Это важно! — упрямо повторила Гермиона.

И он повернулся спиной к дрожащей от страха девушке, оставив наедине с водой, луной и её страхами. Да, лишь луна была свидетельницей, как неуверенно она снимала одежду. Вещь за вещью она оставляла у корней старого дерева. Наконец, оставшись совершенно нагой, простой бечёвкой Гермиона стянула волосы в пучок и сделала первый шаг в сторону воды.

Будто невидимый барьер преграждал ей путь, столь трудными стали последующие шаги. Мелкие, редкие, они давались с таким трудом, будто продиралась она сквозь стену из киселя. Как и обещал Хранитель, ночь была тепла, но Гермиону била крупная дрожь.

— ДРАКО!

Его не нужно было звать дважды. В миг, в один прыжок, он оказался рядом, ориентируясь на ее голос.

Теплые руки на худых плечах — он чувствовал дрожь, но, помня о её наготе, не смел обнять. Лёгкое касание ресниц, точно крылья мотылька скользнули по щеке, а между губ таящим миражом растворилось её имя.

— Гермиона.

Как кусочек сахара. Как рождественский леденец, снятый с еловой ветки еще до боя часов, возвещающего о наступлении праздника, в предвкушении чуда, когда знаешь, что впереди ждет только самое лучшее.

— Я люблю тебя, Гермиона, — последнее, что услышала она, прежде чем прервать сладкую иллюзию собственным вскриком:

— Драко! Цветок! Он там! Он распускается!

Дальше она не шла — бежала. Ориентиром над водой показались белые лепестки. Они казались почти совсем прозрачными, юными, похожими на мятую бумагу. Но за считанные мгновения они увеличивались в размерах и распускались прямо на глазах.

Гермиона и не заметила, как ступила в воду, столь тёплой она оказалась, и только плеск, слишком громко растревоживший ночную тишь, заставил её остановиться и снова, борясь за каждый шаг, идти. Гермиона никогда не была религиозной, но тут всё же быстро прочитала единственную известную ей молитву и кинулась в воду. Против её ожидания страх почти отступил и теперь, спрятавшись в подворотне подсознания, неуверенно поглядывал на неё, широкими гребками приближавшуюся к цели.

Цветок тем временем равнодушно продолжал заниматься своими делами. И он не знал, что его короткая жизнь должна была оборваться в руках Гермионы, не знал, что увядать раньше времени было бы самым настоящим преступлением. Цветы — они такие: нежные, красивые, совершенно бесчувственные, занятые только своим делом — цветением.

Отбросив страхи и сомнения, Гермиона плыла вперёд, пока не оказалась рядом с растением.

Почти раскрывшиеся уже лепестки источали чудесный аромат. Завороженная прекрасным зрелищем девушка провела пальцами по ним: три чёрные полосы остались вслед за перстами. Испугавшись, что сделала что-то не так, она дернулась, но тут же с облегчением заметила, как раны, оставленные ей, затягиваются сами собой. Забыв о своей цели и страхах, она смотрела на цветок, пока не услышала с берега слабое: «Гермиона-а-а-а».

Драко. Ледяным ножом полоснуло в груди, и она снова почувствовала прикосновение липких пальцев. Но теперь это не было иллюзией. Прикосновение ощущалось вполне реально. Неведомое подводное существо бесстыдно и смело исследовало её нагое тело, совершенно точно пытаясь понять, как удобнее зацепится и утащить её на дно. Вмиг страх вернулся. Она почувствовала ледяное его дыхание на своей щеке, стальные пальцы сжимали горло, не давая вдохнуть. Кричать? Об этом не могло быть и речи! Что мог сделать Драко? Вслепую поплыть к ней, чтобы утонуть вместе?

Гермиона почти не шевелилась, пытаясь успокоиться. Существо в последний раз коснулось её икры и вдруг отпустило. Во всяком случае Девушка перестала чувствовать его прикосновения. Первой мыслью было броситься к берегу, выбежать на такой твердый и надёжный, понятный и мягкий песок… и она уже развернулась, чтобы плыть к спасительной суше, как вдруг перед глазами встала картина. Яркая, написанная яркими мазками совсем недавнего прошлого. Драко, держащий на коленях маггловскую книгу, Драко, показывающий ей свою мастерскую, Драко, удерживающий её за руку и неуверенно тянущийся за поцелуем. Вслепую.

— А чтоб тебя! — сквозь зубы прошипела Гермиона, загоняя страх обратно в угол. Осмотрев цветок, уже распахнувшийся полностью, она подумала, что просто так его не сорвать и нужно ухватиться за стебель. А для этого придется нырнуть. Прямо в чёрную ночную воду. Туда, где в бездонной яме притаилось всё самое-самое страшное. Родом из детских ещё кошмаров.

Думать о плохом не хотелось. Но Гермиона понимала, что нырнуть ей всё же придется.

И она решилась.

— Гермиона-а-а, — снова раздалось с берега. — Ты в порядке? Может быть, лучше вернуться?

Слабый зов Драко был едва различим и под водой, когда она дрожащими руками пыталась нащупать стебель цветка. И ей удалось сделать это, но в тот же момент она вновь и совершенно явственно почувствовала мёртвую хватку цепких перепончатых пальцев-щупалец…

…

Стебель в руке — единственная нить, связывающая Гермиону с поверхностью и жизнью. А с другой стороны руки невидимого чудовища, тянущего вниз и в помощь этим рукам её собственный страх, камнем повисший на шее и тонкие девичьи пальцы, слабеющие с каждой секундой. Всё это — плохое оружие против чудовищ и страхов.

…

Мысль, что она не может подвести Драко, становится прозрачной и заменяется более странными картинами: Гермиона видит рабочий кабинет своей матери — стоматолога в обычной городской клинике. Видит себя маленькой пятилетней девочкой посреди всего этого сверкающего хромированного великолепия неизвестных инструментов. Доктор Грейнджер вышла всего на минуту, попросив дочь не трогать незнакомые предметы. А Гермиона и не трогала. Незнакомые. Ну какое зло может таить в себе обычный градусник для измерения температуры? Девочка сама не поняла, как уронила его, и почему при этом от него отвалился блестящий носик. Зато ей очень понравились серебристые шарики, быстро раскатившиеся по полу. Гермиона заметила, что если их тронуть пальцем, они слипались обратно в более крупные…