Валюта для надежды

– Пока. А я вернусь, забыл одну вещь сказать Капитонову.

"Даже не изволил посоветоваться, сволочь", - думал Саранцев, поднимаясь по лестнице.

Капитонов был один.

– Не договорили? Ну проходи, проходи.

– Виктор Павлович, может быть, хватит меня держать за мальчика?

– Ты о чем?
– Капитонов продемонстрировал искреннее удивление.

– Все о том же. Я, наверно, перестарался со скромностью. Забыл старый принцип: скромность сотрудников портит начальников. А вы и рады. Так не годится. В оргкомитет я не включен, от фонда фактически изолирован, что там творится, не знаю. Воткнули каких-то новых акционеров... Я требую равноправия.

– Подожди, подожди ты. Тебе тридцать пять лет... Все ещё впереди, а для нас это последний шанс. Как последняя любовь. Да, да, последняя. Мы старики, Дима, и я завидую тебе. Потерпи. У тебя все впереди. Наберись опыта... И не забудь, что я в любой момент могу провести постановление правительства о реорганизации и переподчинении твоего центра... Да и прокуратуре, наверно, там есть чем заняться... И линии связи, которые ты арендуешь практически бесплатно, недолго поставить под контроль... Так что ассоциация тебе жизненно необходима. А ты нужен нам. Здоровый, нормальный баланс. У меня - власть, у Камовского - деньги, у тебя - информация и сила. Да если тебе дать все бразды в руки, ты же нас по миру пустишь. И давай кончим на этом. На пост сопредседателя партии, пожалуй, ты потянешь... Я посоветуюсь кое с кем.

– Мне неприятен этот разговор, Виктор Павлович, но, видимо, он был неизбежен...

– Ладно. Забудем. И - мир. Некогда сейчас воевать между собой. Не та обстановка.

Саранцев попрощался.

"Постановление правительства, говоришь, прокуратура, связь, говоришь... Ну подождите, мужики, вы у меня запоете..." Он почувствовал прилив энергии и жаждал деятельности. Машина стояла за углом, он рванул дверцу, разбудив дремавшего Бориса.

– Подъем! Как ты можешь спать в такой духоте?

– Привычка, Дима.

– Быстро в центр.

Саранцев взлетел по лестнице в свой кабинет и вызвал Зуева. Давно уже он не испытывал такого желания драться. Зуев появился, как всегда, в белом халате, с кипой распечаток в руке.

– Все, Валера, снимай халат и бросай бумаги. Хватит, надоел мне этот маразм. Представляешь, в новой партии, ради которой мы с тобой стараемся, мы так и останемся клерками. Там снова Капитонов со своими... Черт бы их побрал, всю эту чиновничью гвардию. Ничего не изменилось. Нас снова не подпускают. Как я ненавижу этих вельмож! Просто тошнит.

– А ты думал, будет по-другому? Да они же тебя боятся. И не подпустят к рулю. Зачем им неизвестная, неуправляемая молодежь? Родственник - ещё куда ни шло. Вот если бы ты подцепил дочь...

– У тебя только одно на уме.

– Дима, по моим досье проходят такие родственные связки, обалдеешь.

– Оставим это. Что-нибудь существенное есть по этому указу? Пока я был у Капитонова...

– Подорожный звонил, скоро подъедет. У него есть кое-какая информация. По предвыборной кампании.

– Пусть дерутся. Пусть грызут и позорят друг друга. Пусть поливают грязью. Для нас это лучшее, что можно придумать. И вот когда обе стороны опротивеют людям до предела, тогда придет наш черед.

– Но, Дима, можно так вдряпаться, что и костей не соберешь. Мы не так уж плохо устроены.

– Нам надо остаться в стороне от общей драки, но покончить с шайкой Капитонова, со всей этой ассоциацией, которая сидит у нас на шее, с этим фондом... Партию создадим и без них. Предупреди наших ребят, всех до одного - не ввязываться. Ни на чьей стороне. Узнаю - уволю, рассчитаю в тот же день.

– А средства, Дима? Где взять средства?

– Есть одна идея, Валера. Камовский получил огромную прибыль на валютном скачке. Делиться, как всегда, не думает. Там наших средств, по крайней мере, половина. Как только Подорожный откроет в газетах огонь, к Капитонову и Камовскому явится прокуратура. Наша задача - как можно скорее изъять деньги у Камовского. Иначе их накроют.

– Да, Дима, только как изъять?

– А вот это пока секрет.

Дверь открылась, и в щель просунулась вытянутая чернявая физиономия Подорожного.

– Давай, заходи.
– Саранцев поднялся, вышел из-за стола, преувеличенно радушно и церемонно поздоровался и усадил за стол рядом с Зуевым.

– Толя, продолжим тот сюжет. С Керцем. Представь себе. Большой начальник, генерал Бурмистров, продает технику ВВС коммерческим структурам...

– Это не сюжет. Все это уже было. Даже надоело. Никто и внимания не обратит.

– Не согласен. Если круто изложить, то прекрасно дополнит все эти истории с коррупцией и все эти сенсационные расследования. Так вот. Генерал продает технику, во-первых, на юг, в зону войны. Во-вторых, сделку прикрывает своими связями бывший аппаратчик Капитонов. Вхож куда угодно. Счет в заграничном банке...

– В каком именно?
– Подорожный делал пометки в блокноте.

– Какая разница? Все равно никто не докопается. Сделка нужна якобы для фонда конверсии, но там есть негласное соглашение об откате в виде наличной валюты, это в-третьих. Она нужна генералу для одной своей пассии...

– Дима, это рикошет по Уланову, ты же знаешь...
– вмешался Зуев.

– Ничего. Переживет. Я предлагал ему сотрудничество, не захотел.

– А при чем здесь Уланов?
– удивился Подорожный.
– Он же у вас работает, я с ним встречался здесь как-то.

– Долго рассказывать. Да и не имеет значения...

– Так о чем строчить? Излагай сюжет.

– Из Сочи появляется представитель покупателя, сдает Камовскому наличные, огромную сумму, а через несколько часов его находят мертвым в гостинице. А дальше - побольше намеков, версий пострашнее, чтобы пошло расследование, а факты прокуратура потом накопает. Гонорар будет соответствующий.

– Что такое теперь гонорар...

– Мы учреждаем новую партию. Должность пресс-секретаря тебе бы подошла?

– В принципе я согласен.

– Нужна целая серия статей, сразу в нескольких газетах. Сколько тебе нужно времени?

– Трудно сказать.

– За три дня ты должен управиться. Материал горячий.

– Попробую.
– Подорожный попрощался и вышел, так же тихо и осторожно, как появился.

– Ну и ну, - проговорил Зуев.

– Мораль здесь ни при чем. Нужно освобождаться от балласта. Заниматься предвыборной борьбой, имея такой обоз, ну, ты меня извини, Валера. Просто глупо. Потеряем лет пять.