В тени пророчества. Дилогия
Шрифт:
— Будь им опекуном, мамочкой родной. Сопельки вытирай. Тогда, может быть, и тебя пристроят. Больше я ничем не могу помочь. Извини.
— А с тобой нельзя? — с надеждой пробормотала девочка.
— Нет. За нами гонятся бандиты. Я не могу вас подставлять. Так что твой единственный шанс — это они.
Та кивнула.
— Ладно, Миш, поехали.
Мы подошли к машине, когда сзади из темноты раздался совсем заплетающийся голос:
— Что, думаешь крутая? Думаешь, что-то изменила, да?
— В машину! — бросила ведьма девочке и обернулась к нетрезво шатающемуся
— Да, завтра трупы уберут, начнут следствие, — желчь лилась из него Ниагарским водопадом. — А послезавтра все замнут. А потом Мага найдет вас, и на следующий день фрагменты ваших тел будут пылиться в кювете.
— Не найдет, не переживай, — улыбнулась ведьма.
— А ты не думаешь о тех, кто остался? — продолжал скалиться афганец. — Деток она спасла! Это бизнес, Настена! И остался Мага, который за этим бизнесом стоит. А есть те, кто стоит над Магой. И от смерти Исы и заведующей ничего не изменится.
Потому что это СИСТЕМА! Это бизнес, принадлежащий мафии! И пока будет мафия, будет и бизнес. Александра Македонская, блин! Узел она перерубила!.. — и Михалыч истерично засмеялся, обдавая нас волнами перегара.
Настино лицо с каждым его словом делалось все бледнее и бледнее.
— Миша… — она повернулась. Голос дрогнул. — …Давай задержимся ненадолго?..
И я понял, что только такие чудовища, как она, могут перерубать Гордиевы узлы.
— Давай… — выдавил я, хотя готов был вырвать собственный язык.
— Но мы опоздаем?..
— Значит судьба у нас такая! — я обреченно вздохнул. Настена же вновь повернулась к охраннику. Лицо ее разгладилось, вновь обретая стальные черты, голос перешел в разряд командирских.
— Так, гвардии сержант, отставить истерику!
Тот прекратил смеяться, глаза сделались осмысленными.
— Чего?
— Ничего! Мы хоть что-то сделали! Что смогли, то и сделали! На что сил хватило! А что сделал ты?
— Я? — афганец сначала опешил, затем зло оскалился. — Слышите вы! Герои хреновы! Валите отсюда, куда ехали! Приехали, понимаешь, пострелять! Развлекалово себе устроили бесплатное! Валите, без вас разберутся!
Настя уперла руки в бока, глаза сжались в две узкие щелочки.
— А ты, значит, так и останешься тут? Заглушать самогоном позывы собственной совести? Трус!
— Ты!.. Да я!.. — Михалыч моментально позеленел от бешенства. — Да ты сссоображаешь?! Да ты знаешь, что они с Коляном сделали?! А с женой его?! А с дочкой?! Да ты, сука московская!.. Героиня, мать ее!.. Сидите там, в своей Москве, и по…, что за этим вашим… МКАДом делается! Тоже мне…!
— И где же ты был, когда они это делали с его женой и дочкой? — надменно спросила ведьма.
Михалыч замолчал, виновато опустив взгляд.
— Дома сидел. Яичницу жрал, — продолжила она. — И в ящик пялился. Так, Михалыч?
— Милиция…
— А я не про милицию! Я про тебя, гвардии сержант! Тебя, героя войны! Без пощады мочивших врагов ТАМ! Где же ты был ЗДЕСЬ?
Тот молчал, не отрывая взгляда от земли.
— А односельчане ваши где были? Вы же там вроде все за одного?
Охранник
продолжал сжирать взглядом землю.— Трусы! Расселись по своим щелям и сидите, как бы вас чего не тронуло! — теперь уже Настя плюнула ему под ноги.
— Здесь же свои… Посадят… — выдавил охранник, но как-то вяло и неуверенно, пытаясь убедить скорее самого себя.
Ведьма быстро открыла багажник, вытащила АКМ и протянула изумленному охраннику
— Ну что ж, или садись в тюрьму как мужчина, или живи и трясись, как трус, заливая совесть самогонкой. Выбирай.
Сказать, что тот опешил — ничего не сказать. Реакция охранника была настолько бурной и протрезвительной, что он даже закашлялся.
— Ты, это… Чего?.. — он отступил на шаг назад
— Того! — ведьма с горящими глазами на тот же шаг приблизилась.
На лице охранника вновь проступили осмысленные черты. Он стоял и переваривал свалившуюся информацию.
— Ты с-серьезно?..
— Серьезнее некуда! Выбирай, Михалыч. — Она напустила на себя нетерпеливое выражение, после чего отстегнула и пристегнула рожок, демонстрируя, что автомат настоящий.
Наступила продолжительная пауза. Старый афганец стоял и обалдело смотрел то на автомат, то на ведьму, то почему-то на меня. Наконец в его внутренней борьбе наступил перелом. Зло выругавшись, выдохнул, схватил ствол и зверски улыбнулся.
— Давай!
— А не боишься? Тюрьма здоровью не способствует!
— Отбоялся свое, — оскалился он.
Настя довольно обернулась. В глазах ее танцевали адские демоны.
* * *
— Думаешь он сделает это? — задумчиво спросил я.
Она задумалась.
— Думаю, да. Не пропащий он человек. Трус — да. Немножко. Душа у него покалеченная. Все из-за войны, проклятой. И из-за ноги. Кому он тут нужен был, инвалид? Но человек вроде не конченый. Думаю, сделает.
Мы возвращались назад, высадив деток поближе к соседнему городу. Про скорость, с которой летели, лучше промолчу. На прощание Настя дала подруге кучу стодолларовых бумажек и не меньшую кучу наставлений. Потребовала, чтоб та по памяти назвала с кем связаться и как добираться до ее служебной квартиры.
— И последнее. Не воровать. Если менты вас поймают, прощай всё. Доллары больше чем по одной купюре не менять. Старайтесь в «белых» обменниках, ханыги у вокзалов вас на прицел возьмут и не отстанут, пока не решат, что вам такая сумма ни к чему. Поняли?
Новоиспеченный опекун двух юных колдовских дарований кивнула. Зевающие малые тоже.
— Спуску им не давай, даже если их и возьмут в ту организацию. Пусть порядок знают. Все. Нам пора.
Они обнялись.
— Я буду скучать. Спасибо, Насть!.. — Девочка заплакала.
— Давай, будь умницей! — Настин голос тоже дрогнул. Она поспешила ретироваться, села в машину и быстро нажала на газ. А ее старая знакомая еще долго стояла и махала вслед.
Когда отъехали достаточно далеко, Настя как бы пояснила, хотя я ничего не спрашивал: