В военном воздухе суровом
Шрифт:
– Где ваша часть?
– Ищем, товарищ лейтенант...
– отвечает небритый.
– А почему без оружия?
– Утопло, когда через Дон плыли... Сапоги и те пришлось бросить на том берегу. Река широкая...
Белобрысый солдатик не сводил с меня глаз, вдруг заговорил обрадованно:
– Товарищ лейтенант, а я вас знаю... Это же вы под Нырково в нашу траншею через нейтральную от немцев приползли?
Теперь уже я раскрыл рот от неожиданной встречи, узнав в солдатике того самого связиста, который вызывал в траншее "Акулу". Обрадовался ему как родному.
Оказалось, батальон Мисарова, долго державший оборону под Лисичанском, понес большие
Я думал о комбате Мисарове, политруке Мураховском, о солдате Бирбайере и, конечно, о голубоглазой медсестре Люде, которая тогда так ловко обработала мои сбитые в кровь колени и локти. Все это время я не переставал думать о ней, тайно мечтал когда-нибудь встретить ее...
Спросил у солдат:
– Медсестру Люду знаете?
– А как же не знать?..
– Жива, здорова?
– На Дону утопла...
– Как?!
– Побежала в воду - хромовых сапожек не сняла, да еще автомат у нее был на шее. Кричали ей: "Брось!" Не бросила. Может, он ее на дно и потянул, а может, и убило...
...У колодца мы жадно глотали из ведра студеную воду. Из крайнего дома вышла женщина. Сложив руки на груди, участливо посмотрела на нас. Потом подошла:
– Посидите на крылечке... Я сейчас коровку сдою, парного молочка попьете. Может, и мой где-то вот так...
– Спасибо, мамаша, - сказал я за всех.
– Мы торопимся.
Солдаты, не евшие несколько суток, просили меня подождать.
Они ведь не знают, как выбраться к Манычскому каналу, а у меня карта...
Сидим во дворе на крылечке. Двора, собственно, нет - изгороди никакой. На отшибе от дома, прямо против колодца, стоит покосившийся, весь в щелях сарайчик, еще дальше, за ним, возвышается островерхая куча кизяков...
Я еще раз посмотрел на карту, уточняя маршрут. До Манычского канала по прямой километров тридцать, за короткую июльскую ночь туда не дойти.
С улицы прибежала девочка, испуганно затараторила:
– Дяденька, дяденька, а там едуть, едуть!..
Я бросился с крыльца, посмотрел за угол дома. В поселок въезжала колонна немецких машин. На переднем бронеавтомобиле поверх люка у пулемета восседал фриц.
Я назад. "Немцы!" - зло шикнул солдатам. Они метнулись за кучу кизяков и скрылись в лопухах, а я влетел в сарайчик. Меня ошеломило громкое кудахтанье всполошившихся кур. Я скорчился у двери и окаменел, прильнув глазами к щели. Какая глупость, что залез сюда, а не побежал с солдатами! Но менять укрытие было уже поздно: головная машина подъехала к колодцу, остановилась. Фрицы набирали в канистры воду, заправляли радиаторы, умывались. Один даже рубашку снял, другой ему поливал на спину. Несколько солдат, повернувшись к моему курятнику, бесцеремонно справляли нужду. "Неужели расположатся здесь на привал?
– подумал я.
– Что тогда? Первым делом займутся курятником. Куры попадут в лапшу, а я? Отступать некуда, разряжу обойму в упор по любителям курятины - вот и все..."
Решил переменить неудобную позу - ноги онемели, осторожно пошевелился куры подняли гомон. Тогда злобным шепотом обратился к глупым птицам: "Курочки, тише, тише..." Мерзавец петух, склонив набок голову, косил на меня немигающим глазом и продолжал подавать предательские сигналы тревоги. Ох, с каким удовольствием я бы ему свернул шею!
Передовой отряд гитлеровцев после непродолжительной остановки двинулся дальше. Когда колонна
скрылась за бугром, я выскочил из своего убежища. Появились, как из-под земли, и мои солдаты.– Вот оно, молоко ваше...
– сказал я им.
– За мной!
Перебежали через дорогу и заторопились по степи на юг.
...Шли степью, без дороги. Выдерживать направление на юг мне помогала Полярная звезда. И вспомнил я тогда своего первого школьного учителя Сергея Григорьевича Черевиченко. Высокий, сутулый старик с желтыми прокуренными усами и седым ежиком на голове, всегда хмурый, расхаживал между рядами парт, время от времени отвешивая подзатыльники нерадивым. Больше всего доставалось Саньке Онищуку. "Осел! Пш-шел в угол!" - часто гремел учитель. Теперь, шагая по степи, я с благодарностью вспомнил Сергея Григорьевича, пожаловавшего как-то и мне подзатыльник за плохо выученный урок. Наверное, с тех пор я накрепко усвоил, как по ковшу Медведицы отыскивать путеводную звезду...
Брели долго. Солдаты просили сделать привал, но я торопил. Разреши им только прилечь - потом не поднимешь. Я - в сапогах, а солдаты шли по стерне босиком, сбивая ноги. Я сегодня обедал в Кагальницкой, а они уже несколько суток без пищи. Я отдыхал, а у них позади несколько бессонных ночей...
Говорю им:
– Отдых дам только на рассвете. Надо подальше от Клейста уйти.
Думал напугать, а они плетутся молча. Клейст для них- пустой звук, они дремлют на ходу, спотыкаются.
Потом я услышал скрип телег, фырканье лошадей, тихий говор. Присели в стороне от проселочной дороги, приглушались: речь русская, видны огоньки папирос. Решил выяснить, куда эти люди направляются. Ведь там уже противник. Вышел навстречу.
Телеги загружены чемоданами, десятка два штатских шли за ними и один военный. Отозвал военного в сторону:
– Что это за команда?
– Призывники.
– Откуда?
– Из Мечетинской.
– Куда направляетесь?
– В Константиновскую на сборный пункт.
Объяснил работнику военкомата, что Константиновская занята противником, через конесовхоз на Орловку прошел передовой отряд. Тот мне сразу не поверил. Ему тоже читали приказ, где слова: "Ни шагу назад!"
На рассвете мы набрели на скирду соломы. Солдаты мои свалились на привалок, и я понял, что теперь их не поднять даже силой оружия. Однако тормошу за плечи, объясняю:
– Видите тот населенный пункт?
– Видим...
– сонно бормочут.
– Запомните, это хутор Калиновский. Немножко отдохнете и идите в том направлении. Потом переправитесь через Манычский канал...
Солдаты мгновенно уснули, не дослушав меня до конца. Иду один. Опять думаю о сержантах Николаеве и Кладько. Первый боевой вылет оказался для них и последним. Они летели со мной до самой цели, не отстав ни на метр. Николаев погиб у меня на глазах. Кладько под обстрелом истребителей не свернул с боевого курса, и если не бомбами, то, может быть, своим самолетом угодил в мост...
Остатки батальона Мисарова до последнего держались под Лисичанском, прикрывали переправу, а потом перебирались вплавь через Дон.
А эти два солдата, спящие под скирдой соломы... Проснутся, пристанут к какой-нибудь части и снова закопаются на новом оборонительном рубеже. Собраться бы только с силами...
Я шагал на юг, спешил добраться до Кагальницкой, в свой полк.
Далеко в стороне низко пролетело к Дону звено ИЛов. Может быть, ребята из нашего полка?
На пыльном проселке догнал подводу. В пустой телеге сидел сгорбившийся солдат. Кляча еле тащилась, но ездовой предложил: