Вальс среди звезд

– Чуть позже. Есть несколько важных вещей, которые надо сделать в первую очередь. Он был готов кричать от радости, но еще слишком рано. Страдание вернулось в ее глаза.

– Что?
– полюбопытствовала она.

– Для начала, это, - сказал он, наклонился и поцеловал ее.

Да, это правда. Даже если бы она не сказала это словами, он почувствовал бы это в ее теле, на губах и во рту. Она – его. Горячая и страстная из-за физиологической потребности, но теплая и нежная благодаря любви. Ее пальцы мягко играли с его волосами, когда ее тело прижималось к нему от плеч до коленок, а затем отодвигалось от талии, чтобы позволить его рукам коснуться груди.

Это правда. Он целовал ее, держал ее, ласкал ее, и пытался сохранить контроль, не позволяя, чтобы этот вечер стал для нее повторением событий восьмилетней давности. Брэндон хотел ее в брачной постели. Его кольцо на ее пальце, его подпись рядом с ее в церковной регистрационной книге, перед тем, как он будет полностью обладать ее телом. Прежде чем он одарит ее первым из их детей.

Барбара больше не волновалась. Она была в его руках, теплых и сильных, и его рот был горяч и требователен, его язык – твердый и ищущий. И она чувствовала его жажду, такую же сильную, как и ее собственная. Она не волновалась. Про себя она сказала чистую правду. Если он спросит, она скажет да. И он спросил. Спрашивал. Скоро, через секунду, он поднимет голову и положит ее на ковер, или для большего удобства, возьмет на руки и принесет наверх на ее кровать. И, в любом случае, она ляжет с ним.

Возможно, после всего она заслужит тот ярлык, ее это не волновало. Больше, нет. Он сказал, что любит ее. Она любит его. Вот и все, что имеет значение.

Он поднял голову, и она медленно открыла глаза. В этот миг она задавалась вопросом, желает ли она отослать его прочь.

– А во-вторых, - сказал он.

– Ты выйдешь за меня, Барбара? Твое одинокое положение и существование Зака – в сторону, и твое мысленное представление моего отца, бьющего нас по головам большой дубиной, и общество, задыхающееся от ужаса. Все это отброшено, моя любовь, потому что на самом деле, они ничего не значат. Ни йоты, ни одной. Ты выйдешь за меня?

– Кэл, - произнесла она.

– Кэл, это сказка. А сказки нереальны.

– А эта может быть,- ответил он.

– Всего одно маленькое слово, Барбара.

– Да. Скажи его. Если нет, знай, я построю хижину из дерева у твоей калитки. Ты читала Шекспира?

– Разобьешь лагерь, пока я не скажу да?
– спросила она.

– Да. Я знаю пьесу.

– Ты сказала да, - воскликнул он, усмехаясь и сжимая ее руки.

– Нет!
– воскликнула она.

– Ты сказала - да. Я знаю пьесу.

– Кэл.

Он потерся о ее нос своим.

– Счастье вернулось в мою жизнь, - произнес он.

– Не прогоняй его, моя любовь. Пока я не смогу вернуть его в твою жизнь.

– О,- воскликнула она, и она спрятала свое лицо у него на груди.

– А что еще имеет значение?
– спросил он.

– Только счастье, Барбара. Все, что имеет значение.

– И однажды ты не пожалеешь, что женился на падшей женщине?
– поинтересовалась она. Ее голос был приглушен из-за его пальто.

– Как я могу жалеть, поворачивая лицо к солнечному свету?
– спросил он.

– И ты не пожалеешь, что взял Закари?

– Щенок, несомненно, перестанет делать лужи, ко времени нашей свадьбы и Зак может отпускать его на мои ковры, - ответил он.

– Только эта деталь могла меня немного побеспокоить.

Она смеялась ему в грудь.

– Это уже лучше, - произнес он.

Она подняла взгляд на него. Внезапно он был ослеплен счастьем, лившимся из ее глаз.

– Хорошо?- поинтересовался он.

– Да, - согласилась она.

– Да?

– Да.

Они улыбались, смотря друг другу в глаза несколько секунд, прежде чем он сжал ее в объятиях, поднял и несколько раз покружил.

– Тогда решено, - объявил он, опуская ее обратно на пол.

– Сразу же, как только будут оглашены наши имена. Я хочу, чтобы это было как можно скорее. И третье...

Она с надеждой смотрела на него, и он вытащил из своего жилета алмазную булавку, головка которой была усеяна множеством крошечных бриллиантов в форме сердца. Он приобрел ее в Лондоне, собираясь подарить ее леди Еве, если его план ухаживать за ней привел бы его к помолвке. Виконт взял руку Барбары и вложил в нее булавку.

– Сохранится лучше, чем конфета, - сказал он.

– С Днем Валентина, моя любовь.

Она повернула лицо к нему, светясь любовью и счастьем, и поцеловала его.

– А теперь я могу вернуться на бал.

– Да. Ее улыбка потускнела.

– Да, ты должен. А то пропустишь.

– С тобой, - добавил он.

Она непонимающе смотрела на него.

– Ты не хочешь переодеться?
– спросил он.

– Для меня ты выглядишь так, что хочется съесть, но я знаю, что леди очень принципиальны в таких вещах. Я даю тебе полчаса, чтобы подготовится, как тебе подобает.

– Идти на бал?
– воскликнула она.

– Я не могу. Ты знаешь, я не могу. Но… не имеет значения.

Она очень решительно посмотрела на него.

– Я лягу спать и буду мечтать о тебе и буду надеяться, что все, что произошло тоже не мечта.

– Двадцать девять минут,- бросил он.

– Кэл...

– Твой отец ждет тебя, - заметил он.

– И вероятно, твоя мама тоже.

Ее улыбка сразу погасла.

– Я спросил у твоего отца про тебя, прежде чем прийти, - доложил он.

– Все было улажено. Все, что оставалось – Ваше согласие. Ваш отец сделает объявление в конце бала – если мы будем вовремя. У Вас двадцать восемь минут.

– Он не мог, - сказала она.

– Папа ненавидит меня. Он не имел со мной почти ничего общего, кроме того, что оплачивал счета.

– Приданное, которое он предложил за Вас, было во много раз больше, чем я ожидал, - сказал он.

– Мне не нужно приданное. Мне повезло с собственным состоянием, чтобы заботиться о Вас. Но он настаивал. Его дочь не выйдет замуж без приличного приданного, сказал он мне. И оно было не больше, чем завещанное после его смерти.

Ее глаза расширились.

– И мне недвусмысленно сказали, единственное, что я могу дать Закари – это отцовская любовь, - произнес он.

– Сумма, столь большая, как и ваше приданное, выделена ему на обучение и жизнь. Сумма, которая положена ему после смерти Вашего отца, даже если бы я никогда не показал носа в этом графстве.

– Уильям?
– шепнула она.

– Я верю, отцы доставляют своим дочерям больше проблем, чем кто-либо еще, - изрек он.

– Ваш брат, я полагаю, был глазами и руками вашего отца последние восемь лет. Хотя, я уверен, что он любит вас и мальчика и сам по себе.