Валёр

– О, Смотрина Алексеевна! Да я же к вам добраться вчера не смог. Вот, сегодня и пришёл, – радостно пошёл навстречу Мефодий и, повернувшись к этим «неясным», по-старчески, воскликнул:

– Вот она и есть! Ценнейшая во всей округе душа и такой, как она, больше нет нигде.

– Подождите Мефодий со своими панагериками, я сама разберусь, что и как.

– Здравствуйте! – уверенно сказал тот, кого узнал Макарий, и шагнул навстречу к Смотрине Алексеевне.

– Давайте войдём в домик и там всё обсудим, кто мы и зачем здесь персонами своими.

– Условия ставить мне нет причин. Говорите, что вас сюда привело, в нашу закрытую обсерваторию. Что вам здесь нужно от нашего закрытого мирка? Здесь всегда полно забот и работ, так что у меня нет много времени вас долго слушать. Я – жду!

– Это, вот, вам! – подал конверт, узнанный Макарием, мужчина.

Конверт был такой же, как тот, что бросили «гости», из милицейского «уазика».

– В конверте лежит новый договор и приказ об использовании этого объекта, и всех строений. Прочтите внимательно и вы с нами согласитесь, без уговоров и тревог! – и, взяв под руку Смотрину Алексеевну, увёл её в открытую дверь «ресторанчика». За ними вошёл, туда же, Мефодий и все остальные чужаки.

Макарий решил подождать, что же произойдёт дальше. Смотрину Алексеевну он в обиду не даст, ни этим приехавшим, да и вовсе, никому! Но, спешить в такой ситуации, смысла нет. Надо повременить, и сосредоточится в самом себе!

Время шло, текли минуты за минутами, а из «ресторанчика» никто не выходил.

Солнце, сквозь облака, освещало тишину и своей переменчивостью обостряло тревогу Макария.

Внезапно, откуда-то, протарахтел мотоцикл и остановился возле «ресторанчика». Молоденькая девушка, одетая в спортивную одежду, прислонила свой «Минск» возле домика и неуверенно огляделась по сторонам.

– А где Смотрина Алексеевна? Вы что, здесь новые? – спросила она, вышедших на звук мотоцикла, одного из этих двух чужаков.

– А зачем Смотрина Алексеевна? Мы чем её хуже? Смотри не на Смотрину, а нас! Вот, какие мы молодцы! Хоть под венец сейчас выводи! Выбирай любого, на свой вкус и привкус! Ты, ведь, не против этого? – и гадливо загоготал.

– Не хами! Я такого не терплю и не прощаю, так что забудь и выбрось себе в своё заблудшее нутро, для твоей же пользы.

– Да я же шутя, не со зла, а о ком спрашиваешь, то она в домике! Заходи, увидишь сама!

И девчонка, не раздумывая, вошла в скрипучую дверь «ресторанчика».

«Кто же эта девушка? Да ещё и на мотоцикле? Крикнуть бы ей: что же ты делаешь! Не ходи туда! Но, может, лучше не высовываться?».

Макарий лихорадочно искал в себе ответ и не находил. Руки, вновь задрожали, но карабин держали цепко и усиленно, как никогда раньше.

Через несколько минут из домика вышло четыре человека. Два из них, направились в левую сторону, а два, в правую. Куда же это они пошли? Что-то подозрительное их разделение на стороны.

«Может взять их штурмом, пока эти ушли, таким неожиданным наскоком? Но, какой из меня штурмовик?».

Он спрятал подальше в кусты ружьё, и, закинув на плечо карабин, решил зайти в тыл ««ресторанчика».

Тихо, стараясь не тревожить хрустом зарослей травы, он стал приближаться к домику.

Но вдруг почувствовал, как что-то мощное обрушилось на его голову. Как потащили его по колючкам и опавшим сухим веткам, прошуршали по лесной приземлённости мхов. И исчезло, куда-то небо, птичьи голоса…, мотоцикл и девчонка в спортивном трико….

… И мысли стали тухнуть непонятностью…, вязли во время…, останавливали часы-ходики…, стучались в окна давно сгоревшего дома…. Гудело крыльцо под тяжёлыми шагами, что по вискам слова: «Ты этого хотел»… и уходящий в бездну басистый, неудержимый хохот….

… – Да, что с ним возиться! Толку от таких не бывает никогда! Уж, я-то с ними навозился! О-го-го, сколько! Не сосчитать даже при желании! Плюнь ты на него и пусть уходит на все четыре стороны. Этот не сдастся, никогда, точно! Да и тех, что в сарае вместе с ним, я бы отпустил! Так надёжнее в будущем: зачем рвать себя на потом? А?

– Помолчи, а лучше отволоки его к тем, остальным. Рано их отпускать, да и стоят ли они этого отпускания? Документов, то нет! Надо держать их на голой диете, до полного соглашения! Вот, так! И не вздумай с ними, «вась-вась»! Неясность будущего всегда тревожит и ведёт к пути на соглашение. Так я думаю, будет и с ними.

– Не уверен, что соглашение будет! Вот, какие они все цепкие отказом, но этого, то я отведу, куда ему от меня деться.

– Да, к этим! Но, прежде, «краскописцу» этому, необходимо преподать урок повиновения. Выдать ему то, что давно заслужил! Но беречь его от беспамятства! Мне он нужен работоспособным и творческим. Так что, сильно не очень усердствуйте: без жёсткого помешательства и разных экзекуций. Мы дикарями быть не должны, но обязаны его перевоспитать!

Два, волосатых и серых человека из этой команды, грубо толкнув Макария в спину, отволокли к стене и начали «перевоспитательную работу».

Били усердно: ругаясь, плюясь и поочерёдно приговаривая:

– Это ещё цветочки. А плоды будут совсем иные и вкуснее, чем тыква в плаксивую осень.

– И будут над тобой ромашки-лепесточки: любишь-не-любишь! Ха, ха, ха!

– А может тебя в угол поставить? До самого нужного созревания, да так, чтобы не забывал о нашей любви человеческой, до самого лютейшего изнеможения? Так, сказать, для твоей же пользы! Чтобы ситуацию принял, как огурец на закуску! – и загоготал, один, из этих, двоих.

– Да рядом с вами, запросто, но, отвратительно! – избитыми губами ответил Макарий и, с тяжёлым смехом, добавил:

– Так сказать, в испытательном казусе, – и Макарий, несмотря на боль, глухо захохотал.

– Вот, что! Воспитывайте столько, сколько он будет требовать! Вы, надеюсь, поняли? Но, руки его беречь! Да и голову эту дурную, поберегите ещё: без неё он нам не нужен, даже, как эта тыква.

– … Ну, что, очнулся, Макарий? Вот, попался и ты к этим негодяям, в их безжалостные руки. Как же так случилось, что мы все оказались вместе в этом дровянике? – тихо, но твёрдо, спросила всех Смотрина Алексеевна и продолжила:

– Но, сдаваться на милость этим негодяям нам нельзя! Негоже, это! Не по-человечески нам трусость и беспомощность! Мы, люди высокой мечты и силы! Так, ведь? Я думаю, что да! А тебя Макарий, приволокли, избитого до бессилия, в изодранной одежде: сам посмотри. Помнишь, как в том лесу? Но там природа тебя испытывала на прочность, а здесь, человеческая мразь, которую и человеком назвать нельзя. Да улыбнись ты, выше облаков, и в небо – силой мысли для достижения наших правд и их восприятий. Ты мноое сумеешь и сможешь, точно: ведь Смотрина не ошибается! – и, улыбнувшись в сарайных потёмках, добавила: