В тени двух богов

Вот, к примеру, Сабина, ожидала от него совсем другого, но ее ожидания не оправдались, и она в его глазах опала, разрушилась, как осыпаются от времени ветхие постройки. Видимо, потому, пересекшие ее лицо морщины, казались Адриану безобразными трещинами на старых стенах. Это коробило его, любителя всего изящного, ибо старость уродлива во всех проявлениях.

Теперь же Адриан сам решал: назначить Марка Анния Вера своим наследником или нет. За ним было окончательное слово, как за грозным и всевидящим Юпитером. В сущности, он, Адриан, и был богом, пока еще обитающим среди живых. Но однажды придет и его время и тогда его душа из пламени погребального костра воспарит к небу вольным орлом 13 .

13

При погребении римских императоров в небо выпускали орла, считавшегося птицей Юпитера.

Как укрепить династию

– О, он чудовище, уверяю тебя! Настоящее чудовище!

Императрица Сабина гневно сжимала бескровные тонкие губы, хмурила брови, и пыталась придать лицу нейтральное, отстраненное выражение, но это ей не всегда удавалось. Вот и сейчас она никак не могла совладать с собой. На глаза накатывали злые слезы, к горлу подступали сухие, режущие сердце рыдания.

Она, откинувшись на ложе – под спину рабы подсунули несколько подушек для удобства, – беседовала со своей давней приятельницей, матерью Марка, Домицией Луциллой. Ложе было небольшим, с изящно изогнутыми деревянными ножками, отделанное бронзой. Домиция возлежала напротив точно на таком же. Пространство между ними занимал маленький столик, на котором стоял поднос с фруктами и кувшин с вином.

В просторном помещении зала было уютно, здесь чувствовалась рука императрицы – на большом каменном полу раскинулся яркий тканый ковер, завезенный из далекого Китая через Парфию, а вдоль стен в нишах стояли бюсты греческих и римских писателей – Сабина увлекалась литературой. Здесь были Вергилий, Гомер, Катулл, Гораций, но отсутствовал Овидий, так и не прощенный императором Октавианом Августом.

На улице царило жаркое, засушливое лето, потому рядом с ее ложем и ложем Домиции стояли рабы, обмахивая женщин большими опахалами из длинных страусовых перьев. Они были в Палатинском дворце почти одни, если не считать рабов, но кто о них будет думать, ведь они же вещи. Адриан все время проводил в Тибуре, в своей только что отстроенной огромной вилле и не заглядывал во дворец.

В дальнем углу зала за столом пристроился Марк. Он сосредоточенно читал книгу Катона 14 , выполняя задание, порученное ему грамматиком Аполлонием, с недавних пор, принявшемуся обучать юношу.

Императрица говорила об Адриане. Он давно уже для нее стал темой постоянных разговоров и к любопытству или негодованию посетителей, она всегда отзывалась о нем плохо, красила свои рассказы в мрачные тона, приписывала цезарю грязные страсти и пороки. Приглашенные к Сабине во дворец посетители, ее клиенты и вольноотпущенники, по большей части, боялись этих разговоров, ведь доброхоты могли донести Адриану, что некто – патриций или всадник, – с благосклонностью выслушивает всякую напраслину, которая возводит на цезаря отринутая императрица.

14

Марк Порций Катон Старший (234-149 гг. до н.э.) – известный римский политик и писатель.

Домиция Луцилла тоже с беспокойством слушала пространные диалоги Сабины, но прервать ее не решалась. Как-никак, а Сабина была их покровительницей при дворе, именно она помогала Марку занять подобающее место в сердце римского владыки. Это она поддерживала советами, связями, влиянием семью Анниев все эти годы и Домиция Луцилла считала себя обязанной ей.

На Сабине была розовая туника, на шее богатое жемчужное ожерелье. По обеим рукам змейкой вились серебряные браслеты. Увлеченная разговором, она небрежно касалась кончиками пальцев жемчуга на шее, перебирая бусинку за бусинкой. Не в пример приятельнице, Домиция Луцилла была одета более скромно – в блекло-голубую столу с накинутым сверху длинным платком и почти без украшений.

– Из-за него я осталась бесплодной, – продолжила императрица. – Я хотела детей, но сама посуди, как рожать от такого деспота?

– Но разве Адриан не лучше Нерона или Диоклетиана, которым Сенат отказал в обожествлении? – тактично возразила Домиция. – Ему нравится музыка, поэзия, он известный ценитель искусств. Мне кажется, душа, которая любит изящное, не подвержена низменному.

– Ошибаешься, Домиция! Человек, вдохновленный голыми задницами юношей, не может быть возвышенным.

Домиция в смущении отвела взгляд и посмотрела на рабов. Два смуглых чернокожих африканца невозмутимо продолжали размахивать опахалами. Их кожа блестела от выступившего пота, и словно морские волны перекатывались мускулы на руках. Наверное, они не понимали латинского языка. Мать Марка немного успокоилась, а Сабина усмехнулась:

– Ты думаешь, я говорю о его любовнике Антиное, которого боги забрали к себе? Нет? Это уже в прошлом. Но император любит ходить в термы к цирюльникам и смотреть как юноши-кинеды, зарабатывающие на жизнь проституцией, бреют себе задницы.

– Задницы? – в замешательстве уточнила Домиция. – И зачем он смотрит?

– Он находит в этом странное, извращенное вдохновение, а потом пишет стихи. Правда, они получаются вполне приличные, их можно читать в обществе.

Сабина замолчала и сделала знак одной из рабынь. Та подошла с подносом, на котором стояли бокалы с холодным вином, разбавленным водой.

– И такой человек – мой муж! – заметила императрица, отпивая вино, правда уже без прежнего истерического надрыва. – А что же у вас, милая Домиция? Ты еще не нашла себе пару, ведь после смерти Анния прошло достаточно времени?

– Нет! – покачала головой Домиция. – Пожалуй, мне не нужен никто. Я все силы отдаю правильному воспитанию сына, обучаю в старых римских традициях. Хорошо, что в этом мне помогает его прадед Регин.

– Но, верно, ты шалишь с рабами? Ну-ка признавайся! – улыбнулась Сабина, посчитавшая, что тему с Адрианом можно закрыть и перейти к милым для сердца женщины пустякам.

В ответ Домиция тоже улыбнулась.

– Как же без того! Врачи советуют спать с мужчинами для здоровья и гигиенических целей.

Она невольно опять посмотрела на крепких мускулистых рабов, с усердием выполняющих свое дело. Опахала двигались, не переставая, приятный ветерок бодрил разогретую кожу. Проследив ее взгляд, Сабина усмехнулась:

– Чуть позже пойдем в мой бассейн и охладимся. А этих возьмем с собой, чтобы развлечься.

Марк, увлекшийся чтением, не обращал внимания на разговор матери и императрицы. Его стол находился возле бюста писателя и философа-стоика Луция Сенеки. Обрюзгшая, белая, мраморная голова воспитателя Нерона, не нравились Марку. Это холодное безжизненное лицо, пустые, без зрачков глаза. Он старался на него не смотреть, ибо в голову лезла мысль, что может быть когда-то, и он станет таким же, застывшим в мраморе или бронзе, с мертвыми пустыми глазами.

За эти годы он вытянулся, превратился в угловатого, нескладного мальчика с длинным заостренным подбородком и курчавыми волосами. Только глаза его: большие выпуклые, живые, в которых не исчезло любопытство, оставались прежними.

До него долетали обрывки слов из разговора матери и императрицы, но и им он не придавал особого значения. Запутанное родство с Сабиной приносило их семье пользу, которую можно было с толком применить, взбираясь вверх по властной лестнице Рима. Жрец, квестор, префект, консул. Жизнь казалась прямой, как Аппиева дорога возле Рима, она вела к должному уважению, постам и славе каждого, кто безукоризненно следовал римским законам.

Марку уже исполнилось четырнадцать, впереди была целая жизнь. Он верил, что при должном усердии и достаточном умственном напряжении, достигнет всего, к чему его готовили мать и прадед. Он их не подведет!

Не подведет он и императора Адриана.

Он, Марк, видел, как Адриан смотрел на него еще в первую их встречу. Ему тогда было шесть лет, но он запомнил внимательный ласковый взгляд цезаря, его доброжелательную улыбку, его мягкий приглушенный голос, похожий на осторожный рык барса. Марк слышал подобное рычание, когда прадед Регин брал его с собой в амфитеатр Флавиев, где гладиаторы каждый день бились друг с другом и умерщвлялись тысячи диких зверей. Барсы рычали негромко, сдержанно, но достаточно грозно, чтобы напугать противника.