Ваенга эир
Шрифт:
Глава третья. Саджент Смит
Кокпит истребителя Hurricane MkIIB, наверно, самый неудобный учебный класс на Земле. Но другого не было. Кухаренко уселся в пилотское кресло. Его ошалелый взгляд пробежался по множеству приборов с надписями на непонятном языке. Поверх английских букв сиротливо белели три бумажки с переводом их тарабарщины на русский - "высота", "скорость", "тангаж", одна отвалилась от залетевшего порыва ветра.
Сержант Смит, британский лётчик из состава 151-го крыла Королевских военно-воздушных сил, монотонно бубнил:
– Харрикейн набирает пятнадцать тысяч футов за шесть минут и
Мира синхронно переводила.
Сафонов мысленно пересчитал в привычные величины.
– Примерно 500 километров в час... Прожорливый, небось. Сколько у него ёмкость баков?
Он говорил медленно, отрывистыми фразами, чтоб не усложнять Мире работу.
– Девяносто один галлон, - ответил сержант, демонстрируя изумительную память на цифры.
– Запас топлива обеспечивает боевой радиус до шестисот миль. С полной заправкой взлётный вес составляет семь с половиной тысяч фунтов.
Кухаренко перебил, не дослушав перевод до конца.
– Задрало... Придумали тоже - мили, галлоны, фунты... Нет, чтоб как у людей.
Смит не понял смысла, но уловил неприязнь в интонации.
– Что он сказал? Что ему непонятно? Этот русский не знает галлоны и мили?
Алексея трудно было остановить.
– Невозможно это - сколько ихних галлонов он сожрёт, чтоб мессера догнать... И догонит ли вообще?
В голосе сержанта зазвенел металл.
– Мира, вы здесь единственный образованный человек. Объясните ему.
– Алексей, это же очень просто. В одной миле тысяча шестьсот метров. Помечайте прямо на приборе...
Карандаш не оставил на стекле ни следа.
Она потянулась к приборной доске с помадой, попыталась чёркнуть остатком. Снова вмешался Смит.
– Возьмите!
Он протянул цилиндрик помады, Мира с благодарностью взяла. По окончании урока помада осталась у переводчицы, и не нужно было иметь талант ясновидящего, чтоб угадать - какой оттенок примут завтра её губы.
Вечером они возвращались в военный городок впятером - трое советских и два англичанина. На фоне двух лётчиков-североморцев Смит смотрелся карикатурно мелким - едва выше Миры. Было заметно, что два коротышки 151-го крыла, он и флай-саджент Хоу по кличке "Вэг", обычно стараются держаться вместе.
На коротком поводке, выдёргивая лапы из грязи, трусил Монморанси - спаниель Смита.
Кухаренко примолк, о чём-то сосредоточенно раздумывая. В присутствии англичан он почему-то стеснялся заигрывать с Мирой. Сафонов, напротив, дружелюбно беседовал через переводчицу.
– Вы так привязаны к своей собаке, сержант.
Британский лётчик потрепал пса за ухом.
– Да. Он помог найти мою сестру под развалинами Ковентри. Здесь он мне как талисман, в чужой стране. Капитан, мы совсем другими представляли вас.
– А теперь?
– Всё изменилось. Год с капитуляции Франции мы воевали с гуннами в одиночку. Теперь мы не одни!
– Да, сержант, теперь мы вместе, - он вытащил блокнот с записями и с усилием произнёс: - Ви а тугеза.
– Фрицам аллес капут!
– проснулся Кухаренко.
– Ты б лучше английский учил, Алексей. В бою как с ними разговаривать будешь? И где твоя тетрадка?
– почувствовав, что её вопрос повис в воздухе, Мира вытащила из сумки потрёпанную книжку.
– Бери учебник,
Массивное двухэтажное здание, служившее казармой британскому крылу, располагалось рядом с временным пристанищем Миры. Как-то само собой получилось, что московская барышня и оба англичанина свернули туда, а Кухаренко замешкался, открыв подарок Миры.
– Ландан из зэ кэпитэл оф Грэйт Брытн. Айм он дъюты тудэй. Ез ыт ыз. Рязань, твою душу...
Со стороны "Кремля", так иностранцы окрестили свою обитель, донеслись голоса Миры и Смита.
– Миля есть тысяча чэсот двадцать один метрс. О"кей?
– Вот они - правильно учатся, - заключил Сафонов, но Алексею бросилось в глаза совсем другое - за переводческими экзерсисами Смит как бы невзначай взял Миру под локоть.
– Эй, чо он руки распускает? Да я ему без всякого английского растолкую.
Сафонов тоже взял его под локоть, но не как британец, а сильно - не дёрнешься.
– Я тебе быстро толковалку обломаю.
Кухаренко подёргался и притих.
– Ну... Я вежливо.
– По-английски? Скажешь "хуиз он дьюты" и врежешь по рогам? Отставить! Кру-угом! Шагом марш в люльку, военлёт.
Но конфликт назревал.
На следующий день по первому снегу англичане играли в футбол сквадрон на сквадрон. Так, на манер кавалерийского эскадрона, в Королевских ВВС именовались половинки авиационного крыла. Их командир, улыбчивый винд-коммандер Рамсботтом-Ишервуд, снисходительно посматривал на подопечных. Мира объяснила Сафонову, что с такой фамилией, означающей "баранью задницу и какое-то дерево", без юмора прожить невозможно.
Импровизированное футбольное поле окружила редкая цепь солдатиков в потёртых шинелях с винтовками и примкнутыми штыками. Наверно, они должны были защищать драгоценных союзников от внешних напастей, но футбол оказался интереснее службы, и парни с винтовками смотрели внутрь охраняемой зоны, отчего спортивное действо напоминало тюремные состязания в кругу стражников.
Британцы предлагали сыграть с ними, потом звали советских в состав своих команд. Очень удивлялись - никто не откликнулся, включая двух строгих офицеров, что сопровождали Кузнецова и Миру в её первом визите на аэродром.
Не играл и Кухаренко, хмуро поглядывая на поле. Два лётчика-коротышки носились как заведённые, они давали основной результат команде. Мира с детской непосредственностью хлопала в ладоши.
Вечером были танцы. Патефон играл что-то английское из привезённых гостями пластинок. Кружились пары - весьма немногочисленные из-за малого количества женщин, переводчиц, врачей и нескольких офицерских жён. Мужчины преобладали. Только британцев набралось две дюжины, половина их лётного состава.
Монморанси тихо сидел в углу. Ему тоже не досталось подружки.
Мира надела длинное зелёное платье, настоящее вечернее, на зависть местным модницам. Её круглое чуть смуглое лицо порозовело от танца и, наверно, от постоянного пребывания на свежем северном воздухе - в Москве такого не найти.
А ещё она второй танец подряд кружилась со Смитом.
– Вот тебе и ЦК комсомола. А нас дрючили - не допустить морального разложения, - проворчал Кухаренко.
– Уймись!
– осадил друга Сафонов.
– В первый же день сказал - отвянь. Не про тебя баба.