В усадьбе
Шрифт:
— На бездльномъ дл… Нтъ, братъ, не скажи, чтобы это бездльное дло было, обидчиво отвчалъ мужиченко. — Тоже охотнику-то надо угодить да и угодить… Потрафить надо. А не потрафишь, такъ ничего и не возьмешь. Господина-то тоже, ой-ои, какъ тонко знать требуется! Ты тоже такъ долженъ знать, что у него внутри, какое такое мнніе и что онъ любитъ. Потрафилъ ты его сердцу, полюбитъ онъ тебя, ну, ужъ тогда хорошо. Бездльное дло! Не больно-то оно бездльное.
— Конечно же, бездльное. Нешто это дло за господиномъ по болотамъ шляться, у его собакъ блохъ вычесывать, да пьянствовать съ нимъ? стоялъ на своемъ садовникъ.
Мужиченко вскинулъ голову
— А ты видалъ, какъ я у собакъ блохъ вычесывалъ? спросилъ онъ.
— Да конечно же, вычесываешь. Коли ты при господахъ въ егеряхъ служишь, то въ томъ твоя обязанность. Да и вообще безпутная ваша должность, Баринъ скажетъ: желаю я пріобрсть бабу. И ты обязанъ ему бабу предоставить. А нешто это крестьянское дло?
— А ты видалъ, что я бабъ господамъ сваталъ? Видалъ? кричалъ мужиченко. — Ежели я бабъ предоставляю, то я бабъ предоставляю для облавы, потому облаву безъ бабъ невозможно, а тамъ ужъ не моя вина, коли баба улыбки коварныя строитъ. Намъ за всми бабами не доглядть. Облава — вотъ потому и бабы!
— Знаемъ мы твою облаву! Вотъ на бабъ-то вы облаву и длаете съ господами охотниками.
— Ну, ужъ это ты врешь, брешешь! Укажи, когда и какъ я такъ дйствовалъ?
— Да что тутъ указывать! Всегда. Вы за вино что хошь сдлаете.
— Что мн вино! Вино мн и такъ подносятъ. Я хорошее мсто охотнику укажу, мн и поднесутъ. Вино виномъ, а, окромя того, я Бога помню. Только передъ бариномъ конфузить меня, закончилъ мужиченко. — Ты стриги, знай, дерева-то — вотъ твоя и обязанность.
— Не спорьте, не перебранивайтесь. Довольно, остановилъ ихъ баринъ.
— Да какъ же не спорить-то, ваша милость? Я въ караульные наниматься пришелъ, а онъ меня конфузитъ. За что же хлбъ отбивать у человка!
— Въ караульные все равно ты мн не годишься.
— Это еще отчего, коли я, можетъ статься, прирожденный караульный? Я и на кирпичномъ завод полгода въ сторожахъ выжилъ. Спросите обо мн всхъ — вс вамъ скажутъ, спросите обо мн у Амоса Ермолаевича въ кабак — и онъ меня чудесно знаетъ.
— Какъ тебя не знать въ кабак! Ты первый кабацкій засдатель! глумился надъ мужиченкомъ садовникъ.
— А ты не засдатель? Ты въ кабак мало сидишь? Да и пьешь-то на уворованное. Кто кабатчику-то кулекъ яблоковъ притащилъ?
— Я пью на уворованное? Ахъ, ты, пьяная твоя морда!
Перебранка усиливалась.
— Пошелъ вонъ! Не надо мн тебя!.. крикнулъ баринъ и сталъ гнать мужиченку. — Караульный! День ты будешь съ охотниками шляться да пьянствовать, а ночью отъ воровъ караулить! Да тебя самого пьянаго воры унесутъ. Иди, иди…
Мужиченко почесалъ затылокъ и сталъ уходить.
VI
Утро. Баринъ вышелъ на террасу своей дачи усадьбы, гд уже ждалъ его кипящій самоваръ и чайный приборъ, обставленный всми прелестями обстоятельной домовитости. Тутъ лежалъ на тарелк и кусокъ только что сбитаго сливочнаго масла, стояла кринка молока, помщались нсколько горшечковъ съ вареньемъ разныхъ сортовъ. На канфорк самовара грлся уже чайникъ съ завареннымъ чаемъ, хотя барыни еще и не было на террас, а вертлась только ключница, среднихъ лтъ женщина въ ситцевомъ плать и въ башмакахъ на босую ногу.
— Прикажете вамъ налить стаканчикъ? спросила она барина.
— Нтъ, не надо. Я подожду Любовь Петровну и съ ней буду пить.
— Любовь Петровна еще только вставать начали. Чай-то къ тому времени перекипть можетъ. Разв снять
его съ канфорки и прикрыть полотенчикомъ.— Прикрой. Немного погодя я самъ налью себ стаканъ.
Баринъ стоялъ у спуска террасы, любовался видомъ на цвтникъ, на виднющуюся вдали рку и вдыхалъ въ себя прелестный, утренній, еще не успвшій нагрться воздухъ. Ключница не уходила съ террасы и, стоя сзади барина, переминалась съ ноги на ногу.
— Кучеръ у насъ все ходитъ съ трубкой по хлву, да по конюшн, начала она. — Упаси Боже, коли ежели что. Вдь на сновалахъ-то у насъ, почитай, больше тысячи пудовъ сна сложено.
— Какъ съ трубкой? Я вдь ему даже и на двор запретилъ съ трубкой ходить, обернулся баринъ.
— Вы запретили, а онъ не внимаетъ. А все оттого, что вчера ходилъ на деревню и пьянъ былъ. Приманка-то ужъ тамъ у Амоса Ермолаича очень чувствительная.
— Отчего же ты мн вчера не сказала, когда онъ съ трубкой ходилъ?
— Да у васъ въ это время становой сидлъ. И вдь ругатель какой! Я ему стала говоритъ, а онъ меня такими словами, что просто срамъ. Вы внушите ему.
— Хорошо. Я его проберу. Жаль только, что я его не поймалъ съ трубкой на мст преступленія.
— И Василиса наша тоже… продолжала ключница.
— Что Василиса?
— Да какая же это скотница и птичница! Я вотъ говорю, говорю, чтобы нижніе листья у капусты на огород обрзала и коровамъ въ пойло, а она не внимаетъ и, знай себ, пустой мсивкой поитъ. А все лнь… Ужасти какая баба! Вотъ вдь вы думаете теперь, она индюшатъ обваренной крапивой кормитъ? Ни въ жизнь… Голая каша… А все лнь крапивы нажать. Да и барственность… Сколько у ней индюшатъ-то погибло! И все зря… Цыплята тоже… На крысъ-то да на хорька только слава… Теперича отчего у насъ утки-насдки столько яицъ перепалили? Все оттого же… Нешто можетъ столько болтуновъ быть? Ни въ жизнь… А все оттого, что очень часто на деревню бгаетъ. Магнитъ-то ужъ у Амоса Ермолаева, должно быть, очень чудесенъ. А въ ваши именины подносила я всмъ по стаканчику, такъ она выпила и закашлялась, словно и въ самомъ дл непьющій человкъ.
Баринъ уже начиналъ морщиться. Ему не нравились сплетни, но ключница не унималась.
— И Тихонъ тоже… Нешто это огородникъ? Нешто такіе огородники должны быть? продолжала она. — Вы посмотрите на огурцы-то… Вдь не прополоты… Травой заросли.
— Ну, довольно… Что жъ мн съ нимъ длать! отвчалъ баринъ. — Мало я разв ругаюсь!
— Прогонять надо. Василій Савельевъ, вонъ, сколько времени безъ дла и даже очень просится… «Я бы, говоритъ, Петру Сергичу врой и правдой, какъ свчка передъ Богомъ»… Косаремъ онъ ходилъ, а теперь косьба кончилась, такъ совсмъ онъ безъ дла, А ужъ мужикъ-то какой богобоязненный!
— Ну, тоже… Запьетъ, такъ и ворота запретъ, сказалъ баринъ.
— Ахъ, что вы! Нтъ… Онъ потребляетъ самую препорцію. А что вы его видли въ Аграфенинъ день пьянаго, такъ на Аграфену купальницу у него жена именинница была.
— Онъ на другой день пьянъ былъ.
— Да вдь на другой-то день Иванъ Купала, у него братъ былъ именинникъ.
— Онъ дня четыре пилъ. Я все его видлъ пьянаго.
— А тутъ дожди пошли, а онъ къ снокосу былъ нанявшись, такъ какая же косьба въ дожди — вотъ онъ отъ бездлья и путался. А такъ, чтобы въ рабочіе дни, онъ — ни, Боже мой. Ужъ все я считаю, что онъ въ тыщу разъ лучше Тихона. Вы походите-ка по огороду-то… У Тихона, вонъ, есть и по сейчасъ капуста не окопана. А червякъ-то у насъ отчего напалъ на капусту?