В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
– Ты смотри! – Указал граф пальцем своему сыну Жискару в сторону работающих на барбакане рыцарей.– Верно, мне говорили, что старик Антуан де Сент-Омер научил рыцарей многим полезностям в войне.
– Да ладно тебе, отец! Их не очень много… сейчас выйдем из замка и передавим их, как гусят. – С деланным безразличием в голосе, ответил сын, мужчина чуть старше тридцати.
– Болван ты, Жискар! – Отрезал отец. – Я воевал в Арагоне вместе с мессиром Антуаном и знаю, что говорю. Он научил их многому, и они не дадут себя «передавить». Гляди! – Он ткнул пальцем в сторону одного из конников. – Это, если меня глаза не подводят, судя по его гербу на флаге, их коннетабль. Граф Мишель де Нанси. Лотарингец.
– Но отец! Зачем нам, вот так сидеть в замке? Лучше выйти в поле и дать открытый бой! – Не унимался сын, несколько туповатый Жискар де Руси.
Граф повернул голову и пристально посмотрел на сына. Потом с вздохом сожаления сказал:
– Ой. Это же надо, какой бестолковый ты у меня! Вся упертость, ненужная порой настырность, тебе досталась от твоей матери, сестре короля Арагона! Он сам был дурак-дураком! Я надеялся, что ты поумнеешь…
– Отец! Вы постоянно меня тычете носом в наших арагонских родичей! – Обиделся сын.
– Да! Тычу! И буду тыкать до тех пор, пока я жив, или пока ты не поумнеешь! Нападать с мечом на своего сюзерена!!! Ты и в правду глупец! Так, у нас есть шанс на спокойные и долгие переговоры, осада может затянуться, срок сорока дней службы для многих сеньоров закончится… Людовику придется или раскошеливаться, чтобы платить им, или искать пути к переговорам и примирению! То, сё, пятое, десятое, вот время и упущено! Понял, баран?!
– Понял… – пробурчал в ответ, обидевшийся на резкие слова отца, Жискар де Руси.
– Молодец, если понял. Спускайся вниз и иди заниматься воинами. Пусть готовят стрелы, перекуют коней, кому нужно… В общем, не сидят без дела! – Улыбнулся отец и хлопнул сына по плечу.
Когда Жискар ушел, граф стал размышлять над своим положением. Пока он не находил его проигрышным. Приготовления противника носили для него чисто ритуальный характер. Эбл не думал даже о том, что может грянуть беда. Потом он переключился на мысли о своем сыне Жискаре. Это был его единственный сын и наследник, носитель его фамилии. Он сильно любил своего несколько упертого, как ему казалось, и ленивого сына. Даже когда он часто ругал его, он сам, в большей степени, чем Жискар, переживал за своего мальчика. Эбл до сих пор считал тридцатилетнего Жискара мальчиком. Он с нежностью вспоминал молодые годы, когда они вместе с маленьким Жискаром катались на конях по снежным полям на севере Норвегии, куда он вывез сынишку, чтобы показать ему красоту и многообразие мира, окружавшего их.
Он очень любил и переживал за своего сына. Жискар рос избалованным и, несколько капризным, ребенком. Все женщины в роду страшно любили и, к большому негодованию Эбла, баловали Жискара. Ко всему прочему, Жискар был одарен от природы, но страшно ленив и избалован. Он не был правшой или левшой, его сын мог одинаково хорошо владеть обеими руками, а это была большая редкость и своего рода божий дар, если бы его сын прилагал к этому усердие и желание. Но Жискар не прилагал особых усилий ни к чему, хотя почти всё, за что он брался, давалось ему с легкостью! Отец частенько ругался и кричал на него, чем, вполне вероятно, мог отбить желание у ребенка. К тридцати годам Жискар мог многое, но всё как-то поверхностно и не совсем обстоятельно, как желал отец.
Графа Эбла немного успокаивало то, что он приходился шурином самому королю Арагона, многим его противникам приходилось считаться с этим, довольно-таки, грозным и существенным фактом. Вот и теперь граф уповал и рассчитывал
на то, что родство с Арагоном сможет защитить его от опасности в лице молодого и шустрого принца Людовика…Людовику доложили о полной блокаде нескольких замков и башен графа де Руси.
– Прекрасно! – Людовик с видимым удовольствием потер руки. – Мессир де Нанси. Извольте, но только, как-нибудь мягче и деликатнее, попросить наших родовитых вассалов пока оставаться в лагере и не сниматься до моего отдельного указания.
Коннетабль поклонился и молча вышел из палатки.
– А Вам, сеньоры, – Принц повернулся к командирам рыцарей, – будет следующее задание. Вашим сотням надлежит обрушить весь мой «гнев» на владения графа! Быстрыми наскоками, стараясь, по возможности, не ввязываться в бой, но и не избегать его, вашим рыцарям необходимо грабить и жечь, жечь и грабить всё, что попадется под руку! Весь скот, зерно должно быть у нас или сожжено! Вилланов не убивать, но деревни и местечки жечь разрешаю! Поля и посевы вытаптывать и жечь на корню, ничего, я подчеркиваю, ничего не оставлять!!! Только пепелища и развалины! Я научу графа де Руси уважать законы и каноны «мира Божьего» и уважать волю королей Франции!
Командиры учтиво поклонились и стали молча выходить из палатки Людовика. Они давненько не видели принца таким разъярённым, мечущим громы и молнии.
– Де Леви! Останьтесь со мной! – Приказал Людовик.
Когда все вышли, и они остались вдвоем, принц сказал:
– Давайте, пожалуй, навестим нашего общего знакомого де Лузиньяна. Я желаю пригласить его в наш с тобой отряд. Пусть немного развлечется… Ты не против?
Людовик хитро посмотрел на Годфруа.
– О чем Вы говорите, сир. Конечно не против!
– Ну и хорошо. Пошли к нему…
Они вышли из палатки на воздух, прогретый благодатным солнцем Франции, напоённый ароматами трав и цветов. Палатка принца располагалась в самом центре лагеря и идти пришлось несколько минут, правда, большую часть пути заняли поклоны и приветствия различным рыцарям, графам, виконтам и герцогам, но этого требовал этикет и необходимость.
Наконец они дошли до палатки, в которой разместился мессир Годфруа де Лузиньян, старший сын Гуго, вассала графа Пуату Гильома. Услышав от слуг о приближении принца Людовика с каким-то рыцарем, Годфруа де Лузиньян спешно вышел из палатки, поклонился и приветствовал их:
– Приветствую славного принца Франции, Людовика! Низкий поклон передает Вам мой отец, Гуго де Лузиньян, чьи болячки не позволили ему отправиться в крестовый поход с Его светлостью Гильомом де Пуату, герцогом Аквитанский. Вот и сейчас, он попросил меня отдать вассальный долг нашему верховному сюзерену.
Людовик улыбнулся, выдержал небольшую паузу и произнес:
– Приветствую и тебя, благородный сеньор де Лузиньян. Мы наслышаны о твоей храбрости, преданности и верности. Позволь представить тебе моего друга, рыцаря Годфруа де Леви, командира одной из моих отборных рыцарских сотен.
Лузиньян деланно поклонился, было очевидно, что ему, родовитом и знатному сеньору, было не совсем приятно кланяться неизвестному выскочке, которым он считал де Леви.
– Мессир Годфруа, мы ведь с вами тёзки, не правда ли? Если не ошибаюсь, это вас произвел в рыцари и «благородные люди» сам король Филипп Первый. – Ответил Лузиньян, делая упор на последние слова своей фразы.
Годфруа де Леви покраснел от злости так, что рубец его шрама стал иссиня-багровым. Людовик, понимая, что надо немного разрядить обстановку, непринужденно произнес: