В тени старой шелковицы
Шрифт:
– Почему? – в ответ удивился Боря.
Он очень хотел в Физтех: физика, математика – это все так нравилось, манило… Ему казалось, что Физтех – это мощно и серьезно. А Боре нравилось, когда к физике и математике относятся серьезно.
– Ну смотрите… – человек неопределенно пожал плечами, взял анкету, положил в папочку с остальными документами. – Расписание экзаменов – на стенде у входа.
Первой сдавали письменную математику. Оценка за нее выставлялась на математике устной, то есть абитуриент выходил с устного экзамена сразу с двумя отметками. Боря написал письменный экзамен и
Боря всё решил. Пожав плечами, экзаменационная комиссия выставила ему две «пятерки».
Та же история повторилась с физикой. Его гоняли, как зайца, по всей программе. Давали задачи на сообразительность. Предлагали написать сложные формулы, которых Боря не знал. Он выводил их сам. Догадывался. Отвечал.
Они снова поставили ему две «пятерки».
Боря вышел мокрый как мышь.
– Ну тебя и валили, – протянул какой-то парень.
– Ничего, – кивнул Боря. – Я сдал. Все отлично.
Через два дня было собеседование. Боря подошел к столику, протянул экзаменационный лист.
– Ага, – сказал человек в черном костюме, просматривая Борины документы. – Борис Хоц?
– Да, – Боря серьезно смотрел, готовясь честно отвечать на вопросы. Он ждал подвохов, у него за плечами уже был опыт предыдущих экзаменов.
– Ага… – человек еще раз взглянул на бумаги и закрыл папку. – Ты где живешь?
– На Сходне.
– Молодец. Всё, можешь идти.
– Всё?!
– Да-да. Позови следующего.
Весь июль Боря, счастливый, играл в футбол, загорал, бегал в лес и на речку. В конце июля вывешивались списки поступивших.
Он поехал – и вернулся ошарашенный. Его фамилии в списках не было.
Он не понимал. Мама трижды переспросила, и он трижды повторил, что перечитал эти списки вдоль и поперек. Дядя Пава, мамин брат, который приехал в командировку в Москву из своего Миасса, уточнил, заполнял ли Боря анкету и как он ее заполнял. Комментировать не стал. Сказал только, что завтра поедет в Долгопрудный вместе с Борей.
Дядя Пава один пошел в приемную комиссию. Борька ждал у института, не входя внутрь. Долго ждал. Наконец дядя вышел.
– Ты не прошел собеседование.
– Что?!
– Собеседование. Ты его не прошел. Так мне сказали. Ты можешь поехать в Горьковский или Казанский университет, тебя примут без экзаменов. Так сказали. Что будем делать?
– Нет, – Борька помотал головой, – не поеду.
– Тогда на мехмат. Иди, забирай документы.
В тот же день они подали документы в МГУ. Университет в те годы проводил экзамены в августе. Сдавать нужно было письменную и устную математику, устную физику, английский и сочинение. Но собеседования – не было! Не было!
Это очень обрадовало Борю. Он начал бояться собеседований, потому что не мог понять их логики: «Где живешь? – На Сходне. – Иди, неправильно». Боря бился лбом об эту загадку, но дядя Пава не спешил ему ничего объяснять. Когда-нибудь все сам поймет. Жизнь заставит.
Экзамены были сданы, Боря стал студентом мехмата.
В конце августа дядя
Пава снова приехал в Москву. Взял Борю – и отвез его в Лужники: там можно было недорого купить одежду.Так у Бори появились брюки, красный пиджак в крапинку и туфли – его первая взрослая одежда.
До этого «на выход» у него была только старая школьная форма…
Эпилог
В конце пятидесятых «Точизмеритель» дал Ефиму двухкомнатную квартиру в Москве, но он отдал ее Сарре, а сам остался у новой жены. Сарра с Галей съехали из коммуналки в Москву, впервые в жизни у каждой было по отдельной комнате. Марина к тому времени уже вышла замуж за одноклассника и жила у него, Микун и Борька тоже женились и переехали к женам в Москву.
Так что в комнате на Первомайской остались Ольга и Шейна. К семидесятилетию Ольги Сходненский стекольный завод все-таки наградил ее, своего ведущего технолога, отдельной «однушкой». Вместе с дочерью переехала и 92-летняя Шейна.
– Оля, ты надела шарф?
– Мама! Ну сколько можно!
– Я говорю – застегнись!
– Мама! Мне семьдесят лет!
– Голда!
– Да, мамочка. Я застегнулась.
Жилищная неустроенность уходила вместе с жизнью.
Через год после переезда упала в новой квартире Шейна. Перелом шейки бедра. Врач «скорой», узнав, сколько лет старушке, хмыкнул:
– Какая больница?! Пусть дома долеживает.
Долеживала недолго. Второго мая 1982 года, не приходя в сознание, Шейна Ровинская умерла на руках внучек.
Сарра ушла в 1974 году, у нее обнаружился рак двенадцатиперстной кишки. Все родные знали – Сарра ушла от тоски, которая черной жабой сидела в ней после ухода Ефима.
Спустя почти двадцать лет тот же, отцовский, диагноз был поставлен и Паве. Он жил на Урале, работал в «почтовом ящике». У Павы было двое детей, внуки и допуск секретности. После распада СССР дети подхватили внуков и улетели в Израиль. Пава срочно уволился – но прошлый допуск заставлял высидеть в России пять лет безвыездно. Пава нервничал и тосковал.
Этим Ровинским нельзя тосковать.
Сын примчался из Израиля, начал обивать пороги, просить выпустить отца, надеясь, что израильские врачи помогут.
Чиновники снизошли и на полгода «скостили срок» 70-летнему смертельно больному старику.
Поздно.
В конце мая 1996 года Пава с женой прилетели в Израиль. Он обнял детей, прижался щекой к внукам. Проведя неделю в госпитале Тель-Авива, 2 июня Пава умер.
В 1984 году в проклятом Ольгой Липецке умерла Мирра – у нее была неоперабельная опухоль мозга.
Ольга пережила брата и сестер – благодаря американским врачам. В 1994 году она оказалась в США.
Маня, сестра Соломона, жила в Бостоне и прислала Ольге вызов на постоянное место жительства, по программе воссоединения семей. Микун к тому времени уже несколько лет преподавал в Брюсселе, и в Америку поехал Борис, взяв маму, жену и младшего сына. Устраивались трудно: кандидат технических наук Борис Хоц мыл по ночам посуду в ресторане, английский, звучащий вокруг, был непонятен, жена Бориса начала непрерывно болеть от ужаса, обступившего семью…