В тени престола. Компиляция 1-12 книга

Артур де Беллем, поднятый буквально с того света усердием монахов, медленно пошел на поправку. Об его отъезде вместе с воинами в Каркассон не могло, естественно, быть речи, и сенешаль решил оставить раненого англичанина в аббатстве, а, чтобы монахам жилось спокойнее все время, пока рыцарь-крестоносец будет выздоравливать, Ги де Леви выделил аббату десять молодых рыцарей для обеспечения охраны. Остальное пополнение сенешаль обещал прислать сразу же после своего прибытия в Каркассон. Аббат отказывался и смущенно объяснял, что здесь, в Божьей обители, им мало что угрожает, тем не менее, уступил настойчивым словам сенешаля и согласился. Единственной просьбой аббата была скромное желание, чтобы молодые рыцари сильно не безобразничали в округе и не пугали и без того насмерть перепуганных местных жителей. Сенешаль согласился с аббатом, но решил, на всякий случай, усилить пехотинцами и стрелками этот укрепленный пункт, лежавший на стыке земель Фуа, Каркассона и Тулузы. Оставлять такой стратегически выгодный пункт обороны Ги посчитал форменным преступлением, ему была просто необходима нормальная связь с графством Фуа, которую без наличия гарнизона в аббатстве Фанжо обеспечить было невозможно.

– Святой отец, – сказал сенешаль на прощание, – сами того не понимая, вы подвергаетесь огромному риску, предоставив нам кров и лечение для раненых крестоносцев. Силы, заинтересованные в возврате к старой анархии в землях Окситании, наверняка попытаются отомстить за свое недавнее поражение и выместят злобу на вас, на обители и ее божьих слугах.

– На все воля Господня, сын мой… – смиренно ответил аббат.

– Э, нет, ваше преподобие! Такой оборот дела меня нисколько не устраивает! Слуги церкви, а значит, и слуги его величества короля Франции Филиппа и его законного наследника будут всегда находиться под надежной и крепкой защитой. – Ги решительно топнул ногой, дав понять аббату, что споры неуместны. – Если вы не желаете, чтобы гарнизон стоял у вас в стенах аббатства, можете предоставить моим воинам какое-нибудь каменное строение неподалеку. Полагаю, ваше преподобие, что таковое у вас найдется?..

– Да, сын мой, – грустно вздохнул аббат.

– Слава Богу. А теперь, святой отец, нам пора отправляться в Каркассон. Поручаю заботу о наших раненых воинах вам, ваше преподобие. Помолитесь потом о нас, грешниках, кои приняли Крест во имя торжества веры…

Аббат молча поклонился и перекрестил сенешаля.

Место боя. 13 августа 1221 года.

Небольшая группа всадников осторожно выехала из леса. От нее отделился легковооруженный воин и поскакал к месту недавнего сражения с крестоносцами. То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Крепкий на вид катарский всадник, повидавший на своем веку много крови, вздрогнул, увидев тела своих товарищей, брошенных крестоносцами прямо на холме. Трупы уже распухли, от них шла невыносимый запах разложения, над полем стояло жужжание миллионов мух, а по телам ползали черви, поедая храбрецов, что предпочли смерть позорному бегству или обращению в католическую веру. То, что это действительно было так, свидетельствовали отрубленные головы несчастных воинов, которые валялись неподалеку от тел.

Воин прикрыл рукой нос, развернул коня и, с трудом сдерживая слезы, поскакал обратно к группе всадников.

– Дон де Мирпуа! – Срывающимся от волнения голосом с сильным арагонским акцентом, произнес он. – Эти сволочи казнили всех наших ребят!..

Предводитель так сильно сжал поводья, что его руки побелели, а по скулам пошли крупные желваки. Он нервно поддал шпорами своего коня – животное стало переступать копытами, норовясь встать на дыбы, но всадник резким движением осадил его, пристально посмотрел в глаза говорившему и тихо ответил:

– Всех надо похоронить. Ты видел тела Просветленного и Облаченного?..

– Нет, дон…

Пьер-Роже де Мирпуа повернул голову и крикнул своим воинам:

– Ребята! Ищем тела старца Бернара и юного Робера!

Всадники подъехали ближе к телам, слезли с коней и, обвязав лица тряпками – трупы сильно смердили, пошли искать своих катарских священников. Их командир поднял голову и посмотрел в небо, моля только об одном: «Только бы их не увели в плен! Только бы их не увели в плен…»

Этот жуткий бой нанес ощутимые потери в отряде Пьера-Роже. Потери составили семьдесят восемь человек, и, хотя большинство из них были неопытные ополченцы и пехотинцы, в недавнем прошлом горожане или крестьяне, Мирпуа понимал, что быстро восполнить нехватку людей ему не удастся. Но, самым главным было вовсе не это! Поражение сильно подорвало боевой дух воинов, поселив в их сердцах тягостное сомнение в своих силах и способности победить крестоносцев.

Его мысли прервал один из ополченцев, который подошел к нему и сказал:

– Дон де Мирпуа, среди тел наших товарищей их нет!..

Рыцарь оторвал свой взгляд от неба, посмотрел на него и уточнил:

– Это, точно? Вы еще раз проверьте…

Воин развел руками:

– Командир! Мы проверили несколько раз. На поле лежит пятьдесят семь тел. Скорее всего, крестоносцы увели их среди других пленных…

Пьер-Роже побледнел. Такого поворота событий он не ожидал:

– Ребята! Быстро хороним тела и начинаем преследовать крестоносцев! Любой ценой мы должны отбить наших людей!

Катары стали в спешке хоронить тела, сваливая их в одну небольшую яму, выкопанную у подножия холма.

Через три часа отряд ушел по направлению к аббатству. Следы крестоносцев вели именно туда.

XXII ГЛАВА. Его величество король Франции Филипп-Завоеватель и его высочество принц Людовик-Лев.

Замок Пуасси. Охотничьи угодья короля. 8 августа 1221 года.

Его величество король Франции Филипп-Завоеватель сильно постарел за последние три года. Тяжелые испытания, легшие на его плечи практически с момента восшествия на престол, давали о себе знать многочисленными болячками, бессонницей и мучительными головными болями, от которых не спасали даже чудодейственные пиявки и мятные втирания в виски.

Филипп практически облысел, его зрение ослабло так, что он с большим трудом разбирал бумаги и отчеты, присылаемые в его курию многочисленными бальи и прево. Тем не менее, короля еще рано было сбрасывать со счетов.

Франция окрепла, возмужала, в ней появились те первые и робкие ростки, которые со временем вырастут в величественное древо единой нации и создадут не меркнущее в веках величие крепкой европейской державы.

Он вздохнул и потер рукой поясницу. Утренние боли все чаще и чаще заставляли этого железного короля вспоминать о тленности его тела и конечности земного срока, предписанного ему Господом на этой грешной земле. Король позвонил в колокольчик и приказал слугам немедленно пригласить к себе мессиров Матье де Монморанси, Бартелеми де Руа, епископа Герена, его старого товарища и по совместительству главу тайной службы, и принца Людовика. Слуги быстро исчезли за дверьми королевских покоев.

Филипп глухо поворчал на слуг, помогавших ему одеваться. Он частенько ворчал по утрам – сказывались годы, проведенные в нервном перенапряжении, когда каждый день его жизни подкидывал ему все новые и новые испытания, словно проверяя крепость его характера и решительность. Чего-чего, а крепости и решительности королевской натуры могли позавидовать многие из его умерших врагов. Именно цельности характера, упертости и самоотречения во имя достижения поставленной цели им и не хватало, чтобы сопротивляться Филиппу и, в конце концов, остаться в живых, а не уйти в небытие, став одними из многочисленных персонажей истории.

Король тяжело вздохнул. Он вспомнил свою молодость, когда он, еще не оперившийся птенец, решил воспротивиться мощи и вседозволенности своих анжуйских вассалов, дерзнувших завладеть землями в шесть раз превышавшими маленький королевский домен.

«Славные были времена, – вздохнул Филипп, – Господи, как же я осилил-то их, аспидов? Один только покойный король Генрих чего стоил…».

Он махнул рукой, приказывая слугам удалиться.

«Матушка. – Филипп украдкой вытер набежавшую слезу. С годами он становился излишне сентиментальным и способным, вот так, внезапно поддаться чувствам. – Спасибо тебе, матушка, за то, что ты передала мне со своей кровью вашу блуа-шампанскую настырность. Да, славные были годы. Ни минуты покоя. То Генрих, то его бешеный и неугомонный счастливчик Ришар, клянусь Святым Дионисием, они запросто могли прихлопнуть меня, словно надоедливую осеннюю муху… Слава тебе Господи, что ты провел меня по моему пути, что не отнял руки своей от меня, грешника…. Эх, только бы сын смог продолжить начатый мною путь! А он, как назло, такой слабый здоровьем… Луи весь в покойную жену Изабеллу де Эно. Такой же бледный, худой и кожа, словно из мрамора, правда, чересчур настырный и упорный, как баран. Да, кровь – вещь удивительная! Это же надо, как он похож на своих родичей из Эно и Фландрии! Такой же увлекающийся и взбалмошный, как покойный граф Бодуэн! Того, бестолкового, соблазнила призрачная корона Византии, а моего оболтуса увлекла шаткая корона Эдуарда Исповедника! Говорил же я ему: не лезь ты в Англию, пусть они там сами грызутся между собой, как пауки в банке! Нет! Полез-таки! Слава Богу, что хоть живым и здоровым вернулся…. Надо отдать должное мессиру Гильому де Марешаль. Все-таки, на редкость порядочный был человек!..».

В комнату вошли приглашенные королем сеньоры и наследный принц Людовик. Филипп нахмурил брови, оглядывая их своим колючим взглядом.

«Понятно, – решил принц, – папенька опять не выспался. Сейчас начнет свои причитания…»

Они поклонились королю. Мессир Бартелеми был крепким воином, несмотря на свои пятьдесят пять лет, он еще крепко сидел в седле и уверенной рукой сжимал меч, что и доказал в битве при Бувине. Мессир Бартелеми был главным Шамбриэ королевства и заведовал казной, что соответствовало современной должности министра финансов. Матье де Монморанси, приходившийся кузеном Бушару де Марли, был на два года старше Бартелеми де Руа. Великий коннетабль королевства ведал всей внутренней армией короля, что соответствовало должности современного министра внутренних дел. Третьим приглашенным на совет был монсеньор Герен, бывший рыцарь-госпитальер, ставший епископом Санлиса и главой секретной службы его величества. Герену недавно исполнилось пятьдесят лет, он был бодр и крепок телом, а его цепкой памяти могли позавидовать многие молодые сеньоры. Герен запоминал столько цифр, имен и событий, что, казалось, ни одна мелочь не могла проскользнуть незамеченной от взора сурового епископа и друга короля Франции. Самым молодым среди собравшихся в комнате короля был, как ни странно, принц Людовик. Ему исполнилось тридцать пять лет, большую часть которых он провел в тени своего великого родителя и исполнял его волю и решения. Принц получил приличную администраторскую подготовку, управляя графствами Артуа и Вермандуа, которые достались ему от матери. Его хилая фигура никак не соответствовала бурной и кипучей натуре. Победа над королем Жаном и английская авантюра 1216 года были яркими подтверждениями этого. Филипп серьезно беспокоился за своего сына, ведь Людовик был его единственным и законным наследником. Слава Богу, что его жена Бланш де Кастиль, которую успела сосватать покойная Элеонора Аквитанская, была прекрасной женой, верной и порядочной. Бланш успела родить нескольких мальчиков, что внушало их деду – грозному Филиппу относительную уверенность и спокойствие в завтрашнем дне монархии.