В третью стражу. Трилогия

***

Олег уехал, и ничего странного или тревожного в этом, казалось бы, не было.

"И не должно быть..."

Уехал и уехал. Он же на службе: когда-никогда, а должен работать. В присутствие, скажем, сходить или еще что. Но сколько ни повторяй слово "халва", во рту сладко не станет. И тревога, возникшая сразу же, как только вышколенный портье в "Deutscher Kaiser" передал Олегу телеграмму от "дядюшки Вернера", не уходила, но странное дело, Ольга этому даже обрадовалась. Тревога - это ведь хорошее человеческое чувство и очень женское к тому же.

"Тревожусь, значит, - не безразличен", - с улыбкой думала она, но, видимо, "улыбка" оказалась "не того калибра", или Кейт вообще разучилась вдруг контролировать свои эмоции, только Вильда что-то заметила и насторожилась.

Что

?
– не слово, всего лишь взгляд. Но эмпатия, о которой Ольга раньше лишь в книжках читала, была у Кейт чрезвычайно развита, а в последние две недели - "Вино и любовь - страшная сила!" - еще и обострилась до чрезвычайности. Так что на немое "

Что случилось

?" Вильды, она ответила сразу же и словами.

– Не знаю... Но на душе...

– У меня тоже, - за время разлуки с "дорогим Бастом" Вильда побледнела немного, и в глазах появился некий лихорадочный блеск. Ничего избыточного. И того, и другого совсем по чуть-чуть, но умеющий видеть изменения уловит и интерпретирует правильно. А все остальные скажут: удивительно похорошела, и будут правы, потому что, и в самом деле, расцвела, хоть и раньше в дурнушках не числилась.

"Влюблена как кошка, - решила Кейт.
– И, пожалуй, мнэ... Беременна?"

– Тебя не подташнивает, милая?
– спросила она ласково.

– Меня?
– вскинулась Вильда. Полыхнуло зеленым пламенем, и вдруг краска начала заливать мраморно-белую кожу лица и шеи.

– А если даже "Да", что за стыдливость вдруг?

– покачала головой Кейт и тяжело вздохнула. Про себя, разумеется, но факт - вздохнула. И причина имелась. Даже две: ревность и озабоченность. Сама свела и сама же ревновала, одновременно, впрочем, и этому обстоятельству радуясь тоже: значит, не машина, не робот биологический, не функция, как показалось было, в какой-то момент в Париже, а живая женщина со всем, что в это определение входит. Ну, а озабоченность - это и того проще. Дети это счастье, разумеется, но в их обстоятельствах...

"Ох!"

– А если даже "Да", что за стыдливость вдруг?

– покачала она головой.

– Да, - сказала в ответ Вильда, и Кейт словно кипятком облили.
– Нет, - взмахнула жена Баста руками и длинными ресницами.
– Не знаю...
– растерянно улыбнулась, пунцовая от смущения и словно бы пьяная от переполнявших ее противоречивых чувств.

"Что за бред?"

Оставалось только обнять "дурочку", прижать к себе, и по-матерински поцеловать в макушку.

"По-матерински?
– удивилась Кейт, поймав последнюю мысль за хвост.
– Это с какой такой радости? Мы же с Ви ровесницы..."

Однако именно так, и с этой путаницей срочно что-то следовало делать.

"Как и с Бастом... И с Бастом тоже", - согласилась она с очевидным.

По-видимому, она слишком долго отказывалась рассматривать "неудобные" вопросы, и ничего хорошего из этого не вышло. Загонишь такое в подсознание, получишь на выходе невроз. И это в лучшем случае. А в худшем - шизофрению.

"А оно нам надо?"

Разумеется, нет. Не надо, не нужно, ни к чему.

– Вот что, красавица, - сказала она, отстраняясь от Вильды и глядя той прямо в светящиеся колдовской зеленью глаза.
– Тебе два поручения. Первое, выясни, будь добра, кто здесь лучший гинеколог и шагом марш к нему. Задание понятно?

– Да, - тихо ответила Вильда.
– А ты? Ты...

– Я подожду тебя в гостинице, - усмехнулась Кейт, у которой вдруг образовались не терпящие отлагательства дела.
– У меня, знаешь ли, на них идиосинкразия.

– Почему?

"Боже мой! Взрослая же женщина! И откуда, спрашивается, такая наивность?"

– У нас разный жизненный опыт, Ви, - Кейт выполнила ладонью некое сложное действие, расшифровать которое Вильда, наверняка, не могла.
– Ты просто не поймешь.

– Ладно, - кивнула Вильда.
– А второе?

– Узнай у портье, расписание поездов. Мы едем в Софию.

– Куда?!
– опешила Вильда.

– В Софию, - улыбнулась довольная произведенным эффектом Кейт.
– Баст на службе, и что-то мне подсказывает, что в ближайшие месяц - два мы его поблизости от себя не увидим. Как полагаешь?

– Да, - согласилась Вильда, медленно приходившая в себя после пережитого стресса.
– Наверное.

– Вот мы и воспользуемся случаем... Впрочем...

– Что?

– Все время забываю о мелочах, - мрачно объяснила Кейт.

– О чем ты?
– нахмурилась Вильда.

– О проклятой визе!
– Кейт с сомнением посмотрела на свой портсигар, сиротливо лежавший посередине стола, но не закурила, оставив очередную пахитосу на потом.
– Я забыла, что тебе нужна виза. Следовательно, мы едем в Берлин. Там быстренько сделаем тебе болгарскую визу и "ту-ту" - я уезжаю, но скоро вернусь!

***

"

Седьмой день без Баста... полет нормальный...

"

Кем она себя ощущала? Кем была и кем стала? Простой вопрос, но вот ответ на него при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и очевидным. Теоретически, она должна была остаться тем кем была, то есть Ольгой Васильевной Ремизовой, русской, беспартийной - шутка - разведенной, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, проживающей... то есть, проживавшей, разумеется, в Санкт-Петербурге, по адресу Большой Сампсониевский проспект, дом номер..., квартира на третьем этаже. Но чем дальше, тем меньше она ощущала себя Ольгой, хотя и Кайзериной Кински - той настоящей Кайзериной, какой та была до "вселения" - не стала тоже. И что же получалось?

"Одно сплошное безобразие!" - невесело усмехнулась Кейт и наконец закурила.

– Кейт, - сказала она вслух, выдохнув сладковатый дым пахитосы.
– Кайзерина, Кисси...

Немецкие фонемы не раздражали. Пожалуй, напротив, воспринимались гораздо более естественными, чем русские. И вот, что странно: Кайзериной она не была и - не стала, перестав одновременно быть Ольгой, но имя, имена - приняла, как свое, родное, с нею родившееся и ставшее частью ее личности. Возможно ли такое? А черт его знает! Наверное, это мог бы объяснить Баст, - "И где же тебя носит, милый кузен?!" - но его сейчас нет рядом. А сама она и объяснять ничего не желала. Есть только то, что есть, а почему и отчего, кому какое дело?! Вот была она когда-то полноватой и тихой Олей-тихоней - вечной актрисой второго плана, играющей роли без слов, и что? Кто-то интересовался, почему умная от природы, - она ведь никогда не была глупее ни одноклассников, ни однокурсников, скорее, наоборот, - здоровая (и спортом занималась и совсем неплохо!), на лицо не уродина, а оказалась в "углу"? И сама "дурью не маялась", разбирая, что и почему не сложилось в жизни. Так с чего бы ей начинать упражняться в этом теперь, когда все, наоборот, замечательно и интересно?