Вампир Арман

Через открытую дверь в зал проник спокойный согревающий свет. Наступило утро.

Обведя эту сцену последним взглядом, навсегда запечатлевшим в моей памяти каждую ее деталь, я вышел и пошел домой.

К моему приходу мальчики уже проснулись и занимались делами. Пришел старый плотник, чтобы починить дверь, которую я разбил топором.Я передал служанке распухший мешок со звенящими кубками, и она, сонная, только что с улицы, приняла его, не сказав ни слова.

Внутри меня все сжалось, меня затошнило, и появилось внезапное чувство, что меня сейчас разорвет. Мне показалось, что у меня слишком маленькое тело, что оно – слишком несовершенное вместилище для всего, что я знаю и чувствую. У меня звенело в голове. Мне хотелось лечь, но перед этим нужно было увидеть Рикардо. Нужно было увидеться с ним и со старшими мальчиками. Обязательно.

Я побрел по дому, пока не дошел до них – они собрались на лекцию молодого адвоката, который приезжал из Падуи всего один-два раза в месяц, чтобы начать наше юридическое образование. Рикардо заметил меня в дверях и сделал мне жест помолчать. Говорил учитель.

Мне нечего было сказать. Я только прислонился к двери и посмотрел на моих друзей. Я любил их. Да, я точно их любил. Я бы за них умер! Я это понял и с огромным облегчением расплакался. Рикардо увидел, что я отвернулся, выскользнул и подошел ко мне.

– Что случилось, Амадео? – спросил он.

Внутренние мучения довели меня до полубредового состояния. Я опять увидел умерщвленную компанию за обеденным столом. Я повернулся к Рикардо и заключил его в объятья, успокаиваясь от его тепла и человеческой мягкости по сравнению с господином, а затем сказал, что готов умереть за него, умереть за каждого из них, и за господина тоже.

– Но почему, в чем дело, зачем сейчас эти клятвы? – спросил он. Я не мог рассказать ему о бойне. Я не мог рассказать ему о своей холодной стороне, которая смотрела, как умирают люди.

Я скрылся в спальне господина, лег на кровать и постарался заснуть.

Поздно вечером, когда я проснулся и обнаружил, что дверь закрыта, я выбрался из постели и подошел с письменному столу господина. К моему изумлению, я увидел, что там лежит его книга, книга, которую он всегда прятал, если приходилось выпускать ее из вида.

Конечно, я не посмел бы перевернуть ни единой страницы, но она была открыта, и передо мной лежала страница, покрытая латинскими письменами, и хотя эта латынь показалась мне странной и сложной для понимания, заключительные слова я разобрал без ошибки:

Как за такой красотой может скрываться такое израненное и непреклонное сердце, и почему я не могу его не любить, почему я в своей усталости не могу не опираться на его непреодолимую и одновременно неукротимую силу? Разве это не иссохший, мрачный дух мертвеца в детском обличье?

Я почувствовал странное покалывание, распространившееся по голове и по руками. Так вот я какой? Израненное и непреклонное сердце! иссохший, мрачный дух мертвеца в детском обличье? Нет, я не мог этого отрицать; не мог сказать, что это неправда. Но какими же обидными, какими категорично жестокими показались мне эти слова. Нет, не жестокими, просто безжалостными и точным, и какое право я имел ожидать чего-то другого? Я заплакал.

Я по обыкновению лег на нашу кровать и взбил мягчайшие подушки, чтобы устроить гнездо для согнутой левой руки и головы.

Четыре ночи. И как я их выдержу? Что он от меня хотел? Чтобы я отправился навестить всем, что знал и любил смертным мальчиком, и попрощался. Вот такими были бы его указания. Так я и сделаю.

Но судьбой мне было отпущено всего несколько часов. Меня разбудил Рикардо, тыча мне в лицо запечатанной запиской.

– Кто это прислал? – сонно спросил я. Я сел, просунул под сложенную бумагу большой палец и сломал восковую печать.

– Прочитай, и сам мне скажешь. Ее доставили четверо, компания из четырех человек. Должно быть, что-то чертовски важное.

– Да, – сказал я, разворачивая ее, – учитывая, какой у тебя перепуганный вид. – Он стоял надо мной, скрестив руки. Я прочел следующее:

Дорогой мой ангел,

Не выходи из дома. Ни под каким предлогом не выходи на улицу и не впускай никого, кто захочет войти. Твой злобный английский лорд, граф Гарлек, путем самого нещепетильного вынюхивания установил твою личность и теперь клянется в своем безумии увезти тебя к себе в Англию, или же сложить твои останки у дверей твоего господина. Признайся своему господину во всем. Только его сила сможет тебя спасти. И непременно пришли мне в ответ записку, иначе я сама потеряю голову из-за тебя и из-за жутких историй, о которых все утро кричат на каждом канале и площади, кто только их не слышал. Твоя верная Бьянка.

– Черт возьми, – сказал я, складывая письмо. – Мариуса не будет четыре ночи, а теперь еще и это. Мне что, все эти четыре ночи, самые важные, прятаться под этой крышей?

– Хорошо бы, – сказал Рикардо.

– Значит, ты уже все знаешь.

– Бьянка рассказала. Англичанин проследил за тобой до Бьянки, и, услышав, что ты все время пробыл у нее, разнес бы ее комнаты в клочья, если бы гости всей толпой его не остановили.

– Ну почему же они его не убили, ради Бога? – с отвращением спросил я.

Он выглядел ужасно обеспокоенным и полным сочувствия.

– Думаю, они рассчитывают в этом на нашего господина, – сказал он, – раз уж этот человек гоняется за тобой. С чего ты так уверен, что господин собрался уехать на четыре ночи. Но приходит и уходит, никого не предупреждая.

– Хммм, не спорь со мной, – терпеливо ответил я. – Рикардо, он вернется домой только через четыре ночи, а я не останусь сидеть взаперти в этом доме, тем более когда лорд Гарлек меня порочит.

– Лучше останься! – ответил Рикардо. – Амадео, этот человек прославился своим мечом. Он занимается с мастером фехтования. Он – гроза всех таверн. Ты же знал это, когда с ним связался, Амадео. Подумай, что ты делаешь. О нем говорят только плохое и ничего хорошего.

– Тогда пойдем со мной. Тебе придется только отвлечь его, и я его убью.

– Нет, ты неплохо обращаешься с мечом, это правда, но ты не убьешь человека, который тренируется с клинком с тех пор, когда тебя и на свете-то не было.

Я откинулся на подушки. Что мне делать? Я сгорал от желания выйти в свет, от желания взглянуть на все с великим ощущением драматичности и важности моих последних дней в человеческом мире, а теперь такое! И человек, годный только на несколько ночей буйных хулиганских удовольствий, несомненно, всем и каждому сообщает о своем недовольстве.

Как ни горько было это сознавать, похоже, придется остаться дома. Ничего не поделаешь. Мне очень хотелось убить этого человека, убить его своим собственным мечом и кинжалом, мне даже казалось, что у меня есть все шансы, но что значит это пустячное приключение в сравнении с тем, что ожидает ему по возвращении господина.

Дело в том, что я уже покинул мир обыденных вещей, мир сведения заурядных счетов, и теперь меня нельзя было вовлечь в дурацкую авантюру, которая могла бы лишить меня права на ожидающую меня странную судьбу.