ВАК-ВАК

Рассказчица улыбнулась и ненадолго замолкла — похоже, последняя фраза ей самой пришлась по душе, и она повторила ее еще раз про себя, чтобы запомнить и потом предать бумаге.

— Его светлость Провинциальный Цензор оказался мужчиной молодым, почти юным, с влажными поэтическими губами. Сын влиятельного князя, семь тысяч коку риса годового дохода... Да — именно семь тысяч, все подтвердят.

— Неужели, — усомнился Капитан, — неужели никого не удивляет, что человек на такой должности — и вдруг слеп?

— Разве же это благородно — открыто обсуждать подобного рода изъяны? Кроме того, в тайну этой слепоты посвящены немногие; да и вам я открыла ее лишь потому, что вы вскоре унесете ее вместе с собой...

“Гм, тыкать в лицо смертью — это, видимо, благородно!” — подумал Капитан, а вслух произнес:

— И все же вы не ответили на мой самый первый вопрос — как вы, говорящая женщина, смогли поступить в Тайное Управление, куда отбирают только немичек?

— Так очень просто... Очень просто же... Когда меня настигло известие о гибели моего господина моряка, я поначалу не поверила, а потом, когда вера в это известие уже стала проникать в меня, я дала обет молчания, до тех пор пока не дождусь своего избранника... своего Капитана — я так его называла... Так вот и промолчала эти два- дцать четыре знака, от Собаки и до Собаки, домолчавшись до титула Полуночной советницы (в полночь Цензор утверждает печатью все Отзывы). И о чем, действительно, было говорить, когда нет любимого? Говорила, только когда оставалась совсем одна — к нему все, к Капитану, обращалась.

— Так сегодня вы впервые...

— Сегодня? Нет, не сегодня, полтора года назад — моему новому счастью наступил конец, и мне дали для Отзыва ваше сочинение. Прочтя пять страниц, я вызвала Врача и потеряла сознание. Потом, со свечой и календарем, сверила даты, — некоторые сходились, некоторые нет. Я пыталась вызвать перед глазами образ моего Капитана, но тщетно: вызывались только бесконечные, слипшиеся в какую-то гирлянду, тела и затылки перепробованных мною мужчин; не говоря уже об отчетливом, до головокружительной плотности, образе молодого Господина Цензора... Я снова и снова бралась за труд вспоминания и не могла вспомнить о Капитане ничего, кроме халата с драконом и жемчужной улыбки...

Пленник невольно сжал губы.

— От этих тревог я стала разговаривать во сне... Кто-то подслушал — полетел донос. Мне стали меньше доверять. Спасало покровительство его светлости, но и оно не обещало быть вечным: я чувствовала, что со мной светлость стал холоднее, наши соитья становились все более официальными... Вот и вашу вторую рукопись, которую вы имели неосторожность написать, дали для отзыва не мне, а, наоборот, этой выскочке и негодяйке... Она уж постаралась — пять копий сняли с ее Отзыва, все только о нем и говорили! В итоге кто-то из читателей предложил автора обезглавить — обычно такой читатель всегда находится (кто обезглавить советует, кто охолостить, кто руку окоротить), но тут отзыву дали ход... И я решила отправиться к вам, подкупив сегодняшнюю куртизанку и облачившись в ее платье, — как видите, я претерпела опасность быть разоблаченной! Но уж посмотреть хотела: еще верила, что смогу вспомнить того Капитана и что этот Капитан и есть вы... Очень надеялась вспомнить — и что вы изволите меня узнать.

Ловко сняла мизинцем слезу.

— Вот и вся моя история, а заодно и ваша, — закончила гостья.

— Нет, наверное, не вся, — медленно ответил Капитан. — Что сталось с тем рыбаком, когда он увидел, что в сундучке морской царевны — серый туман?

— С Уращима-сан? Разное рассказывают... Кто говорит, что, вдохнув этого тумана, Уращима-юноша стал дряхлым стариком и вскоре полностью умер... Кто, напротив, утверждает, что он-де встретил свою прежнюю любовь, несостарившуюся и цветущую, — и тогда они поженились и жили вместе долго и предолго...

— А если бы я согласился бежать с вами...

— Поздно! все драгоценное время истрачено на сказки и пререкания... Да и я уже не слишком пылаю спасти вас. Тот вы Капитан — сладостный Капитан моего детства — или не тот — уже не многое изменит. Вы очень бодры в постели, но...

Она снова оголила зубы, глаза наполнились желчью.

— ... но, угождая сегодня вам, я все время воображала себе жемчужное тело Его Светлости Господина Цензора!

Увернувшись от удара, она вскочила и прошептала:

— И все же мне так жаль, что ваши сочинения...

Не стала договаривать.

Капитан тупо смотрел, как она собирает свои вещицы. Только спросил:

— Если бы не случилась гроза и стражник продолжал бы торчать у глазка... вы бы...

Ответа (она как раз снимала со стен цветные ленточки) не последовало.

Когда все было собрано, она уничтожила своим дыханьем огонек и заскрипела в сумраке, складывая светильник в котомку.

— Имя... Открой свое имя, — сказал Капитан, глядя на улыбающийся силуэт.

Она поднялась:

— Ночь.

Капитан понял: это не имя, а намек, что поздно. А может, это прозвище, от звания Полуночной советницы, которым она не упустила почваниться. “Ночь” — как странно.

Пока Капитан занимал себя такими догадками, госпожа Ночь подошла к двери, раздвинула. Как шлюзы подняла — теплые сумерки так и хлынули вовнутрь, шелестя невидимой пеной. Показалось и небо: мутно-розовое, в оставшемся после грозы облачном мусоре.

А перед дверью уже стоял господин Вечер со штандартом и фонариком. По подсвеченному его лицу, как муха по несвежему яблоку, ползала улыбка.

Прежде чем шагнуть к тюремщику, гостья повернулась к Капитану и истово поклонилась. Трижды, не разрушая тишины. Благодарила.

Двое начали спуск, скользя ногами по размокшей травке. Дождь приподнял озеро, и лодка оказалась не у берега, а поодаль, в окружении воды. Капитан видел, как гостья бойко запрыгнула господину Вечеру на спину и он понес ее над волнами. Лодочка отчалила, румяня воду равнодушными бликами тюремного фонарика.

Потом озеро заслонила сутулая щуплая тень с чем-то длинным в руках.

— С завершением, — поздравила тень. — Как небо-то сегодня гневалось, не находите? Воистину жутко было.

Господин Утро зашумел на столике возвращаемыми орудиями письма.

— А еще... вам прислали новую кисть! Угодили вам, не так ли? О, госпожа куртизанка любезно оставила вам кидари — видно, изрядно вы ей угодить изволили!

Капитан посмотрел на тень:

— Что-нибудь еще прислали, кроме кисти?

— Какое сакэ — какой сладострастный запах!

Лодка с фонариком скрылась за камнем.

— Можешь выпить, — разрешил Капитан, ожидая, когда лодка появится снова. После вежливых препирательств уговорились выпить вместе.

— Сухая чашка, — сказал Капитан.

— Сухая чашка, — откликнулся голос Утра.

Глотки. Капитану показалось, что тюремщик рассматривает его шею.

Выпили еще раз. И еще. Фонарик не показывался, словно лодка исчезла за камнем. Гукая и жеманничая, тюремщик убежал в сумерки.

А захмелевший Капитан сидел и слушал, как падали и падали последние перезревшие капли, задержавшиеся в ветвях: